Ежи Чех о Польше 1939-го и после Это продолжение истории, рассказанной в переписке Ежи Чеха с Александром Макаровым-Кротковым: http://mackrotk.livejournal.com/43018.html?mode=reply
Так как многих затруднило чтение предыдущего текста в латинице, новый я перевела в кириллицу.Саша, я могу добавить еще одну показательную историю, которую мне рассказал один из моих профессоров: подростком он жил на востоке тогдашней Польши, недалеко от границы с Латвией. В 39 или в начале 40 их (без отца, который из литовского плена убежал в Англию) вывезли в казахскую степь. Однажды пришёл к ним какой-то местный начальничек и спрашивает: «Ну и что, вы, поляки?» – Мать этого профессора отвечает: «Ну, что ж делать, стараемся как-то жить». А тот: «Вам здесь не жить, а помирать». И на такую, так сказать, должность назначили тогда поляков. Кстати, многие скоро этому подчинились, если не умерли уже в эшелоне. Это изменилось, конечно, после июня 41.
Саша, конечно, каждая нация видит проблему иначе. Однако надо различать, есть ли у нации 100 миллионов населения, 10 миллионов или один миллион. Поляков на восточных территориях было, насколько я помню, 5 млн. И если их вывезли миллиона полтора, что для немалой части значило смерть, а для остальных долгое прозябание вдали от страны, тогда начинаешь понимать, как после такого смотрит нация на освободителей 1944-45 годов. Тем более что в некоторой степени всё это повторилось: вывозки, аресты, расстрелы.
А в Катыни-Медном-Харькове расстреляна как раз интеллигенция, там были ведь главным образом офицеры-запасники, в штатском: учителя, юристы, литераторы, инженеры и т.д. Решение Сталина было не случайно, они их там долго допрашивали и, раз пришли к такому выводу: расстрелять, значит, всё было частью сознательной политики.
Здесь просто дело чистой арифметики, которая у малых и средних народов бывает другой, чем в России. Где этого обычно не понимают. Но это, конечно, не значит, что для меня каждый погибший на войне и в лагерях русский – маловажный.
Возможно, что я связал эти две истории, потому что эта вторая стала бы продолжением первой, если бы не тот командир патруля, корыстная сука, будь он благословлен во веки веков.