ng68's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Sunday, November 2nd, 2008
Time |
Event |
11:07a |
ВОЗВРАЩАЮСЬ. НАДОЛГО ЛИ? То разъезды (по Польше: Варшава — Вроцлав — Варшава — Люблин — Сандомеж — Люблин — Варшава, всё это за девять дней), то встретивший меня дома компьютер без интернета (к счастью, лаптоп подключался, но на нем работать не так удобно), а главное — завал работы. Вот это последнее опять не даст мне свободного времени, так что снова появятся провалы. Я и так какие-то куски ленты явно пропустила, однако хочу отдать все долги и вывесить то, что я за это время насобирала. Сначала пойдут не-стихи (кое-что, может быть, в поздний след), потом — стихи: их вывешивать никогда не поздно. | 11:49a |
ВАЛЕРИЙ ШУБИНСКИЙ shubinskiy@lj
Обзор книг-биографий:
М. Нюридсани. Сальвадор Дали. М.: Молодая гвардия, ЖЗЛ, 2008
М. Макарычев. Фидель Кастро. М.: Молодая гвардия, ЖЗЛ, 2008
Антонина Пикуль. Жизнь и творчество Валентина Пикуля в фотографиях и документах. М.: Вече, 2008
А.И. Филюшкин. Андрей Курбский. М.: Молодая гвардия, ЖЗЛ, 2008
http://www.openspace.ru/literature/projects/79/details/5577/ | 11:51a |
| 11:56a |
| 12:00p |
ИМЕНА РАССТРЕЛЯННЫХ Москва, 29 октября

Фото Натальи Барановой
Сегодня я была у Соловецкого камня, читала имена расстрелянных в 1937-1938 году москвичей...
Полностью (и комменты, откуда и взята фотография): http://alicebrown.livejournal.com/89043.html?style=mine
Еще из комментов к той же записи:
Сегодня на Левашовской открыли памятник ГЛУХОНЕМЫМ — жертвам бойни 1937 года. По делу глухонемых было расстреляно 35 человек только в Ленинграде.
А В ЭТО ВРЕМЯ В КУРАПАТАХ...

...«неизвестные вандалы» ломают и вырывают из земли кресты.
См. http://anei-aka-kirian.livejournal.com/221193.html | 12:03p |
| 12:05p |
| 12:08p |
ИЕРУСАЛИМ, ноябрь 6 ноября, Маале Адумим, Маханаим (ул. Кинор 1, 19:30 «Глупая лошадь" и ее автор, ВАДИМ ЛЕВИН — детский писатель, педагог, доктор психологии. Вход — 30 шек.
9 ноября 19:30, Маале Адумим, Маханаим (ул. Кинор 1): СЕРГЕЙ ЧЕСНОКОВ «Александр Галич. Когда бы не Елена». Вход — 30 шек.
10 ноября, Иерусалим, Дом Ури Цви Гринберга (ул. Яффо, 34). СЕРГЕЙ ЧЕСНОКОВ «Состоявшийся диалог, которого не было» Персонажи (реплики): песни, стихи, романсы, мелодии фламенко. Авторы реплик: Б.Окуджава, А.Галич, Н.Матвеева, Ю.Ким, Т.Лещенко-Сухомлина, Г.Галина, Д.Хармс, И.Анненский, А.К.Толстой, Д.Пригов, С.Чесноков, Ф.Таррега, безымянные цыгане, зэки. (Из эмоциональной истории 60-80-х) Представляет гостя ЮЛИЙ КИМ.
19 ноября, Иерусалим, Культурный центр (ул. Гилель, 27), 20:00. Фестиваль-концерт «СВОБОДНЫЙ СТИЛЬ» (переводы-перепевы-стилизации) .
