НАШИ В ГОРОДЕ

или

БУНТ ОБРЕЧЁННЫХ

Оба товарища (sic!)¹, чьи высказывания вынесены в эпиграф, таки были правы. Действительно – была, была эта эпоха (пусть, скорее всего, и не совпадала она по времени с воззрениями Эдуарда Вениаминовича); а те, кто не с нами – и по сей день против нас (пусть этот раздел и проходит сейчас по таким категориям, которые не снились Иосифу Виссарионовичу даже в кошмарных горячечных снах в Туруханске). На память невольно приходит город Париж, в котором баррикады при необходимости возникают на раз и навсегда установленных местах. Что-то это, право слово, напоминает, не так ли? Отличие же нас от импульсивных любителей лягушатины состоит в том, что наши баррикады никогда не разбираются до основания – меняются лишь флаги на них. Были коммунисты и антикоммунисты, рыночники и антирыночники, либералы и консерваторы, западники и русофилы… меняются гарнизоны, всё чаще на нейтральной полосе мелькают спины перебежчиков – но высятся замшелые громады, и ветер всё так же треплет реющие над ними флаги, идентифицировать которые становится всё труднее и труднее. Все, что характерно, любят свою страну. Так любят, что страна уже и стонать-то, кажется, перестала – коченеет себе потихоньку… Суть, однако, не в этом; главное – по обе стороны находятся целиком и полностью “наши”.


Впрочем – была ли эта эпоха? Уместно ли употребление плюсквамперфектума – давно прошедшего, законченного? Великая эпоха “наших” продолжается и, судя по всему, ещё долго не кончится. Как-то не наблюдается к этому никаких предпосылок… Ещё немного – и история всё же прекратит течение своё; стазис почти неизбежен. Но – чья же это эпоха?



Институт “наших” насчитывает огромное количество лет славнейшей истории. Чёрт его знает, когда впервые появился и стал массово употребляться этот термин. Вероятнее всего, истоки явления надо искать в самых глубинах человеческого сознания. Слабый, по сути своей, человек достиг состояния сильного – радостно упрыгав на костылях технического прогресса. Оставшись при этом тем же самым слабым существом. Кто знает – может, и самый этот прогресс был обусловлен исключительно потребностью более квалифицированно расправляться с ненашими: недаром все и всяческие научно-технические новшества сначала рассматриваются и оцениваются на предмет их употребимости для истребления двуногих прямоходящих (автор вовсе не горилл имеет в виду), и уж потом – для любых других нужд… Человек являет собой уникальное природное явление: хищник с психологией травоядной жертвы (в самом деле – вряд ли, например, тигр будет убивать другого тигра; зато баран с радостью и счастием забодает до смерти своего собрата). Человек сбивается в стаи – чтобы удобнее было перегрызать горло другим; не таким, как мы. Наши рвут на части ненаших; те, в свою очередь, обгладывают, довольно взрыкивая, кости наших.


Первый, достоверный и задокументированный, случай торжества “нашизма” в масштабах страны - французская революция (именуемая также великой²). Хотя, наверное, и питекантропы делили друг друга на наших и ненаших… Наиболее памятным, впрочем, должен быть другой исторический пример – когда “наши” разнообразных цветов и оттенков изрядно тряханули Европу в первой половине ХХ века. Хотя – кто сказал, что “наши” не трясут не то что Европу – весь мир сейчас? Да ещё как трясут – не успеваешь глобус перекрашивать…


Когда государство начинает закручивать гайки – граждане превращаются в винтики³; что же нужно сделать, чтобы сделать из человека – “нашего”? закрутить гайки самому себе? Отнюдь, всё гораздо проще. Идеализм и наивность, подлость и расчёт, потребность в аффилиации и ощущение личной неустроенности в жизни⁴ – вот компоненты, разнообразнейшее сочетание которых даёт в результате микстуру “нашести”. Автор не случайно несколько разносит понятие “человек” и “наш” - поскольку “наш” есть прямоходящая двуногая нивелированность; будучи “нашим”, можно оставаться “отличным парнем”, “хорошим товарищем”, “пламенным большевиком”, “истинным арийцем”, “защитником демократических свобод” или “настоящим санкюлотом” - вот только быть человеком уже нельзя. “Наш” обезличен; прежде всего, он – такой же, как и все “отличные парни”, “хорошие товарищи”, “пламенные большевики”, “истинные арийцы”, “защитники демократических свобод” и “настоящие санкюлоты”. И уж потом, с великим трудом, можно разглядеть какие-то уникальные, присущие лишь одному конкретному индивидууму, черты. И то – в том лишь размере, коий дозволен Самыми Главными Нашими, теми самыми, которые нашее всех. И не имеет значения, с усами они или без, читают ли на ночь “Капитал”, “Mein Kampf” или Адама Смита вкупе со Збигневом Бжезинским.


