|
|
Пишет ng68 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ng68)@ 2011-07-31 16:14:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Комментарий, который мне не удалось вставить
К записи:
http://jerzy-czech.livejournal.com/9021
Ежи Чех, в частности, пишет:
В 1975 году, после администрационной реформы Герека, Радом стал опять столицей воеводства. В 1976 г. после повышения цен здесь произошли массовые демонстрации рабочих, самые крупные в то время. Дошло до стычек с миллицией. Хотя почти никто не погиб (были жертвы, но случайные), протесты были жестоко подавлены, многие люди репрессированы. К тому по всей стране власти организовали митинги, на которых активисты гневно осуждали „радомских вархолов” (смутьянов). Интересно, что каждый раз враг назывался по другому (в 1968 - были „подстрекатели”). Слово „вархол” было тем интересно, что уже давно прилипло оно к польской анархической шляхте XVII и XVIII веков, которая, по мниению историков и публицистов, „сгубила Польшу”. А тогда приклеили его рабочим „красного Радома”.
Czerwony Radom pamiętam siny
Jak zbite pałką ludzkie plecy...
Ян Кшиштоф Келюс
(Красный Радом я помню синим – как отколоченная дубинкой спина)
Ян Кшиштоф Келюс
БАЛЛАДА О ШОССЕ Е-7
Я Красный Радом запомнил синим,
как след дубинки по битым спинам.
Ментами напрочь вокзал обложен,
зато семеркой доехать можно.
Испуг на лицах. «Тропа здоровья»
отбила память у беззащитных.
От пальцев пятна на приговорах.
Письмо от зэка. Врач и защитник.
Июнь застал нас вдали от дома,
Варшава, осень, и ждал нас Конрад.
Как раз собрали немного денег,
кому-то ехать — ну, значит, едем.
И вправду ехать кому-то надо,
и вправду занят вокзал ментами.
Так автостопом чуднóе наше
туда-обратно пошло катанье.
Я Красный Радом запомнил синим...
Я не поддался тогда надежде,
что те поездки изменят что-то,
скорее думал: опять, как прежде,
мы приземлимся там, за решеткой.
Сто километров — не за горами,
и каждый мог быть хоть тем утешен.
Могли бы хлопцы — так, между нами —
горком спалить им в местечке Тешин.
Я Красный Радом запомнил синим...
А по субботам катила Куба,
а возвращалась — как с того света.
Ох, нету хуже, как ждать друг друга,
уж лучше ехать, уж лучше это.
Моя жена-то — такая кроха,
когда и знаешь — едва поверишь,
что отсидела в тюрьме подольше,
чем эта дура Анджела Дэвис.
Шоссе Е-7, ты мне так знакомо,
как на гитаре аккорды те же.
Как долог вечер, покуда Куба
домой вернется с буханкой свежей.
Такая раз ей пришла идея,
когда филеры пошли за нею,
за хлебом стала в очередину,
а отстояла — и след их сгинул.
Я Красный Радом запомнил синим...
А я, по чести, любил, наверно,
лишь путь обратный, оставив Радом.
Усталый профиль шофера слева.
В шоссе ночное уставься взглядом.
Блуждают фары, и разговора
витают клочья под гул мотора,
и декораций тех дешевизна
придаст любому грош романтизма.
И по какому шоссе ночами
я бы ни ехал — припомню Радом,
как только дворник полукругами
пойдет сражаться с дождем и градом.
Я Красный Радом запомнил синим...
«Теперь про Радом...» — глушилка воет —
«...прочтет историк...» — опять глушенье.
Мы снова, снова вдали от дома.
А что там слышно у Ромашевских?
Чего-то Куба там не дослышит,
кому-то плохо у микрофона.
Пять лет минуло, пять лет и с лишним.
Мы снова, снова вдали от дома.
И лишь не знаю: на зов тревоги
пущусь ли снова считать дороги
ночам бессонным и тьме навстречу?
