Начало для понимания ситуации – см.в записях  на этой странице блога.

Привожу здесь небольшой отрывок из обширного архивно-следственного материала по истории преследования в 1930-е гг. братьев И.И. и С.И. Вениаминовых (прямых потомков знаменитого миссионера, митрополита Московского Иннокентия) сталинской инквизиторской машиной. Итак, арестованный синоптик, зам. Астраханского отделения Гидрометеослужбы СССР Сергей Иванович Вениаминов (1884-1938), арестованный в начале апреля 1938 г. 10 дней (с 6-го по 15-е) отрицал свою вину, но уже с 16-го начал писать – очевидно, под разнообразным и сильным давлением следствия, - собственноручные обширные «признательные показания» чернилами на огромных листах тюремной бумаги, путаясь и повторяясь. Писал Сергей Вениаминов свои вымученные (в прямом смысле) «признания» в несколько приемов. А состояние,  в котором он находился в эти дни, отражалась и в почерке, и в стилистике его писаний. Как бы не удовлетворяясь предыдущей порцией показаний, несчастный узник через пару дней формулировал их вновь – в других редакциях, в чем-то допуская повторы, в чем-то исправляя и развивая далее безумные самооговоры и оговоры своих коллег, - ученых и гидрологов, астраханских интеллигентов, ценных специалистов в народном хозяйстве, ссыльных, «бывших людей», в числе которых были и жертвы «дела» мурманских гидрологов 1933 года. И вот какой любопытный момент можно заметить в истории текста этой кошмарной рукописи, -  признавая свое «вхождение» в «контрреволюционную организацию», «участие» в шпионаже, диверсиях и вредительстве, Сергей Иванович отрицал участие в терроре, хотя и называл его в числе задач «организации». Террор, правда, получался какой-то странный: «заговорщики» готовили покушение на членов правительства не персонально, а «на случай приезда кого-либо из них в Астрахань (!)». Идентичные формулировки встречаются и в других региональных групповых делах эпохи «Большого террора». Получалась в целом такая картина: куда бы советские вожди в то время ни вздумали поехать, везде, в любом областном центре, в любом провинциальном городе, их ждали злодейские заговорщики и боевые группы с ядами, газами, бомбами, ножами и револьверами. (Правда, в числе террористических целей мифического «главы» организации А.В. Соколова С.И. Вениаминов назвал фамилию, только одну - наркома пищевой промышленности Анастаса Микояна. Микоян курировал в том числе и рыбную промышленность, и было бы странным, если бы «враги народа» и  из этой отрасли не хотели его убить).

Такое положение неудивительно, так как вписывается  в общую тенденцию «вскрываемых» «заговорщических» центров во всех областях и весях СССР в 1937-1938 гг. Везде в составе «букета» обвинений, бросаемых их «участникам», обязательно должны были присутствовать не только  повстанчество, вредительство и диверсии, но также шпионаж и террор. Предполагалось, что такие «нелюди» и «изверги», как антисоветские «заговорщики», не могли не продавать родину иностранным разведкам, а также не могли не испытывать жажду убийства по отношению к любимым руководителям – от Сталина до вождей поменьше. Тем не менее, признавая террор одной из главных целей организации, Вениаминов несколько раз (в разных местах рукописи) повторил: «в терроре не участвую».

Очевидно, такая формулировка следствие не удовлетворила, и 21 апреля 1938 г. Сергей Иванович пишет новую часть своего сочинения под названием «дополнительные показания». У меня нет сомнений, что в период с 19-го числа (когда писалась предшествующая  часть показаний) С.И. Вениаминов снова подвергся пыткам, - резко испортившимся почерком он вносит в общую картину самооговора и свое ПРИЗНАНИЕ В ТЕРРОРЕ. Но не за вождями страны, как выяснилось, охотился злодейский синоптик; его мишенями были простые советские люди, занятые рыбной ловлей.

А теперь документ – небольшая часть общей рукописи «признательных показаний» Сергея Вениаминова:

«Дополнительные показания. 21/IV - 38 г.

Моя террористическая деятельность была направлена главным образом по линии людских жертв, т.е. замерзка в море ловцов. Средствами к этому являлись также вредительские прогнозы погоды. Так, (я) не давал в своих вредительских прогнозах (сведений) об ожидании штурмовых ветров. Я этим способствовал выходу в море большого числа ловцов, которые затем попадали в штормовую погоду и гибли.

В качестве конкретного примера к этому укажу на гибель многих ловцов в Северном Каспие в период с 13 по 26 ноября 1937 г., когда, определенный по картам, штормовой ветер мною был скрыт и дан (прогноз) от сильного до умеренного ветра, но не штурмового. Посланные в море ловцы еще в тихую погоду и, углубившись в море, далеко от своих баз, при разразившемся штормовом ветре гибли.

Вместе с этим террористическим актом реально связана и диверсия, так как гибли не только люди, но гибли и ловецкие суда, а многие из них потерпели сильные аварии. Подобный случай был весною 1937 года, когда мною также был скрыт ожидавшийся штормовой ветер, также захвативший ловецкие суда в море вместе с людьми.

Таким образом, в своей преступной деятельности вредительскими прогнозами я достигал трех целей.

Во-первых, вредительство, которое выражалось в срывах плана вылова рыбы, нефтеперевозок и уноса в море большого количества дорогостоящего ловецкого снаряжения.

Во-вторых, диверсия, которая выражалась в авариях и гибели судов, затирании нефтяных барж льдами.

И, в третьих, - террор, выражавшийся в массовой гибели людей, связанных с работой в море.

Во всем этом я признаю свою вину, и заявляю, что сам был связан с выполнением задач, исходивших от центра контрреволюционной организации, в который входили Соколов и Бердичевский. Первый  по линии ВНИРО (Всесоюзный научный институт рыболовства и океанографии; среди его Астраханского филиала и действовала мифическая «организация» «врагов народа» в Астрахани, – И.К.), а второй по линии Научно-промысловой разведки и Волго-Каспийскому Тресту.      

С. Вениаминов.».

Архив УФСБ РФ по Астраханской области. Дело. 2928-с. Л. 22, 22 об.

Однако,  в «обвинительном заключении» по «делу» С.И Вениаминова обвинения в терроре не было (ограничились заговором, диверсией, вредительством и «шпионажем в пользу фашисткой Германии», что для обоснования расстрела хватало с лихвой), а в «приговоре» Военной Коллегии значится только то, что он «был в курсе» террористической деятельности «организации» против советских вождей, и ничего - о зловещей умышленной массовой «заморозке» пловцов. Получилось, что в рассмотренном выше случае и промучили зря.