(Не записала, от кого, — и уже забыла. Прошу прощения.) | 12:10p |
ОЛЬГА ДЕРНОВА trapezion@lj корнями за сердце однокоренные слова дремучая чаща где эхом созвучия спорны стволы подсекаешь и пряди сдуваешь со лба не трогая корни
нет слов без корней кроме стаи летучих частиц да клятвы молчанья но клятве своя колокольня а тут у меня черепки оперение птиц
и кольца и комья | 12:11p |
ФЕДОР СВАРОВСКИЙ ry_ichi@lj
ПРЕМИЯ
отягощенный вином увидел что входит в сияющие огромные залы и ему аплодируют и наливают еще вина
говорят: вы получили Нобелевскую премию по литературе и физике одновременно
и его приветствует английская королева и какие-то в смокингах и мундирах и шейхи в белом
и сквозь сон требовал от жены надеть на него трусы достать особенное покрывало потому как голым перед королевой стоять не престало
и жена не знала злиться или смеяться и за окном все мокрое и коричневое лежало
а он погружался все глубже и глубже в бездну тупого сна
и жена говорила сама себе: какое тревожное и невразумительное время теперь настало да и место это тоже непонятное какое-то стало
и успокаивалась и сердиться переставала
и успокоившаяся сказала: пойдем уже Леша спать по-нормальному в спальню
на диване же неудобно
вставай давай
я поздравляю тебя с премией тобой гордится твоя страна | 12:12p |
ЮРИЙ АРАБОВ Несколько политологов Раздели меня донага Несколько политологов Выудили из подкорки врага Несколько политологов и несколько эндокринологов не оставили мне ни фига.
Я с утра был то Лазарем, то Христом, сам себя оживив и поставив стоймя. Я с утра говорил с говорящим кустом,- Человека гораздо труднее понять
Но в этом кусте скрывался не Иегова И куст горел по всем каналам "на пять", На меня глядели несколько политологов, Чтоб я их скрижали смог на себе таскать.
И сказал мне голос: «Прибей отлетевший плинтус Вынь бревно из глаза и мысли моей головой Можно жить без еды, коль ты нюхаешь старый примус, Который, конечно же, пахнет едой.
Можно дышать СО 2 и быть сильным как дважды два». Так мне сказали несколько политологов. И я ушел от них с головою льва.
И я построил окопы и блиндажи. И я керосином залил свой нутряной вертеп Если глядеть на жизнь, то в ней только виражи А если слушать про жизнь, то можно еще терпеть
А если слушать про жизнь, то и живи, не потей, Если вообще не идешь, то ты движешься все быстрей Вместе с землей, оборачивающейся, как чан. И костры кипят и делаются бойчей, И кусты возвещают, когда все другие молчат.
Еще: http://tafen.livejournal.com/251881.html?style=mine | 12:14p |
МИХАИЛ ЗАВАЛОВ steba@lj
КИНОКОМЕДИЯ
Он не попадает в отверстие ключик Погнулся дотла золотой Буратино
Допившись до дома он не попадает В отверстие и ощущает неловкость
Чуть-чуть попадая но мимо отверстия Он замечает что все не на месте
Ключом не коснувшись отверстия тело Не может остаться к тому равнодушным
Поскольку ему нужно только попасть В отверстие вставить и дальше все ясно
Открылась бы дверь и он ляжет спокойно Он не попадает в отверстие разом
Не раз и не два он гремит и не может Бряцает моргает отверстие где-то
Не там где ключа окончание или Конечность ключа и отверстие к разным
Относятся штукам эонам и мифам И файлам и зонам и к несовместимым
Вещам например как открытка и совесть Как лес и котангенс как страх и копилка
В отверстие коей и мелкие деньги И даже купюры вложить может всякий
Ребенок и добрая тетя Анита А он не ребенок но не попадает
В отверстие и не смешно это вовсе А более грустно. Но музыка если
Взыграет похожая на трясогузку То все это приобретает значенье
Настолько чудное что ключ и отверстье Дверь лестница и человек на площадке
Играют комедию и паровозик Ту-ту он отправился в детские страны | 12:15p |
АЛЕКСЕЙ ПОРВИН porvin@lj памятником протопи недобрую комнату и ожиданием спи на звёздочку — вон на ту
Обелиск сподручной затеи обезволеет ближе к золе, обитать в себе тяготея, оформляя свеченье во зле.
Шевельни калёной латынью угасанье как форму тепла: прогоревший памятник стынет, забывая предметов тела.
Он согрел тебя, и спасибо. Ты заслонку над ним затвори, и в свеченье тёмного неба отправляй ожиданье зари.