Чуть ранее уже промелькнуло слово “нашизм”. По здравому рассуждению, его всё-таки стоит писать без кавычек и признать неоспоримый приоритет нашизма над всеми политическими псевдотечениями: национал-социализмом, коммунизмом, монархизмом, демократизмом (да простится мне этот кошмарный неологизм!) и иже с ними. Идеи нашизма вечны, потому что они – истинны. Не будет большим преувеличением сказать, что мы живём отнюдь не в эпоху постиндустриализма, глобального передела мира и т. д. и т. п. Нет, в первую очередь мы живём в эпоху нашизма, а уж потом – всё остальное. Впрочем, это самое “остальное” торчит ушами именно из нашизма. Собственно, и иных политических течений, за исключением нашизма, не было, как минимум, с 1789 года; а уж в какие мундиры рядится он, что изображает на знамёнах и прочие регалии с инсигниями – дело десятое. “Наши” торжествуют; куда ни плюнь – попадёшь в “нашего”, да и разбрасываться жидкостями тела особо не стоит – одни “наши” поволокут в рассадник “нашести” в Гааге или Брюсселе, другие – намалюют на двери свастику с серпом и молотом (хорошо, если только намалюют и только на двери!).


Что делать тем, кто не испытывает горячего желания пополнить ряды “наших” любой масти? Оставим за кадром самый простой и очевидный выход: руководствуясь какими-то своими личными соображениями и пристрастиями, выбрать наиболее симпатичную (или, за неимением лучшего, наименее отталкивающую) стаю и к ней примкнуть. Умолчим также и о том, что все подобные попытки изначально обречены на провал – сложно объяснить асфальтовому катку что-либо. Не советую, гражданин, не советую… мнэ-э-э… съедят. Но можно ведь и побарахтаться! И пусть пресловутому катку плевать, покорно ты лёг под него или пытался убежать – но нам-то с вами не плевать! Коллизия, однако, заключается в том, что любое активное, организованное противодействие лишь порождает очередное племя “наших”, кое рано или поздно ассимилируется другим, более многочисленным и технически оснащённым племенем. Порочный круг?


Тактика сия не нова отнюдь есть – незабвенный Конрад Валленрод действовал примерно теми же методами. Увы, мимикрировать под “нашего” в течение сколь-нибудь продолжительного времени невозможно: бацилла нашизма рано или поздно, так или иначе, поразит мозговые центры. Исключение составляют лишь граждане с абсолютно пластичной психикой – но как раз они-то давно и прочно занимают в рядах “наших” отнюдь не последние посты. Alte kampfer, мать их… Тем более, что в попытках казаться “нашим” неизбежны передержки, которые караются как бы и не сильнее, чем непринадлежность к “нашим”. Раскольник опаснее еретика; невозможно быть святее Папы – и нельзя быть “нашее наших”. В этом мне свидетелями выступают тени Жоржа Дантона, Камилла Демулена, Максимильена Робеспьера, Льва Троцкого, Николая Бухарина, Георгия Зиновьева, Эрнста Рёма, Георга и Эрнста Штрассеров и многих других – в том числе и “героев перестройки”, не к ночи будь помянуты - чьи могилы были более нужны “нашим”, чем жизни⁵. Немного отступив от заявленной темы, сделаем напрашивающуюся ремарку: революции вообще совершаются исключительно “нашими”, точнее – той группой граждан, которая осознала себя как “наших” несколько ранее, чем все остальные. Впоследствии свинья пожирает только тех своих сынов, кои стали слишком уж “нашими”, не удосужившись (или не успев) при этом схарчить конкурентов…


Рецепты покойного графа Толстого тоже выглядят как-то неубедительно – помните о катке? Более того, закрепление навыков непротивления есть подготовительная процедура становления нашизма (за 86 лет мы добились в этом потрясающих успехов) – стоя в стороне от всех “наших” эскапад, неминуемо записываешь себя с ряды новейшей генерации нашистов - “наших”-пофигистов; в результате за нас обычно думает фюрер, царь-батюшка, или очередной Отец Народов (хорошо, если – в одном лице). Наше дело телячье: ди эрсте колонне марширт; рычаги на себя – и вперёд. Ликуют Неизвестные Отцы… Значит, всё же – порочный круг?!



Подобное – подобным. И, борясь с одним клеймом, неизбежно приходится ставить на себе другое – разница (лишь?) в одном слове. Чтобы остаться честным, надо запретить себе говорить, писать, думать: “Я - такой же; я - с вами; я – наш”, но поставить себе на лоб клеймо: “Я - не с вами, я - против вас”. Беда лишь в том, что, когда количество таких людей превысит известную величину – они породят новую формацию “наших”…


Ты с нами, товарищ?!

_______________________________

¹ Надеюсь, ни у кого не хватит решимости причислить почтенного летописца к сонму “товарищей”?..

² Автору известно, что, согласно устоявшейся практике, это название положено писать с больших букв. Но – рука не поднимается.

³ Афоризм Вячеслава Рыбакова.

⁴ На это также есть соответствующий термин “фрустрация” – но хватит и присутствия в строке слова “аффилиация”. Не будем умножать сущности…

⁵ Перифраз слов Николая Бухарина.