Дневник. Тетрадь №3. 1986-87 год. Астафьев, война и евреи
Предыдущая запись
Свое отношение к Виктору Астафьеву я во многом пересмотрел. Слишком много всякой ерунды он впоследствии наговорил. Впрочем, за писателями это водится, в том числе и за хорошими, и за самыми великими из писателей.
Перечитывать Астафьева у меня никакого желания нет. Но что было, то было. Когда первый раз прочитал - именно так оценивал его книги. Из истории слов не выкинешь

17 ноября 1986 года
Прочел мрачную, тяжелую, жестокую, но очень сильную повесть В. Астафьева "Пастух и пастушка".
О войне, с настоящей жуткой "окопной" правдой. Трупы, кишки, грязь, вонь, все злые, теряют человечность, напиваются самогоном, звереют. Или теряют смысл жизни, как главный герой Борис Костяев.
На одном из хуторов он встретил женщину, познал ее, мелькнуло мгновение чистой любви, и Костяев теряет волю к жизни, помирает в санитарном поезде от тоски и не очень тяжелого ранения.
Бойцы его взвода гибнут один за другим, гибнут глупо или героически, но у всех выгорела душа, никто не верит в мирную жизнь.
Женщина, Люся, с которой война случайно столкнула Бориса, была в оккупации, в ее хате жил немецкий генерал, и что-то было нехорошее там, тут автор не договаривает. Да и неважно это, она страдает и страстно предается Борису.
Но их любовь мимолетна, а дальше мрак и смерть. НАходит она только могилу любимого.
Написано страшно, реалистически. Война с точки зрения пехоты - самая страшная. Пожалуй, наряду с "Печальным детективом", сильнейшая вещь Астафьева.

Он большой русский писатель, им останется. И нет мне никакого дела до его национальных предрассудков, они не сказывались в его творчестве.
Конечно, он позволил себе больше, чем можно, в последнем рассказике о грузинах, за это я его виню, но не это главное.
А что до слов "еврейчата", малоинтеллигентных, не сомишком деликатных, то я ничего оскорбительного для еврейской нации (к коей сам частично отношусь) не нахожу.
К этому слову из "Печального детектива" сейчас прицепились, Эйдельман, вроде бы умнейший человек, затеял оскорбительную переписку, пустил ее по рукам, Астафьев тоже не сдержался, сгрубил. Как это всё низко!
Национальные чувства сейчас обострены, я понимаю, но эта переписка не поможет, а лишь разозлит и воинствующих евреев, и антисемитов. Неправы оба, и в моем отношению к Астафьеву и Эйдельману ничего не изменилось.

23 ноября
Еще читал военные рассказы Астафьева, в них дикая тоска и правда. О том, как люди на войне лишаются человеческих черт, желаний, привычек, чувств, как трагично заканчиваются вспышки этих чувств в военных условиях.
Об этом же повесть "Звездопад", она не столь трагична, никто не гибнет, но любовь главных героев, раненого и санитарки, обречена на гибель.
Он щепка, спичка, гайка, им распоряжается некий безличный военный механизм. Особенно в тылу. Там, в боях, есть иллюзорная свобода выбора, если попал в плен или партизаны (но Сталин и этих людей лишал права выбора, считая их всех врагами).
Но в тылу госпиталь - это рай, если выжил. А так - дикий тюремный кошмар пересыльных пунктов нестроевых солдат, об этом, кстати, никто не писал.
И любовь обречена. А описана она чудесно, с юмором, не то что у аскетичного В. Быкова.
Кстати, у астафьевских героев нет "после войны", есть лишь авойна и смерть. Это общее замечание о "хронотопе". научно выражаясь, его прозы.

Виктор Астафьев


Дневник советской поры. О времени и о себе
Из дневников времен СССР. 1978 год
Из тетрадки советских времен. Литературное
Мои замечания о русском театре. 1979 - 1981
И снова дневник. 1983 год
Дневник. Продолжение. 1983-86 год
Дневник. Тетрадь №3. 1986-87