Эрнст Юнгер. Из "Труженика". Труд как образ жизни
Эрнст Юнгер
Труженик.

(главы из книги).

ТРУД КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ

Процесс воплощения в человеке нового духовного типа, типа тружника, тесно связан с освоением мира и с появлением нового принципа, который необходимо обозначить как труд. В наше время этот принцип может определять все возможные формы противостояния. Он же служит той почвой, на которой можно осмысленно сойтись во мнениях, если ещё вообще можно думать о согласии. Здесь заключён арсенал средств и методов, осмысленное применение которых поможет распознать тех, кто воплощает в себе грядущую мощь.
Изучение этого изменчивого образа жизни призвано каждого, кто вообще допускает, что мир уже давно охвачен исполненными собственного смысла и собственных закономерностей переменами, убедить в том, что вершителем этих перемен должен считаться именно труженик. Изучение и плодотворное наблюдение необходимы для достижения неоспоримых результатов, позволяющих представить труженика носителем нового начала в человеке независимо от каких-либо субъективных оценок. Так же и труд сам по себе дол-жен быть представлен как новый образ жизни, объектом которого будет весь мир. Благодаря разнообразию своих форм, труд будет иметь различную ценность.

Значение нового принципа труда следует искать не в том, что он поднимает жизнь на некую высшую ступень. Гораздо больше оно заключается в его инаковости, а точнее в вынужденном отличии. Так, например, применение пороха создаёт принципиально иную картину войны, о которой нельзя сказать, что она стоит по рангу выше рыцарского военного искусства. А всё же в настоящий момент выходить в открытое поле без прикрытия орудий просто бессмысленно. Качественно иной новый принцип можно узнать потому, что его невозможно количесвенно измерить в старых категориях и потому, что его воздействия реально нельзя избежать независимо от того, будет ли это позиция субъекта или объекта действия.

Отсюда следует, что для того, чтобы увидеть новое значение слова «труд», необходимо взглянуть на него другими глазами. Это слово не имеет ничего общего с тем моральным протестантским смыслом, который выражен в «труде в поте лица своего.» Весьма возможно развить моральную сторону этого самого труда. В таком случае понятия труда и морали будут сопряжены, но не переставлены местами. Точно так же мало похож на труд тот «труд», который в системе 19 века являлся мерилом мира экономики. Широкое распространение и кажущаяся всеохватность экономической оценки труда объясняется тем, что труд может легко истолковываться в том числе с точки зрения экономики, но никак не тем, что он равнозначен самой экономике. В гораздо большей степени труд распространяется за прделы всего хозяйственного, за пределы всего, что он в состоянии не однократно, а многократно опре-делять, и в сфере чего могут быть достигнуты лишь частичные результаты.

И наконец, труд - это совсем не техническая деятельность. То, что именно эта наша техника определяет теперь выбор средств, несомненно, но лицо мира изменяет не она, а стоящая за ней своеобразная воля, без которой всё это - не более чем игрушки. Техника ничего не экономит, ничего не упрощает и ничего не решает - она лишь орудие, инструментарий, проекция особого образа жизни, простейшее выражение труда. Выброшенный на необитаемый остров труженик всё равно точно так же остался бы тружеником, как Робинзон остался обывателем. Он органично не смог бы связанно мыслить, испытывать каких-либо чувств, созерцать окружающий мир, если бы во всём этом не находило отражения его особенное качество.

Таким образом, труд - это не деятельность сама по себе, а проявление особенного бы-тия, которое стремится заполнить своё пространство, своё время, согласно собственным закономерностям. При этом труд не знает никаких законов кроме своих собственных; он подобен огню, который поглощает и изменяет всё, что горит, и спорить с ним в этом сможет только его же собственный принцип, только встречный огонь. Поле деятельности безгранично, как и рабочий день вмещает в себя двадцать четыре часа в сутки. Ни покой, ни свободное время не противоположны такому труду. С этой точки зрения вообще нет такого состояния, которое так или иначе нельзя было бы понимать как труд. На практике в качестве примера можно привести разновидности того, что сегодня уже считается для человека отдыхом. Такой отдых либо носит, как спорт, абсолютно не прикрытый характер труда, либо, как развлечения, представляет собой демонстрацию чудес, которые способна творить техника, пребывание на загородном участке, внутреннюю разновидность работы, окрашенную в тона разных игр, но ни в коем случае не противоположность труду. С этим же связана растущая бессмысленность всевозможных выходных и праздников - того календаря, который всё меньше соответствует изменяющемуся ритму жизни.



