В издательстве «Новое литературное обозрение» готовятся к печати (под редакцией Полины Барсковой и Татьяны Поздняковой) дневники переводчицы Софьи Островской (1902—1983). Обширная рукопись охватывает большую часть двадцатого века — от десятых годов, Большого террора и блокады Ленинграда до хрущевской оттепели. COLTA.RU с любезного разрешения публикаторов приводит страницы повествования Островской, посвященные Анне Ахматовой. ГЛЕБ МОРЕВ обсудил этот текст, известный ранее лишь фрагментарно, с филологом МИХАИЛОМ МЕЙЛАХОМ.

— Вы знали Софью Казимировну Островскую с конца 1960-х годов до ее смерти в 1983-м. Теперь, с выходом из печати ее многолетнего дневника, Островская становится известна сравнительно широкому читателю как яркий мемуарист. Однако в последнее время она удостоилась и двусмысленной славы: в 1994 году генерал КГБ Калугин выступил с сенсационным докладом, в котором обнародовал фрагменты оперативного досье на Ахматову из архивов Большого дома. Кроме Калугина доступа к этим материалам ни у кого не было и нет, неизвестно даже, сохранились ли они с 1980-х годов, когда с ними знакомился Калугин. В докладе Калугина приводились цитаты из донесений сексотов, текст этих фрагментов совпал с текстом дневниковых записей Островской, знакомых специалистам в рукописи. В этой связи у меня два вопроса.

Первый такой: существуют ли какие-либо свидетельства о сотрудничестве Островской с госбезопасностью помимо выписок Калугина и позднейшего рассказа критика Тамары Хмельницкой о предупреждении ей со стороны самой Ахматовой, разгадавшей подлинный статус Островской? Филолог Михаил Кралин, например, утверждает, не приводя доказательств, что она продолжала сотрудничать с КГБ до последних лет жизни, и упоминает в этой связи ваш арест и дело 1983 года.

— Софья Казимировна была человеком своеобразным. Я время от времени ее навещал в течение последних лет пятнадцати ее жизни. Петербургский серый дом, модерн, поблизости от Бассейной… Познакомились мы «на почве Ахматовой», но она, по понятной теперь причине, о ней говорила мало. Но упоминала, что после постановления примчалась к Ахматовой с цветами (ей-то можно было, наверное) и та ее вытолкала. Раскусила ли она Островскую, непонятно — после постановления Ахматова ждала ареста и вообще никого не принимала. А может быть, раскусила и держала ее как «своего», «домашнего» стукача (некоторые люди считали такую стратегию более безопасной). На такие мысли наводит пассаж у Островской: «Ахматова заботится о своей политической чистоте. Она боится. Она хочет, чтобы о ней думали как о благонадежнейшей. Она знает, что я знакома с Горским из Литиздата. Видимо, у писателей ей намекнули, что я “со связями”. Она мне кажется сразу милой и немного забавной».

Полностью здесь: http://www.colta.ru/docs/4155