| |||
|
|
30 июня — 101 год со дня рождения ЧЕСЛАВА МИЛОША Рецензия ЛЬВА ОБОРИНА на мою книгу «МОЙ МИЛОШ»: http://www.novpol.ru/index.php?id=1698 Чеслав Милош. ГОСПОЖА СКРИЖАЛИНА [из воспоминаний]. Это уже мой новый перевод (мой Милош на книге «Мой Милош» не остановился): http://www.novpol.ru/index.php?id=1681 А это из книги — перевод одного стихотворения: ДЕВЯНОСТОЛЕТНИЙ ПОЭТ ПОДПИСЫВАЕТ СВОИ КНИГИ Ну так я вас пережил, мои враги! Имена ваши мхом теперь порастают. А как яростно вы лаяли в пылу травли Предателя и выродка. Моралите говорит, Что в конце всегда побеждает справедливость. Ну, не всегда. Чуть послабже сердце, Чуть поменьше выдержки, и трубы играют Над бедным зайчишкой, а то и медведем. Триумф не дает мне оснований гордиться. Всего лишь одно из чудесных происшествий, Вроде тех, что когда-то спасли меня От Освенцима, как и (есть такие догадки) От доли зэка где-нибудь на Воркуте. Никакой своей заслуги я в этом не вижу. Провидение бережет дураков и поэтов, Как кто-то сказал. Компенсация вроде, За то, что мы едва лишь игрушка Таинственных сил, никому неизвестных, И вменяемостью обладаем неполной. Я верно служил польскому языку, Для меня единственному из всех языков, Он взывает, велит себя освящать, А то питекантропы на нем говорят, Которые мне отвратны, не скрою, Но не меньше благих и чистых существ, Чьи молитвы должны бы мир переменить. Значит, польская речь — это долг, А бывает — и страсть. Я ее не отдал бы За шедевры наимудрейших стран. Вы бывали правы, мои враги, Указуя дрянные грёзы эгоиста: Он нос задирал, он всех критиковал, Нет чтоб с нами жить, он шел прямо к цели, К этой своей славе, отгородившись гордыней. Да, действительно, я свое написал. Это значит всего лишь, что я сознаю, Как опасно это дело для души. Изучите хотя бы горстку биографий. Мой ровесник Анджеевский Ежи Или мой земляк от невежских брегов, Пан Витольд Гомбрыс, ангелами не были. И даже, думая о них, о том, какими были, Об их одержимостях и жалких приемах Монструозного эго, о несчастьи, Я испытываю жалость и — опасенье: Может, и я таков же, как они, Может, дубом притворялся, а был гнилушкой. Что за ничтожество. Но оно прощено. Ибо они пытались прыгнуть выше себя, Тщетно меряясь с пророками ростом. Теперь, в старости, стою перед свидетелями, Которые живым уже невидимы, Разговариваю с ними, окликаю по именам, А моя рука в это время подписывает книги. |
|||||||||||||