«Где был ты?» — спросят. И что отвечу?
К записи:
http://jerzy-czech.livejournal.com/9021
Ежи Чех, в частности, пишет:
В 1975 году, после администрационной реформы Герека, Радом стал опять столицей воеводства. В 1976 г. после повышения цен здесь произошли массовые демонстрации рабочих, самые крупные в то время. Дошло до стычек с миллицией. Хотя почти никто не погиб (были жертвы, но случайные), протесты были жестоко подавлены, многие люди репрессированы. К тому по всей стране власти организовали митинги, на которых активисты гневно осуждали „радомских вархолов” (смутьянов). Интересно, что каждый раз враг назывался по другому (в 1968 - были „подстрекатели”). Слово „вархол” было тем интересно, что уже давно прилипло оно к польской анархической шляхте XVII и XVIII веков, которая, по мниению историков и публицистов, „сгубила Польшу”. А тогда приклеили его рабочим „красного Радома”.
Czerwony Radom pamiętam siny
Jak zbite pałką ludzkie plecy...
Ян Кшиштоф Келюс
(Красный Радом я помню синим – как отколоченная дубинкой спина)
Ян Кшиштоф Келюс
БАЛЛАДА О ШОССЕ Е-7
Я Красный Радом запомнил синим,
как след дубинки по битым спинам.
Ментами напрочь вокзал обложен,
зато семеркой доехать можно.
Испуг на лицах. «Тропа здоровья»
отбила память у беззащитных.
От пальцев пятна на приговорах.
Письмо от зэка. Врач и защитник.
Июнь застал нас вдали от дома,
Варшава, осень, и ждал нас Конрад.
Как раз собрали немного денег,
кому-то ехать — ну, значит, едем.
И вправду ехать кому-то надо,
и вправду занят вокзал ментами.
Так автостопом чуднóе наше
туда-обратно пошло катанье.
Я Красный Радом запомнил синим...
Я не поддался тогда надежде,
что те поездки изменят что-то,
скорее думал: опять, как прежде,
мы приземлимся там, за решеткой.
Сто километров — не за горами,
и каждый мог быть хоть тем утешен.
Могли бы хлопцы — так, между нами —
горком спалить им в местечке Тешин.
Я Красный Радом запомнил синим...
А по субботам катила Куба,
а возвращалась — как с того света.
Ох, нету хуже, как ждать друг друга,
уж лучше ехать, уж лучше это.
Моя жена-то — такая кроха,
когда и знаешь — едва поверишь,
что отсидела в тюрьме подольше,
чем эта дура Анджела Дэвис.
Шоссе Е-7, ты мне так знакомо,
как на гитаре аккорды те же.
Как долог вечер, покуда Куба
домой вернется с буханкой свежей.
Такая раз ей пришла идея,
когда филеры пошли за нею,
за хлебом стала в очередину,
а отстояла — и след их сгинул.
Я Красный Радом запомнил синим...
А я, по чести, любил, наверно,
лишь путь обратный, оставив Радом.
Усталый профиль шофера слева.
В шоссе ночное уставься взглядом.
Блуждают фары, и разговора
витают клочья под гул мотора,
и декораций тех дешевизна
придаст любому грош романтизма.
И по какому шоссе ночами
я бы ни ехал — припомню Радом,
как только дворник полукругами
пойдет сражаться с дождем и градом.
Я Красный Радом запомнил синим...
«Теперь про Радом...» — глушилка воет —
«...прочтет историк...» — опять глушенье.
Мы снова, снова вдали от дома.
А что там слышно у Ромашевских?
Чего-то Куба там не дослышит,
кому-то плохо у микрофона.
Пять лет минуло, пять лет и с лишним.
Мы снова, снова вдали от дома.
И лишь не знаю: на зов тревоги
пущусь ли снова считать дороги
ночам бессонным и тьме навстречу?
«Где был ты?» — спросят. И что отвечу?
