|
|
Пишет oper_1974 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} oper_1974)@ 2014-12-25 15:34:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Немцы плачут под Москвой. :)
"Положение осложнялось тем, что из-за больших потерь, сильного мороза, педикулеза и плохого питания ослабленная пехота не могла больше противостоять танковым атакам противника.
Даже немногочисленные 50-мм противотанковые пушки редко справлялись с тяжелыми русскими танками (Т-34 и 52-тонными "Клим Ворошилов"), которые обычно поддерживали атаку легких русских танков.
Не всегда могли справиться с ними и выдвинутые на переднюю линию обороны легкие полевые гаубицы 137-го артиллерийского полка, так как единственно эффективные в борьбе с тяжелыми танками противотанковые снаряды (с красной маркировкой) по непонятной причине пришлось передать в другие воинские части.
Две такие гаубицы были раздавлены русскими танками 17 ноября во время боя за деревню Высокое, так как после пристрелки они оказались слишком неподвижными, чтобы уследить за быстрыми перемещениями русских танков.
При той большой скорости, которой обладали эти танки, было совсем не легко подобраться к ним на такое расстояние, чтобы наверняка поразить связкой гранат. Однако отважный лейтенант Шерф решил, несмотря на предупреждение товарищей, сделать это и избавить нас от крайне опасных пулеметных очередей ближайшего русского Т-34. Но полумрак просеки подвел его, став его злым роком.
Во время последнего прыжка лейтенанта сразила вражеская пуля, навсегда вырвав его из наших рядов.
Хотя переданные корпусом два 88-мм орудия 707-го зенитного батальона с точки зрения баллистики были очень эффективными, однако при использовании их вблизи переднего края обороны из-за своей высокой конструкции они оказались слишком заметными целями.
Одна из зениток вскоре была выведена из строя артиллерийским огнем противника. Так что во время боев за деревни Воронино и Высокое, несмотря на целый ряд подбитых русских танков, часто возникала паника.
Только за четыре дня, с 13 по 16 ноября 1941 года, дивизия потеряла убитыми и ранеными (не считая потерь из-за обморожений) 1060 бойцов, среди них 34 офицера, включая 5 командиров батальонов и 15 командиров подразделений." - Из донесения майора Шойрена, командира 1-го батальона 447-го пехотного полка 137-й пехотной дивизии.
"Когда во время разведки местности на реке Нара у села Тарутина генерал Бергманн вместе со своим начальником оперативного отдела и капитаном Шойреном (командиром 1-го батальона 447-го пехотного полка) неожиданно натолкнулся на памятник русскому полководцу Кутузову, это показалось нам зловещим предзнаменованием.
Этот монумент был установлен в честь человека, который в 1812 году при поддержке крестьян села Тарутина и окрестных деревень в победоносной битве вынудил войска Наполеона отступить!
6 декабря внезапно началось первое крупномасштабное наступление русских войск под командованием генерала Жукова.
"Фюрер теперь рядом с нами", - записывает в свой дневник ефрейтор Ф. в рождественский сочельник! И хотя к нам прибыли резервисты, но у них не было опыта ведения боевых действий в зимних условиях, да еще к тому же в России.
Но какое значение могли иметь полицейский полк и отдельный полк СС, как бы храбро они ни сражались, при наличии бреши в 60 и более километров и перед лицом противника, который 30 декабря вклинился в наш фланг уже на глубину 50 километров, в сущности уже зашел нам в тыл.
В распоряжене нашей дивизии тогда поступили Полицейский полк "Центр" с 32-м полицейским батальоном и полковыми подразделениями под командованием полковника полиции Монтуа, тяжелый батальон "Вольф" - сводное соединение 20-й танковой дивизии, у которого уже не осталось боевых машин и подразделения 4-го отдельного полка СС.
Постепенно военные приказы наполняются содержанием, известным из немецкой политической пропаганды. Формально они превращаются в пустые фразы. Кто здесь остается еще в живых, становится богобоязненным, даже самые закоренелые грешные члены НСДАП.
У "Езака" и "Казака" (евангелического и католического военных священников) много дел, и их мессы и проповеди воспринимаются как укрепление духовных сил." - из дневника капитана Дихтля, командира хлебопекарной роты 137-й дивизии.
"16.01.1942.
Эти постоянные приказы и контрприказы угнетающе действуют на настроение личного состава - никто не знает, что же, собственно говоря, происходит. Нигде не видно давно обещанных резервов, справа и слева все те же самые старые дивизии, которые так же измотаны, как и наша собственная.
Между ними время от времени появляются поспешно брошенные на передовую мелкие формирования из Германии, от которых нет никакой пользы и которые через день-два будут "проглочены".
08.01.1942.
Начальник оперативного отдела дивизии майор Мейер-Детринг прибыл на командный пункт батальона и на лыжах обошел наши позиции. Мы слышали, что запланирована атака на деревню Недетово, и рассказали ему о наших сомнениях. Эта деревня была отделена от нашей деревушки крутым косогором, покрытым снегом, толщина покрова которого местами составляла более 1,2 метра.
Майор Мейер-Детринг рассказал нам: "Из трех приказов на атаку, которые приходят сверху, два мы сразу отклоняем; что касается третьего приказа, то это было бы чистое неповиновение приказу".
Но в душе мы очень надеялись, что он сможет отклонить и этот приказ. Так и случилось." - из дневника лейтенанта Гоппельта, офицера для поручений 2-го батальона 449-го пехотного полка.