Несомненно, что этот всеобщий ритм живёт и в научных концепциях. Если мы рассмотрим различные виды того, как физика мобилизует материю, зоология пытается угадать момент реализации потенциальной жизненной энергии в наибольшем усилии, а психоло-гия даже сон или грёзы старается представить как деятельность, станет ясно, что здесь имеет место не собственно познание, а особый специфический тип мышления.
В подобной системе угадывается мир труженика, и сложившаяся в этой системе картина мира определяется характером труда. Разумеется, для того чтобы это действительно осознать, необходимо изменить точку зрения. На труд следует смотреть не в перспективе прогресса, а оттуда, где эта перспектива полностью теряет для нас свой интерес. Теряет постольку, поскольку особенная идентичность труда и бытия в состоянии развить принципиально новую уверенность и новую стабильность.

Здесь привычные системы безусловно меняют смысл. В той же мере, в которой теряет своё значение познавательный характер, постепенно начинает приобретать значение осо-бенный силовой характер. Это заставляет вспомнить тот факт, что даже такая мирная, казалось бы, отрасль, как парфюмерия, в один прекрасный день может оказаться полностью занятой производством химического оружия. Чисто динамическое мышление, которое са-мо по себе,так же как и всякое чисто динамическое состояние, не может обозначать ничего кроме разрыва, позитивно и вооружено лишь тогда, когда оно соотносится с бытием, соотносится с образом труженика.

Рассматриваемый таким образом труженик находится в точке, где разрушение больше не применимо. Это так же прямо относится к миру политики, как и к миру экономики. То, что здесь обращает на себя внимание как отсутствие существенной оппозиции, противоречия, там проявляется как новое служение разума бытию, новый органичный и естествен-ный порядок вещей, который вторгается в зону чистого рационального познания, лишает его и гарантий, и сомнений и этим создаёт возможность веры и доверия. Необходимо стоять там, откуда разрушение должно пониматься не как окончание, а как предвосхищение. Нужно видеть, что будущее в состоянии активно вмешиваться в прошлое и настоящее.

Труд, который по отношению к человеку может определяться как образ жизни, а по отношению к его деятельности в целом как основополагающий принцип, проявляется в определённом роде деятельности в виде стиля. Эти три понятия часто растворяются друг в друге, но всегда имеют один и тот же корень. Разумеется, изменения, происходящие в стиле деятельности становятся заметными гораздо позже тех, что затрагивают конкретного человека и его стремления. Это можно объяснить тем, что сознание является предпосылкой этих изменений или, чтобы выразить это иначе, тем, что в сознании всегда отпечатывается только последнее действие, выражающее для нас особую ценность. Так, например, солдат, крестьянин или целая община, народ, нация могут оказаться в уже полностью из-менившихся обстоятельствах и ещё не осознавать этого. Все те, кто уже стал тружеником, даже не зная об этом, на деле противостоят другим, которые считают себя тружениками, вне зависимости от того, можно ли их в действительности признать таковыми. В старой терминологии это можно попытаться соотнести с понятием рабочего без классового сознания.

И тем не менее мы видели, что одного классового сознания для труженика в этом смысле недостаточно. Само классовое сознание, являясь результатом обывательского мышления в состоянии вызвать лишь рястягивание и более тонкую организацию буржуазного по-рядка вещей. Поэтому в нашем случае проблема простирается гораздо шире, нежели по-зволяют границы классового сознания, поскольку господство, которое обычно находится в центре этой проблемы, носит всеохвтный характер. Эта всеохватность может выражаться только как большой размах, а не как противостояние или последнее следствие законов старого мира.

Тот, кто стремится к господству действительно производительных сил, должен также суметь составить для себя представление об истинном производстве как о всеохватном и всесильном плодородии, которое объемлет абсолютно всё. Это необходимо для того, что-бы не схематизировать мир, ограничивая его планкой каких-либо специальных требований, а переварить его целиком. До тех пор, пока труд по духу схематичен и монотонен, будущее не может предстать ни в каком другом аспекте кроме ощущения пустого желудка. Но как только становится необходимым осознать труд как простой и самоценный основ-ной принцип бытия, необходимо признать, что возможности для его реализации бесконечны.