ng68: ВИКТОР КАГАН vekagan

ВИКТОР КАГАН vekagan@lj

Охотник, с пустыми руками бредущий с охоты,
я обращаюсь к тебе, хотя и не знаю, кто ты,

и прорастаю в тебя, как в небо пичужье пенье,
себе под ноги ложась в землю летящей тенью.

Полдень укатится в полночь, пока прозвучит слово
и отразится смыслом в листьях болиголова,

в ласточкином крыле, в бреде летучей мыши,
в чуткости белки на давно прохудившейся крыше,

в просвете луча плывущей без парусов пылинке,
во влажности взгляда, в мокром могильном суглинке.

Слово продлится беззучно, пока мне
ты не ответишь росой, проступившей на камне,

каплей смолы, стекающей медленно по ладони,
пороховым шорохом в невыстреленном патроне,

плачем пустых глазниц обезлюдевших окон,
бабочкой, возвратившейся в брошенный ею кокон.

Кто ты? Имя твоё не оскверняют мои губы.
Оно скрепляет собою разломы, разрывы, разрубы

времени, проходящего сквозь тишину пространства
вызовом неизменности, знаком непостоянства.

Мы говорим, но слова минуют наши гортани,
не задувая свечи и не мечась в тумане

давящей горло азартом довлеющей злобы дневи,
зовущей на каждом шагу оглядываться во гневе.

А когда я сойду к тебе на остановке конечной,
кадишем тишину наполнит беспечный сверчок запечный.

СОН НА ПЕЧИ

От Евразии до Азиопы
ни верхом, ни пешком — только влёт.
Значит, нитку с иголкой — и штопай,
как носок, свой ковёр-самолет
или строй самоходную печку
и, полжизни на ней прохрапев,
говори потайное словечко
и лети под весёлый напев —
гусли будут играть самогудно,
щи наваристы из топора.
Всё возможно и даже не трудно,
если хлопнуть полбанки с утра.
Прилетишь — и царевна-лягушка
под хлеб-соль поднесёт первача,
самоспанку взбивая подушку,
спустит кожицу с бела плеча.
Ах, прекрасная азиопянка!
Настрогаешь с ней азиопят ...
..................................................
Спит Емеля, и мухи по пьянке
Колыбельные сказки гудят.