(Он сгорел тебя, а спасибо восстаёт на востоке окна)
(Он восстал из тебя, как небо над заслонкой надзвёздного сна). | 12:16p |
ОЛЬГА КУШЛИНА sart27@lj от Чёрного квадрата до Красного Треугольника одна Косая линия в конце Васильевского, почти у Гавани гипотенуза стягивает прямые большие средние на нее косят носы гранды и птишки проспектов домов-доходяг подворотен подворьев доходных монастырей
когда облетают деревья видим их направляющий — останки Черниховской башни бумажного гения конструктизма тоже уже почти из белой бумаги острый конец рассекает в бровь и в кровь картонный монпир | 12:21p |
ЕВГЕНИЙ ЛЕСИН elesin@lj БАЛЛАДА ОБ АВТОМОБИЛЬНЫХ ПРОБКАХ
Не радуют ни люди, ни погода, Не радуют страна и небосвод. Не стоит возвращаться из похода И уходить не следует в поход. Вот так шагнешь от печки до запоя, Себя и власть безрадостно кляня. Не радует ни то и ни другое. И только пробки радуют меня.
Стоят машины, хоть иди по крышам, Заглядывай водителям в глазам: «Вы тут давно? А я лишь только вышел. Ну ладно, берегите тормоза. И нервы берегите, и сцепленье. А то, гляди, затеется возня…» Я признаю тоску и пораженье. И только пробки радуют меня.
Куда нам плыть? Какому верить чуду? Планету никогда нам не отмыть. Они гудят. Они уже повсюду. Мильоны нас. А их-то тьмы, и тьмы. Они за руль хватаются при родах И давят нас у Вечного огня, На тротуарах и на переходах. И только пробки радуют меня.
Посылка
Там, где поймали — там и отымели. Куда ни кинь — везде одна фигня. Не радуют ни пьянка, ни похмелье. И только пробки радуют меня.
( еще одно ) | 12:22p |
СЕРГЕЙ ШОРГИН stran_nik@lj ДИОКЛЕТИАН (из антиисторического цикла)
Нынче волны в бухте — цвета изумруда, А вдали, у горизонта, — всё в тумане... Мой Галерий, я пишу тебе отсюда, Из Салоны — иллирийской глухомани.
Как покойно здесь, в моей округе сонной! Вспоминаю я почти без сожаленья, Как велели мне и боги, и законы Удалиться от верховного правленья.
Я достиг вершины в жизни и карьере, Я и Риму дал спокойствие, и миру... И не стал с богами спорить я, Галерий. И смирился. И отдал тебе порфиру.
Ты тогда был незаметный заместитель, Но — расчётлив, и умён, и осторожен. Нынче ты — великий август и правитель, Я — в отставке, позабыт и позаброшен.
Лишь в тебе теперь, Галерий, видят бога, А в моей приёмной сразу стало пусто... Я пытался помогать тебе немного — Ты послал меня выращивать капусту.
Это — верное решение, конечно. И в других делах не вижу я изъяна: Ты, как я, воюешь с персами успешно, Христиан, как я, караешь неустанно,
И народу иногда даруешь милость, И налоги так успешно выжимаешь... А капуста нынче славно уродилась. Жаль, что ты в ней ничего не понимаешь.
Еле слышен здесь, в поместье, шум прибрежный, Море плещется лениво в отдаленье... Ты, Галерий, — ученик весьма прилежный (И добавлю — к пребольшому сожаленью).
Волны бьются возле берега о камни, Злые чайки голосят о чём-то зычно. Ты прислал из Никомедии вина мне, И просил, чтоб я его отведал лично, —
Видно, вспомнил о походах наших старых, Как мы вместе против персов воевали... В этой амфоре — последний твой подарок. Что же, выпью. Так прощай, Галерий! Vale! | 12:26p |
ВИКТОР КАГАН vekagan@lj Охотник, с пустыми руками бредущий с охоты, я обращаюсь к тебе, хотя и не знаю, кто ты, и прорастаю в тебя, как в небо пичужье пенье, себе под ноги ложась в землю летящей тенью. Полдень укатится в полночь, пока прозвучит слово и отразится смыслом в листьях болиголова, в ласточкином крыле, в бреде летучей мыши, в чуткости белки на давно прохудившейся крыше, в просвете луча плывущей без парусов пылинке, во влажности взгляда, в мокром могильном суглинке. Слово продлится беззучно, пока мне ты не ответишь росой, проступившей на камне, каплей смолы, стекающей медленно по ладони, пороховым шорохом в невыстреленном патроне, плачем пустых глазниц обезлюдевших окон, бабочкой, возвратившейся в брошенный ею кокон. Кто ты? Имя твоё не оскверняют мои губы. Оно скрепляет собою разломы, разрывы, разрубы времени, проходящего сквозь тишину пространства вызовом неизменности, знаком непостоянства. Мы говорим, но слова минуют наши гортани, не задувая свечи и не мечась в тумане давящей горло азартом довлеющей злобы дневи, зовущей на каждом шагу оглядываться во гневе. А когда я сойду к тебе на остановке конечной, кадишем тишину наполнит беспечный сверчок запечный.
