Дневник. Тетрадь №3. 1986-87 год. Шмелев, Лигачев, Сырокомский и другие
Предыдущая запись
Сырокомский и "Неделя" упоминаются мною отстраненно, как будто они не имели ко мне никакого отношения. Это сознательный прием.
Но я слишком многого хотел от Сыра (так мы его звали), человека запуганного и пострадавшего, да вдобавок еврея, из-за чего он неуверенно чувствовал себя в элите, к которой принадлежал в силу вертушки и спецбуфета, и крепко держался за эти привилегии, и категорически не желал рисковать.
А у меня продолжались приступы юношеского максимализма, нечто типа "детской болезни левизны".
В целом же в 1987 году всё было именно так.

1 марта 1987 года
Лигачев про этот фильм (фильм "Комиссар", о нем речь идет в предыдущей записи) промолчал, сказал киношникам: решайте сами. Так что вроде бы не запретил, но возложил ответственность. Союз и Климов решили положительно.
Но фильм на экраны не выходит, требуют какого-то абсурдного смещения акцентов и сами не знают чего.
Вообще Лигачев то и дело гадит, ругнул нескольких редакторов за слишком смелые материалы, хочет приструнить, взнуздать прессу, а одновременно призывает к гласности. Надо как-то с этим разобраться и решить что-нибудь одно. Пока и в политбюро полная неразбериха.
"Собачье сердце", сволочи, не напечатали. Что за ерунда? "Живаго" печатают, а Булгакова под сукно - сколько же можно! Какая вечная половинчатость и непоследовательность (в том же 1987 году "Собачье сердце" было не только напечатано, но в театре поставили инсценировку)

7 марта
"Стена" А. Галина в постановке Р. Виктюка в "Современнике" - талантливый спектакль, это несомненно.
Конечно, и Галин, и Виктюк не полностью оригинальны. Тень Пиранделло, тень Э. де Филиппо ("Искусство комедии"), тень Феллини ("Репетиция оркестра") - эти тени потревожены.
Но это не плагиат, а некое продолжение стилистики, генетическая связь. Актеры на высоком уровне. "Современник" пока держится, В. Шаповалов, М. Жигалов, А. Леонтьев, Л. Ахеджакова поразительны.
У них есть момент, когда перемешаны жизнь и театр, и одни актеры играют других актеров, а другие - живых обычных людей, волею случая попавших на сцену (а сцена преображена в реалистическую, то есть в нормальную гостиницу. Режиссер решил максимально приблизить театр к жизни).
И те актеры, что в ролях не актеров, справляются с тяжелой задачей: выглядеть естественно, антитеатрально, особенно Жигалов и Леонтьев в этом сильны, у Шаповалова есть легкий нажим, а Газарову нельзя поверить, так и веет кавказскими штампами.
Спектакль посвящен теме взаимоотношений искусства и жизни. Есть очень сильные места, кульминационные монологи - исповеди, моменты надрыва (всегда подсвеченные юмором, правда).
Хорош финал: бунт персонажей и артистов против режиссера, без Феллини не обошлось, но сделано красиво.

Прочел за это время повесть ранее не известного Николая Шмелева "Пашков дом". Очень умная, суровая и интеллигентная вещь вполне зрелого мастера.
Главный герой, историк-китаист, он и ведет рассказ о своей жизни и истории страны в какой-то мере.
"Этапы большого пути" он оценивает без восторга, но и без обличения и гнева, как историк. Он прагматик и реалист, понимает, что у истории свои темпы, принимает всё, как необходимость, ибо вычисляет эту необходимость.
При этом спорит со всеми, и со сталинистами, и с разоблачителями-хрущистами, ретиво применявшими сталинские методы против сталинистов, и с диссидентами. Хотя они представлены, как некие мрачные заговорщики, прошедшие лагеря и ссылки и готовящие некую новую власть, революцию что ли. Я представляю себе диссидентов иначе, хотя есть всякие, наверно.

