[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]
Monday, December 21st, 2009
| Time | Event |
| 12:00a | 21 декабря 1969  21 декабря (90 лет со дня рождения СТАЛИНА) на Красную площадь вышла группа людей, известных своим непримиримым отношением к сталинизму; среди них были ЗИНАИДА МИХАЙЛОВНА ГРИГОРЕНКО, ПЕТР ЯКИР, АНАТОЛИЙ ЯКОБСОН и другие*. Цель выхода: заклеймить сталинистов, которые, по слухам, собирались в этот день явиться на Красную площадь, чтобы выразить свою любовь к убийце миллионов. (Действительно, некое подобие демонстрации сталинистов, по некоторым сведениям, имело место: они в общем потоке людей прошли к мавзолею ЛЕНИНА, затем свернули к Кремлевской стене и положили на могилу СТАЛИНА хвалебные некрологи и цветы; эта полускрытая демонстрация была мало кем замечена, кроме охранников.) Один из бывших на Красной площади антисталинистов рассказывает: “Еще по дороге на Красную площадь мы были предупреждены сотрудниками КГБ, следящими за каждым нашим шагом: «Только без транспарантов». Мы вышли на Красную площадь со стороны Исторического музея. Площадь со всех сторон была ограждена передвижными металлическими барьерами и оцеплена войсками и милицией. Оставлен был узкий проход для очереди, направляющейся к мавзолею. Вокруг оцепления кишели охранники в штатском. К нам обратился полковник МВД: «Уходите, вам нечего тут делать, вам не удастся осуществить ваши замыслы». Мы обогнули ГУМ и подошли вплотную к оцеплению со стороны Лобного места. Стояли, окруженные кольцом кагебистов. Убедившись, что в такой обстановке никакое действие, не предусмотренное властями, немыслимо и, значит, невозможно открытое выступление сталинистов, мы решили уйти. В это время один из наших товарищей бросил на мостовую портрет Сталина, перечеркнутый крест-накрест черной краской (этот портрет было решено поднять над головой в знак протеста, если бы, как ожидалось, на Красную площадь вышли сталинисты с изображением своего кумира). Брошенный портрет оказался под ногами А.Якобсона. Якобсон был мгновенно схвачен агентами КГБ, посажен в автомобиль (машины стояли наготове) и увезен”. ЯКОБСОН был доставлен в 47 о/м, откуда его выпустили, продержав 6 часов, после обыска и беседы со следователем-майором. На следующий день ЯКОБСОН был взят на дому агентом угрозыска и привезен в 80 о/м, где ему предложили подписать неизвестно когда составленный фантастический протокол, приписывающий ЯКОБСОНУ не совершенные им действия. ЯКОБСОН «протокола» не подписал. Его обыскали и отправили в 6-е о/м, где, обыскав снова, поместили на ночь в КПЗ. 23 декабря ЯКОБСОН был судим «за мелкое хулиганство» нарсудом Ленинского района и оштрафован по обвинению в нарушении общественного порядка. («Хроника текущих событий», вып. 11, 31 декабря 1969) *Участниками демонстрации были также Татьяна Александровна Баева, Леонард Борисович Терновский и др. С Мемориальной страницы АНАТОЛИЯ ЯКОБСОНА: http://www.antho.net/library/yacobson/i |
