Эрнст Юнгер Из "Труженика"(2) Труд и миропорядок
То, что новый стиль ещё не осознаётся как отражение изменённого сознания, а только предчувствуется, объясняется тем, что прошлое уже не действительно, а грядущее ещё не различимо. Поэтому вполне простительно заблуждение, считающее внещнюю сторону старого мира отличительной чертой нашего бытия. Все эти элементы внешней формы однако принадлежат царству разложения. Это - подобие смерти, которая обволакивает мир. Лишь недавно изменчивый поток неспешно струится между обжитых берегов, подобно тому, как ещё недавно железные дороги были почтовыми дилижансами, автомобили - повозками, фабрики строили в стиле готических соборов, а в Германии всего лишь через пятнадцать лет после первой мировой войны уже вступают в предвоенную пору. И вместе с тем есть новое напряжение и тайны, которые поток скрывает в себе и ради которых стоит держать глаза открытыми.

Запустение инеем покрывает гибнущий мир, наполненный причитаниями о том, что старые добрые времена миновали. И причитания эти бесконечны как само время. Это в них язык древности находит своё выражение. Но точно так же, как форма изменяется и вместе с ней могут меняться условия и обличия, невозможно малейшее уменьшение суммы, потенции жизненной силы. Каждое покинутое пространство наполняется новой силой. Стоит ещё раз упомянуть об изобретении пороха, поскольку осталось ещё достаточно документов, в которых оплакивается разрушение крепостей, вместилища гордой и независимой жизни. Но скоро сыновья аристократии духа вновь появляются в воинствах королей; находятся новые понятия, для того чтобы в иных битвах другие люди сражались за них. Неизменным остаётся одно - изначальная жизнь и её мотивы, но всегда изменяется язык, в котором она воплощается, распределение ролей, в которых повторяется великая игра. Герои, верующие и влюблённые не умирают. В каждом поколении они появляются снова, и в этом смысле миф торжествует во все времена. Наше теперешнее состояние подобно антракту, когда занавес опущен, и за ним происходит запутанная, хаотичная смена ролей, декораций и реквизита.



Как только стиль, в котором появились новые черты, начинает восприниматься как выражение произошедших перемен, это немедленно даёт начало борьбе за господство над объективным миром. Это господство конечно же по существу уже установлено, однако, для того чтобы лишиться своей анонимности и выйти из-за кулис, власть как будто требует определённого универсального языка, на котором необходимо будет вести переговоры, формулировать приказы, объяснять принципы повиновения. Господство над миром требует таких чётко различимых декораций, которые будут привлекательны, а с их помощью можно будет объясняться.

Разрушительные необратимые перемены природного и духовного характера на поверхности земли необходимо понимать как подготовку такого рода декораций. Массы и индивидуумы, поколения, расы, народы, нации, страны, точно так же, как персоналии, профессии, системы общественного устройства, и целые государства в одинаковой степени попадаются на тот же самый приём, который в последствии обернётся полным уничтожением всех закономерностей. Это состояние идеологически заполняется дебатами между защитниками истинных жизненных ценностей от гибели и пошляками, для которых разрушительный нигилистический лоск ценен сам по себе.
Но то, что для нас во всём этом единственно достойно внимания, так это подготовка нового единства Места, Времени и Личности, драматического единства, чей будущий облик нам предстоит различить за уродливой, смертоносной маской цивилизации среди обломков культуры.

И всё же - насколько состояние, в котором мы сейчас находимся, удалено от единства, гарантирующего новую безопасность и естесвенную иерархическую упорядоченность жизни. Никакого видимого единства нет, за исключением единства стремительных измененй. Этот факт должен приниматься к рассмотрению, если только не довольствоваться обманчивой безопасностью искусственных островков. Разумеется, здесь нет недостатка в системах, законах, авторитетах, учениях и мировоззрениях. Однако в них подозрительно то, что все они слишком быстро подешевели. Их число растёт с такой же скоростью, с какой растут бессилие, нужда в безопасности и ощущение ущербности их сомнительной надёжности. Это - спектакль для шарлатанов, которые обещают гораздо больше, чем можно выполнить и для пациентов, которым кажется привлекательным искусственное здоровье в условиях постоянного санатория. В конце концов они боятся горького лекарства, избежать которого будет невозможно.

Мы должны понимать, что родились в краю из огня и льда. Прошлое устроено так, что к нему невозможно накрепко прицепиться, а грядущее так, что в нём невозможно устроиться. Такой духовный ландшафт предполагает в основе своей максимум «военного» скептицизма. Нельзя дать себя застигнуть на тех участках фронта, которые уже давно нужно защищать, необходимо находиться на тех, которые ещё только подвергаются первым атакам. Необходимо понять, что должны быть привлечены все резервы, для того чтобы с этим родились незримая уверенность и безопасность, более крепкие, чем в бронированном бункере. Не существует никаких знамён кроме тех, которые несут на груди. Возможно ли владеть верой без догмы, миром без богов, наукой без максим и родиной, которую не смогла бы подчинить никакая сила в мире? Это вопросы, на которых каждый может проверить степень своей готовности.

В неизвестных солдатах недостатка нет; гораздо важнее неизвестная Империя, для существования которой никакое соглашение не имеет значения.
Только так может выглядеть при правильном освещении сценическая площадка нашего времени: как поле битвы, напряжённой и богатой важными решениями, как нечто совершенно иное для тех, кто знает как оценить по достоинству её мотивы. Секретный полюс притяжения, который наделяет стремления ценностью и смыслом - это победа, в образе которой воплощаются все напряжения сил и жертвы забытых уже подразделений. Никто из тех, кто не помышляет об участии в мировой битве, не сможет укрыться в одиночестве в своём доме.

Только так, применяя к сознанию «военные» мерки, возможно наделить окружающие нас вещи ценностью, которая им присуща с рождения. Эта ценность, подобная ценности точек и систем на поле боя - ценность тактическая. Это значит, что в движении находятся и существуют серьёзнейшие вещи, которые однако сами по себе лишены значения. Точно так же и движение выходит за свои собственные рамки и не существует само в себе, подобно тому, как на поле боя брошенная деревня или опустевший лес выступают как тактические символы некоей стратегической воли и в этом качестве означают результат высочайшего напряжения сил. Наш мир необходимо рассматривать именно в этом смысле, если не пытаться отказаться от него: изменчивый и всё же стремящийся к порядку, запущенный и опустошённый, но не лишённый огненных знамений, в которых находит своё подтверждение глубинная воля.

То, что можно увидеть, - не какое-то подобие окончательного порядка, а хаос и беспорядок, за которым угадывается великий Закон. Это - смена позиции, которая ежедневно требует нанесения всё новых координат, в то время, когда земля, которую предстоит открыть, ещё погружена во мрак. Но мы всё-таки знаем, что она действительно существует, и эта уверенность выражается в том, что мы участвуем в борьбе. Поэтому мы совершаем гораздо больше, чем мы в состоянии постичь. И наградой нам становится тот свет , которым эта разница между трудом и сознанием иногда освещает всю нашу деятельность.

Если мы, после того, как мы уже говорили о человеке, будем говорить о его деятельности и если мы отнесёмся к ней всерьёз, то это может случиться только под его влиянием. И мы уже знаем лицо нового человека, очертания которого начинают проступать в этом свете.