Я плохо справляюсь с умножением и делением – со школьных времен начертание математических знаков насильственного преобразования качества в количество вызывает чернильную тоску даже у моей перьевой ручки. Разрастание чисел меня пугает, последующее разъятие их на единицы не возвращает им единственности как качества. Мне кажется, в названии результата деления – «частное» - кроется глубокий экзистенциальный обман. После мультипликации, как после участия в групповом изнасиловании, частное перестает быть частным, оно утрачивает способность самостоятельно себя обозначать и навеки повисает, оборванное и раздавленное, на острых зубцах неумолимого знака равенства.
Я не люблю и боюсь людей, когда они вживаются в грамматическую категорию множественного числа. Я не люблю и боюсь площадей в дни народных гуляний, троллейбусных остановок в час пик, метрополитена, очередей, актовых залов средних школ, подходящих к концу спектаклей, фестивалей и концертов, цирковых представлений и парадов побед, продуктовых рынков, распродаж, открытых судебных заседаний, смотров строя и песни, футбольных матчей, лекций, на которых присутствует весь поток, межрегиональных семинаров по антимонопольному законодательству, собраний ответственных квартиросъемщиков и родительских собраний.
В толпе я начинаю испытывать панику подвергающегося dDos-атаке ресурса: единственное всеобъемлющее желание – отрубить все запросы извне. В такие минуты я счастлив, что не ношу с собой огнестрельного оружия, потому что прекращение бесчисленных вторжений в личное пространство и агрессивного шума, запаха, незапоминаемых лиц кажется естественной защитной реакцией, допустимой самообороной.
Как не раз и не два стоявший у классной доски и огрызавшийся в ответ на монотонные и жаркие допросы сливающихся в одну горланящую башку одноклассников: «Как мог ты себя противопоставить классу?», «Почему ты считаешь, что ты тут лучше всех? Ты тут хуже всех!», «Все пошли, как миленькие, один ты не пошел, такой особенный?» я не верю в коллективы, потому что никакое сборище не вырождается в толпу стремительнее организованного. Я вообще не верю в пение хором и топанье в ногу. Я испытываю к ним глубочайшее физиологическое отвращение.
Нет более напуганного и трусливого существа, чем толпа. Именно от страха толпа всегда кидается на тех, кого меньше, на тех, кто видимо слабее. Толпа боится, что ее примут за слабака и сожрут. Показывает силу. Толпа сомневается, но никогда и никому не покажет свое сомнение, сомнение – слабость. Рассеявшись, толпа заискивающе спрашивает сочувствующих: «Ну, как я их? А? Настоящий мужЫк, а то!». Потому что толпа ни единой секунды не уверена, что она – настоящий мужик.
Быть толпой можно даже стоя одному на самой вершине.
Если когда-нибудь я почувствую себя неотъемлемой, слитной частью какой-нибудь толпы, значит, это не я.
И так далее.
Мне надоело смотреть в лицо реальным толпам – в лица ли, в комменты ли. «Убитый немцами вечер» не состоялся. Тошнить меня перестанет сегодня к обеду. Я выкладываю сюда несколько картин – гиперреалистских и не очень – разных художников. Авторов можно найти, кликнув на картинку.