| 8:45a | УЕЗЖАЮ Последнее время совсем не выходила в ЖЖ, кроме чтения сообщений и в случае необходимости — ответов на них. Добивала тексты в январский номер «Новой Польши», в том числе доводила до ума свой перевод эссе Милоша «Опыт войны»; когда номер выйдет, вывешу. За это время выяснилось, что м.б. (может быть — но не наверняка) будет возможность издать «моего Милоша» отдельной книгой. Начала шарить по старым файлам и другим источникам, чтобы определить состав книги, — и делала это вчера допоздна. Через полчаса еду на Аустерлицкий, он же Орлеанский вокзал. Чтобы вам не было скучно, вот старое стихотворение, начинающееся с обыгрывания двух названий вокзала. Всходит солнце Аустерлица по дороге в Орлеан. Выдающиеся лица едут к деве на поклон. Журавлиная синица опустилась в океан. Тех, кому ничто не снится, никому не взять в полон. Всходит алое светило, рыжий бык, червоный плат, озарило, осветило луг, ручей, мостки и плот, засияло, задымило в гуще облачных заплат, ночи тьму собой затмило — мира свет, войны оплот. Жар зари над полем битвы, ветер в клочьях облаков. Под кустом лежит убитый, на доспехах сохнет кровь. Торопливые молитвы, потемневший лак веков. Ярым заревом залитый, уходящий в плен король. Это снимые картинки. Это сны, но не мои. Камышиные тростинки над речною темнотой. Это духи-невидимки голосят из темноты. На поблекшем старом снимке чей-то профиль, но не мой. 1982, из книги «Переменная облачность» |
| 12:14p | И НИКУДА Я НЕ УЕХАЛА! В Шуази-ле-Руа (под Парижем) вчера вечером сошел с рельс поезд RER (скоростного метро). 17 легкораненых. Движение закрыто не только на РЕРе, но и от Парижа до Жювизи с прославленного мною в предыдущей записи Аустерлицкого (Орлеанского) вокзала. Поезда не идут ни сегодня, ни завтра. Можно было уехать с другого вокзала - с двумя пересадками (в Жювизи и Орлеане)! Или сменить билет, что я и сделала. Уезжаю послезавтра утром. Так что в Монтиньяке и Сарла (в первом живет мой сын с семьей, во втором - родители и сестра его жены со своей семьей) пробуду всего два дня с маленьким хвостиком. Оно, может быть, и к лучшему. Продолжу поиски своих материалов Милоша и о Милоше и примусь выкладывать в ЖЖ стихи. Пока то, что накопилось в копилке и уже подготовлено к вывеске. Сообразила, что могу выкладывать не всё подряд (стихопадом), а ставя дату (точнее, время) загодя - скажем, так, чтобы они появлялись раз в час. |
| 10:42p | о. КОНСТАНТИН КРАВЦОВ ![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif) o_k_kravtsov@lj ИБО ВИДЕЛИ ОЧИ МОИ... ...Ибо видели очи мои Золотые Ворота, И колючую проволоку, и колючий кустарник, И великолепие зданий, и купол Скалы, Солнце и камни, камень на камне, Камни вместо цветов на белизне надгробий, Словно буквы древнейшего из языков, Словно в слова их слагают те, кто сюда приходят В черных шляпах, в черной одежде, и солнце Белит и белит некрополь, кружит и кружит над ним Неутомимая шумная птица, в ней люди твои, Израиль, Их автоматы — помесь Калашникова с М-16, Еще, я слышал, лучшая электроника, самая боеспособная Армия в мире, урок Шестидневной войны Изучают во всех академиях будущие стратеги, И видели очи мои восточный базар, Сэнкью, ай доунт спик инглиш, сэнкью, Вот и Порог Судных Врат, построенных Неемией. Там ваш Иисус! — и быстро уходит прочь Молодая израильтянка, кружит и кружит вертушка, Иерусалим, Иерусалим, сколько раз... ...