( еще одно ) | 2:43p |
ЮЛИЯ ДРАБКИНА girl-robber@lj
...а слова до заката розданы и не слышатся голоса, небо наземь стекает звездами изо рта у Большого Пса; в этом городе плакать нечего, плакать некому, город — блик одиночества человечьего, монолитен и многолик: то прикинется чисто идолом, то неласков и ядовит, то запрячет, чтоб ночь не выдала, то покажет гриппозный вид; это место, где несть охотников, стерегущих добычу-ложь, это город без подлокотников, раскачаешься — упадешь; этим городом, будто спицею в подреберье, какой там йод... тут забыть обо всем, напиться бы, но смеется он, не дает; он на треть или две — юродивый, и душевно больной на треть, в нем остаться «хорошим вроде бы» — как снаружи в глазок смотреть; перекресток любви и жалости, где дождят январи — стеной, ты мне нужен, побудь, пожалуйста, доживи до утра со мной. | 2:52p |
АНДРЕЙ АНПИЛОВ tschausy@lj
…Всё прочее — лит…
Хлебом, землей, травою, Снежным покоем властным, Порохом и живою Кровью, машинным маслом, Потом ночным любовным И материнским млеком, Шерстью, библейским овном, Пылью, дождем, ночлегом, Горькой бедой, рябиной, Чистой водой глубинной — Пахнет пусть вещью всякой — Медом, болотной ряской — Песня. Но — не бумагой, Не типографской краской.
29.10.08 ( сравнить ) | 2:56p |
РАФАЭЛЬ ШУСТЕРОВИЧ raf_sh@lj
пчелы
Дошло до нас, о великий царь, что пчелы не стали давать мед. Тосклив показался осенний ценз тому, кто пережил этот год.
Кувшины у пасек стоят пусты, бортники бродят по праздным лесам, не видя прозрачной их красоты, напрасно прислушиваясь к голосам.
Дошло до нас, о великий царь, что пчелы не стали давать воск, в смятеньи волхвы и великий жрец, ропот в рядах пограничных войск.
Дошло до нас, о великий царь, что пчелы не стали давать яд, молчат целители и лекаря, змей и жаб по ночам доят.
Дошло до нас, о великий царь, что пчелы отказываются вылетать из хрупких, пахучих своих светлиц, ни дымом, ни пеньем их не достать.
Но если прислушаться — чуть гудит притихший рой сквозь узкий леток, и что-то поет о том, что грядет, их хор, выдыхающий холодок.
01.11.2008
( еще одно ) | 2:57p |
АЛЕКСАНДР КАБАНОВ kabanov-alex@lj За то, что этот сад переживет века, и не осыплется минута за минутой, возьми его за яблочко и придуши слегка, в гнедую кожуру по осени укутай.
Плоды айвы, покрытые пушком, как щеки детские — полны и розоваты, и ты бежишь с отцовским вещмешком, и вновь трещат от тяжести заплаты.
Когда стреляет Босх Иероним двуствольной кистью в голову и спину, а ты бежишь, с рождения раним, — вишневый и седой наполовину.
И за оградой — вновь увидишь сад, увидишь дом и ангельские лица всех брошенных тобою, невпопад варенье пишется, и в баночках хранится. | 2:59p |
ЕВГЕНИЯ РИЦ rits@lj
...Пока она по трапу, Точно по этапу — И это ли и вправду не этап, Законченный и чёткий, как эстамп? Он оставляет воздух, он парит, Гроза, аэропорт не принимает, А вот они летят уже, летят, Как стая летних октябрят. Экватором сгибается земля, Но мы пересекаем не экватор, Здесь брат на брате, это ли не я, Не линия и даже не змея, И вовсе невесомая в обхвате. Здесь ничего никто не просто так, За каждую коленку и синяк Они потом приснят. За полчаса, потом за два часа Пространство рвёт себя на паруса, Москва, аэропорт не принимает, Здесь языков уже не применяют, Но земляные гомон и толпу Подносят непосредственно ко лбу. А после нас на базу променяют.
