Святая пуля Обсуждение событий в Беслане, история с заложниками и стремительно растущее кругом количество людей, которые как за спасительную соломинку цепляются за услужливую мысль, что всё это произошло и происходит не с ними, а с ними ничего не случится, напомнили мне мой любимый рассказ Путрамента, который мне в своё время случилось перевести на русский язык.
***
Ничего они мне не могут сделать, – сообщил Букацкий, когда они оказались на месте. В камере их было семнадцать, и это утверждение как-то сразу отделило его от остальных. Входило ли это в его намерения? Во всяком случае, он не щадил усилий, чтобы увеличить это расстояние. Например, не хотел садиться.
Камера была спроектирована как одиночка. При польских властях иногда тут сидели по двое. Теперь их было семнадцать. Семнадцать заложников. Немцы предприняли кое-какие усилия, чтобы как-то увеличить полезную площадь: выкинули нары, столик и стул, но сидящий человек всё-таки занимает какие-нибудь пол квадратных метра. Все одновременно сидеть не могли. Установили очередь. Когда Букацкому сказали, что можно сесть, он с некоторым удивлением посмотрел на говорившего, потом на хлюпающий от сентябрьской грязи цементный пол, потом на свои новые брюки и пожал плечами.
– Оставьте вы его в покое, ради бога, – сказал кто-то из-под окна – завтра сам попросит.
Букацкий почти что улыбнулся, что определённо означало: «завтра я снова буду в городе». Никто с ним не спорил. Он стоял первым у самых дверей, тяжело переступая с ноги на ногу. «Ничего они мне не могут сделать» – упорно повторял он в душе. Ночью он заметил, что это «ничего» значит уже что-то совсем другое, чем предыдущей ночью, чем в ту минуту, когда за ним пришли, чем тогда, когда приказали идти с ними. «Ничто» росло. Обыск. арест, тюремное заключение. Ещё день тому назад он глубоко и серьёзно верил в то, что это невозможно. Но сейчас с какой-то странной лёгкостью он сказал себе, что это всё «ничего». И таким образом его достоинство было спасено.
На рассвете, измучившийся до кровавых всполохов перед глазами Букацкий прислонился к дверям. Может быть, задремал. Вдруг во сне внезапно промелькнул образ падающей бомбы. Грохот. Боль. Очнулся он на полу, прислонённым головой к железным дверям. Прежде, чем он пришёл в себя, двери распахнулись. Яркий свет. Снова боль, кто-то пнул его ногой раз, потом второй. Букацкий вскочил, ослеплённый светом, моргая глазами. Двери захлопнулись.
Он сел около дверей и был гораздо больше ошеломлён, чем рассержен. Машинально повторил про себя своё заклинание: «Ничего они мне не могут сделать». И потом ещё тише, если только мысли могут быть громкими и тихими, добавил к этому магическому выводу свою предпосылку: «потому что я тоже ничего не сделал». Пинок стражника придал этой магической формуле новое содержание. Могут. Его могут арестовать, посадить в тюрьму, бить. Но всё это было ничего по отношению к той единственной вещи, которой с ним не могли сделать.
( Он не называл её по имени ) Current Mood: Война объявленаCurrent Music: Malicorne - La fiance du timbalier