9 апреля 1917 года, на следующий день после праздника Пасхи, началась битва при Аррасе, продолжавшаяся более месяца. Тридцатидевятилетний лейтенант артиллерии Эдвард Томас, находясь на своем наблюдательном посту, спокойно курил трубку. Всегда считая стихи высшей формой литературы, сам он их начал писать лишь два с половиной года назад, будучи к тому времени известным критиком и эссеистом. Большую роль в этом сыграло знакомство с великим американским поэтом Робертом Фростом, гостившим в 1914 году с семьей в Глостершире. Они много гуляли вместе, и впоследствии Фрост скажет об этом времени: “У меня никогда не было и не будет такого года дружбы”. Тогда будущий классик находился лишь на пороге славы, и Томас, работавший литературным обозревателем, немало сделал, чтобы открыть его британскому читателю. Помимо поэтической, Фрост невольно определил и человеческую судьбу своего лучшего друга. Как считают многие биографы, несмотря на то, что сам Фрост звал его в Новую Англию, Томас принял решение идти на войну под впечатлением от его знаменитого стихотворения “Другая дорога”:

В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.

Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженей, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.

И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.

Еще я вспомню когда-нибудь
Далекое это утро лесное:
Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть -
И это решило все остальное.

Подобный образ леса, таинственного, дающего нам не то возможность выбора, не то лишь его иллюзию, проходит через все творчество Эдварда Томаса, начиная с его самой первой, еще студенческой, книги эссе, которая так и называлась – “Жизнь среди лесов”. Певец британский провинции, ее цветов и птиц, он выбрал в лесу другую дорогу. Ту, в конце которой теряешь себя среди сновидческой чащи, ведь если и удается принести оттуда в мир нечто новое, плата за это может оказаться непомерной. И он это понимал лучше, чем кто-либо другой. Дорога, которая привела его в поэзию и на войну, оборвалась странно и неожиданно. Шальной снаряд, один из последних в тот день, просвистел мимо, совсем рядом. Воздушная волна от него убила Эдварда Томаса, не оставив ни единого внешнего повреждения. Сборники стихов под его собственным именем были опубликованы лишь посмертно, и слава их озарила не самого поэта, а то, что он больше всего любил – как, например, неприметный полустанок Эдлстроп, на котором уже давно не останавливаются поезда. От всей станции осталась одна скамейка с табличкой, на которой выгравировано знаменитое стихотворение. Сюда до сих пор приезжают поклонники поэзии Томаса со всей Англии – посидеть, помолчать, послушать, и – кто знает? – может, для кого-нибудь из них знакомая с детства страна тоже вдруг распахивается по-новому, как сотню лет назад для погибшего поэта. А Фрост, сыгравший в жизни Томаса двойную роль, впоследствии посвятил ему знаменитое стихотворение “Э.Т-у.”:

Глаза смежив, я уронил на грудь
Твоих стихов раскрытый белый том:
Как голубь на кладбищенской плите,
Он трепетал распластанным крылом.

Я отыскать тебя хотел во сне,
Хотел договорить с тобою, брат;
Ты был из тех, кто, не боясь судьбы,
Жил как поэт и умер как солдат.

Мы думали, что тайн меж нами нет
И друг у друга нам не быть в долгу;
А получилось так, что я с тобой
Победой поделиться не могу.

Когда ты под Аррасом пал в бою
При вспышках орудийного огня,
Война окончилась лишь для тебя
В тот час; а ныне - только для меня.

А для тебя тот бой еще гремит;
И что мне жалкий фимиам побед,
Когда сказать тебе, что враг разбит, -
И этого мне утешенья нет?

стихи Роберта Фроста даны в переводах Г. Кружкова