Из подборки стихов в журнале «Новые облака»: http://tvz.org.ee/index.php?page=359
В том же номере журнала интервью Игоря Котюха с Евгенией Риц:
И еще: Финский след ИОСИФА БРОДСКОГО: http://tvz.org.ee/index.php?page=357 Взято из полного содержание журнала: http://kotjuh.livejournal.com/215635.html | 3:08p |
| 3:09p |
СТАНИСЛАВ ЛЬВОВСКИЙ sanin@lj
будет весь день лежать на кровати. не ругай его, мати.
никуда не пойдёт лёгким шагом.
не рыдай его, тятя. не бросай свои сети. не беги за ним следом.
даже ты не за всё в ответе.
*
трудно быть одним врачом участковым одним на весь район меламедом
когда в классе такие дети. когда такие больные и остальные постоянно толпятся у тебя в кабинете.
*
в смысле, пусть будет хотя бы кто-то один или больше о ком думать — не надо. за кого заведомо другие в ответе.
например я и вот эти мои слова его, наверное внуки —
азбуки его кровяной, но воздушной невещественного но околоплодного его алфавита
вечно болеющие ангиной некрасивые дети.
*
трое суток всего за целую жизнь дали поспать дитяти: в неудобной пещере, спелёнутому, на камне. | 3:10p |
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ aptsvet@lj от московских мостов до излучин античного тибра человеческий час под расческу столетий ровней за глаза выбирал потому-то наверно и выбрал эту землю в крови и безрукое небо над ней
где без ропота житель проворными розгами порот где кругов на распиле аж в летопись лезть не смешно как волчата в норе прижимается к городу город стиснув в челюстях время покуда совсем не прошло
чем с примерами проще тем жестью учебник богаче шелест летосчисления ночь огибает дугой кто нам жуков жестокий у стен фьораванти на кляче или марк совестливый аврелий орлом на другой
слишком густо мозги боронило у зеркала гребнем не пристало ристать на маневрах минерве совой раз в таверне на сретенке или в трастевере древнем в траттории потомок ложится костьми под собой
номер третий с вещами на станции сплит или сочи или вспомнишь в грозу расчехлить звездолет в гараже чтобы к небу побегом в ком нет человеческой мочи но оно отслужило живым не поможет уже | 3:11p |
НЕИЗВЕСТНЫЙ БРОДСКИЙ В «Известиях» интервью с переводчиком Виктором Голышевым, другом Иосифа Бродского, а в приложении к нему — несколько стихотворных писем (одно из Ялты, остальные — уже из Америки). Вот последнее:
...Считаю для себя лафой писать онегинской строфой.
Итак, со мною приключился инфаркт. Но, честно говоря, здесь явно виноваты числа: 13-е декабря пришлось в тот раз на понедельник. Пришлось надеть казенный тельник и проваляться двадцать дней в Сверхгороде в больничке. В ней валяясь, прочитал я «Иды». Что было в жилу: я сейчас преподаю весь этот джаз. Понравилось. Явились виды (рабу галеры снится плеть) Валеры* стих перепереть.
...
Старик, темнеет. Я кончаю. Метель, и не видать ни зги. Уже ни кофею, ни чаю мои не оживить мозги. Мне тех бы апельсинов в сетке да душных мыслей о соседке (досугов русских грызуна). А если мерзнуть — мерзнуть на Тишинской площади стоянке с крестом аптечным наравне. Взамен чего в моем окне в машинах проезжают янки и негры. И, в пандан печали, трубу терзает Паркер Чарли.
Американский свет гася, целую на ночь всех и вся.
Твой Иосиф 1977
* Гая Валерия Катулла.
http://www.izvestia.ru/person/article44402/
От vekagan@lj | 3:15p |
| 3:25p |
ОЛЬГА КУШЛИНА sart27@lj Прошу прощения, не смогла исправить предыдущую запись, даю стихотворение заново в исправленном виде.
от Чёрного квадрата до Красного Треугольника одна Косая линия в конце Васильевского, почти у Гавани гипотенуза стягивает прямые большие средние на нее тянут носы роты линий гранды и птишки проспектов домов-доходяг подворотен подворий доходных монастырей
когда облетают деревья видим их направляющий - останки Черниховской башни бумажного гения конструктивизма тоже уже почти из белой бумаги гвоздём рассекает в бровь и в кровь картонную кожу модерна |
|