Красный крест Святогробского братства, Солнце, расплавленный мозг неофита, Ночные прогулки и красный на белом Крест скорой помощи у Маяковки, И алтари, алтари, алтари, камень на камне, Горчичное дерево и вулканический камень Руин в Гергесинской стране, просыпаться Под пение муэдзина, стук монастырского била: Полунощница, литургия, шум вертолета, Спускаться с Масличной горы, пить и пить воду, Гранатовый фрзш пить как лань у источников вод, Фотографировать мальвы у Гефсиманских маслин, А дальше — по серпантину, по Иорданской долине, Говоря о поэзии с Натальей Гончаровой, художницей, Галерея в Цфате, воды вечернего Генисарета, Полярное небо, в Капернауме — чай после службы, Каменный стол, в клетке над ним попугай имитирует Лошадиное ржание посреди богословского диспута, На крыше сарая — павлин с облезшим хвостом: Вспорхнул с византийской мозаики, С чаши вспорхнул золотой на крышу сарая, А то еще разговориться на той же Масличной горе — О, русская свеча, уже ты за холмом! — Разговориться, покупая хомус, со старым арабом: Сын пастуха монастырского стада, он, как отец, Прекрасно владеет русским, или разговориться После службы на Гробе Господнем С солдатиком из Сибири: до дембеля девять месяцев, Как непраздной жене, девять месяцев патрулировать Старый Город, дежурить у Яффских, Дамасских, Сионских, Львиных и Новых Ворот, болтая с девчонками, Неотразимыми в форме, или ночной автобус: Вот они едут, красавицы, со стрелковым оружием — Что-то от калаша, что-то от М-16 — а рядом в кресле Хасид изучает Тору при свете мобильника, И вот ожерелья огней уже ниспадают с холмов: Иерусалим, Иерусалим!.. ...Ибо видели очи мои, что не в землетрясении, Не в буре Господь, не в огне, и камни светились Молитвенной тишиной, и были белы Одежды мои, был перстень на пальце, А музыка... Господи, это же Биттлз, и солнце взошло В лавке у Аладдина на Улице Скорби, Окей, я беру этот путеводитель, хотя посмотри, Аладдин: Я не сбился с дороги, спустившись с горы Утром после субботы, не сбился, нашел, Ибо видели очи мои эти камни, надгробья и ящериц, Снег, Золотые Ворота в снегу, в облаках Золотые Ворота, И это не иерусалимский синдром, не метафора: Просто луна и за ней облака в ночь прощанья С Иерусалимом, когда на арабском такси Поднимались мы на Элеон: я и доктор-гомеопат из Одессы, Ты можешь спросить у водителя, он Тоже видел, и видели многие — там, над Масличной горой Золотые от лунного света Ворота, ну, может, и не Золотые, А Новые или там Львиные, точно сказать не могу, Да оно и не важно, внизу же белели надгробья, Иакова, брата Господня, память творили в ту ночь... |
| 11:46p | ПОЛИНА БАРСКОВА pbarskova@ljНе поддавайся безумию, бедная П, Как бы оно ни пленяло тебя, ни пеняло тебе, Как бы в волнительной, пёстрой, щербатой толпе Ни обращались, ни щурились милые А и Б — Ты оставайся сидеть на трубе. Как бы тебя ни заманивал Эдгар-дружок Встать в гуттаперчивый, нерасторжимый кружок, Где за фантомом, мудями звеня, пастушок По коридору больнички бежит в гуттаперчевый рай, — Эта прохладца сулит с волдырями ожог, Ты уж двойным управлениям не доверяй. Не ковыряй опрометчиво смысла бессмыслицей, не Жди откровений в мистических псевдоночах. Строгая явь не оставит тебя в тишине С вздутыми венами на непослушных ногах С вздутыми веками на непослушных глазах— Всё от гляденья в себя, от гляденья сюда, Слёзы усердия, как по Фонтанке мазут, Слёзы стыда и стыда и стыда и стыда С радужным брюшком позут и ползут и ползут. Гордые плоские формы предстанут тогда. Всё, что тебе обещают иные миры— Рак наслажденья, познанья продольный разрез, Слеплено из подгнивающей чёрной дыры, Из выделений её ненасытных желез. Скушен и скушен промис- куитет: мол, не вышло с одним, так с другим Ты измереньем возляжешь и ну, погонять. На массачусетских ярманках старенький мим Жесты пресыщенных злобных детей повторять. |
| << Previous Day |
2009/12/21 [Calendar] |
Next Day >> |