10 марта
Повесть Шмелева сильна не на сто процентов, есть сантиментики и банальности. Позиция главного героя (она же автора, скорее всего) для меня неприемлема, я не могу так холодно-отстраненно относиться к жгучим и кричащим противоречиям нашей жизни.
Но прагматический аспект - пусть у власти будут деловые люди, которые знают, что надо делать, а на их личные качества наплевать - вот эту мысль я охотно принимаю.
Фигура Сталина маячит в дымке в шмелевской повести как символ исторического абсурда и некий предмет исследования, главный герой ломает ребро на похоронах Сталина, хотя не любит его, но любопытство и желание познать вело его в озверевшую толпу, где "люди шли по людям, а их учил идти по людям Он" (Евтушенко).

14 марта
Н. Губенко стал главным режиссером Таганки. В своей тронной речи он говорил о возвращении к любимовским традициям, что они восстановят прежние спектакли и дух, будут делать то, что нельзя. Такая речь может считаться экстремистской, левой, хотя звучали и слова о революционном духе, ленинских нормах.
Программа в целом прекрасна, в конкретных деталях смутна. Губенко не ставил ни одного театрального спектакля, хотя отличный актер и талантливый кинорежиссер, и в ближайший год ставить не будет, он напряженно работает над фильмом.
На карете прошлого, самой прекрасной и модернизированной, как известно, нет смысла ехать, а нового Губенко предложить не может и не собирается. Он не рвался в театр, его убедили, упросили, он там свой, и всё же в новую жизнь, возрождение Таганки я не верю.

Общая ситуация крайне сложна. Одно запрещают, другое разрешают, потом снова запрещают. Гласности пока нет никакой в делах искусства, но бороться даже с самыми высшими чинами можно. Егор Яковлев, вопреки шепоткам, напечатал статью Борщаговского о фильме "Комиссар" в "Московских новостях". Не испугался неприятностей, оспорил тех, кто имеет мнение, хотя нынче не высказывает его прямо.
Наряду со смелыми редакторами есть и трусливая, хлипкая грязца: Сырокомский в "Неделе", боясь всего, он не умеет заглядывать на два хода вперед и подвержен самым дурацким влияниям. Не все и сегодня делают то, что уже можно делать.

Подняло голову махровое русофильское кубло, быдло. Они активны, энергичны, изрыгают манифесты, истошно целуют родную землю, заходясь в эпилептических припадках, и , брызгая слюной, вопят о масонах-русофобах, оседлавших перестройку, переходя то и дело на прямой крик типа "Бей жидов!"
Я уверен, что они завтра же готовы устроить погромы, а пока обходятся литературно-печатными погромами. Их много, и они тесно сплочены, ибо, в основном, серы и бездарны. Жаль, что среди них есть и талантливые люди - Астафьев, Белов и во многом Распутин.
Пока идеологией, а значит, и искусством, будет ведать Лигачев, хорошего ждать нельзя. Он что-то разрешает по вынужденности, так как умный мужик и соображает. Но свободы он ох как не любит! И пытается остановить потоки гласности, а это уже трудно, интеллигенция вовсю разошлась, ей у же и "Живаго" мало, подавай Солженицына!
Горбачев то ли посмелее и передовее, то ли понимает, что надо делать не один, а хотя бы полтора шажка, и вроде приспускает вожжи, ходят слухи, что он посмотрел "Комиссара" и был в восторге (слухи не проверены).
Очень занятное и интересное время, но в сраной "Неделе", где я пытаюсь обосноваться, тишь да гладь, всего боятся и дрожат.

Слева направо: Лигачев, Сырокомский, Н. Шмелев


Дневник советской поры. О времени и о себе
Из дневников времен СССР. 1978 год
Из тетрадки советских времен. Литературное
Мои замечания о русском театре. 1979 - 1981
И снова дневник. 1983 год
Дневник. Продолжение. 1983-86 год
Дневник. Тетрадь №3. 1986-87