Гауптман Карренштайн свидетельствует:
"2-я рота 448-го пехотного полка заняла деревню Якшуново. Она протянулась почти на 800 метров и под прямым углом упирается прямо в Угру, в нижней части ее пересекает глубокая балка. Там на левом фланге нашей позиции окопалась группа стрелков-мотоциклистов, без своих "железных коней" (2-я рота 53-го мотоциклетного батальона).
Свирепые парни во главе с лейтенантом. Они подчинялись мне. Их часовые стояли на краю фруктового сада. Перед садом - заснеженное поле шириной около 1500 метров. За полем лес, в нем русские.
На командный пункт поступило донесение от стрелков-мотоциклистов. В сгустившихся сумерках к деревне почти на 300 метров приблизился русский разведчик, очевидно штатский. Часовой выстрелил в него и попал. Он лежит там в снегу. Я приказал, чтобы его нашли, когда совсем стемнеет.
Когда я позднее обходил позиции, в этот момент вернулась поисковая группа. Они никого не нашли. "Промахнулся", - сказал я часовому, который между тем уже сменился. Однако часовой настаивал на том, что попал. Тогда я распорядился организовать еще один поиск на рассвете. Едва начало светать, как на командном пункте зазвонил телефон. Телефонист доложил, что мотоциклисты нашли раненого.
Когда я вошел в избу, то увидел, что на полу на одеяле лежала симпатичная девушка лет шестнадцати. Ее глаза лихорадочно блестели. От высокой температуры лицо покраснело. Пуля попала ей в бедро и раздробила кость. Видимо, она испытывала ужасную боль. Однако девушка была в сознании, она улыбнулась и поздоровалась со мной: "Гутен таг".
Оказывается, вчера вечером поисковая группа не дошла до нее всего лишь несколько метров, а девушка не позвала их. Вскоре я отправил ее в тыл на санях, на которых нам привозили продовольствие.
Вечером мне позвонил командир полка полковник Фибиг и поздравил c "уловом". Девушка призналась, что является сотрудником военной разведки русских и что она получила задание разведать огневые позиции нашей артиллерии в долине реки Угра."
"Эсэсовцы, как раз возвращающиеся с большого рождественского праздника, избавляются от всего лишнего перед маршем. Все подарки, полученные с родины к Рождеству: отличные шерстяные носки, теплое нижнее белье, фотоаппараты, множество особенно ценных здесь мелочей, прежде всего незаменимые теплые вещи - буквально все послушно и даже с восторгом складывается в кучу, которая растет прямо на глазах.
Потом эту кучу ценных вещей обливают бензином и сжигают дотла. Как бы нам пригодилось многое из того, что сейчас пылает ярким пламенем!
Удивительное глубокое уважение перед этим героическим поступком удерживает наши дрожащие пальцы от того, чтобы попытаться хотя бы прикоснуться к этому великолепию, обреченному на уничтожение. В глубоком смущении мы стоим вокруг догорающего костра. При этом мы с особой остротой осознаем свою оторванность от далекой родины, так как до нас не доходит полевая почта.
Так мы проводим рождественский сочельник в каком-то промерзшем вонючем хлеву под непрекращающимся минометным обстрелом, не имея никакого курева. От безысходности некоторые пытаются курить какую-то не поддающуюся определению траву. Смена позиции происходит почти ежедневно. Приходится оставлять все больше телефонных кабелей." - из записок майора Доллингера 2-й дивизион 137-го артиллерийского полка.
"Накануне памятного Рождества 1941 года на мой командный пункт в деревне Татарское прибыло несколько отделений с тяжелым вооружением из батальона Витцтума 4-го полка СС, чтобы помочь нам при обороне деревни. После нашего осеннего наступления 4-й полк СС был передислоцирован в Западную Галицию для пополнения и отдыха.
Бойцов, находившихся в прекрасной физической форме и предусмотрительно экипированных для зимних условий, перебросили на самолете из Кракова в Малоярославец (у некоторых из них в кармане был отпускной билет до Кёльна на рождественские каникулы), а оттуда доставили на грузовиках к нам, в нашу снежную пустыню.
Еще никогда прежде мне так не бросалась в глаза разница между подразделением, ведущим в течение нескольких месяцев тяжелейшие бои, и свежим подразделением, только что прибывшим с родины, как в тот рождественский сочельник.
Но и никогда прежде я не убеждался так быстро и таким страшным образом в бессмысленности подобного мероприятия, когда неподготовленное подразделение, даже если оно и было хорошо оснащено материально, бросалось бы из благополучия западной цивилизации в такие сложные боевые условия.
24 часа спустя из этих великолепных бойцов на позициях не осталось ни одного человека. В своем тяжелом обмундировании - а они все были одеты в толстые шоферские пальто на теплой подкладке - при 35-градусном морозе и метровых сугробах они были слишком неповоротливыми, чтобы сдержать русских, которые были одеты в белые маскировочные халаты и шли в атаку на лыжах.
Утром на рассвете они оказались захвачены врасплох, и если бы мои последние резервы вместе со штабом батальона и 14-й ротой под командованием лейтенанта Каппля не бросились в контратаку, нам бы пришлось оставить деревню Татарское." - командир 2-го батальона 447 пехотного полка обер-лейтенант Кох.
"1-й батальон 447-го пехотного полка дислоцировался тогда в деревне Татарское. Поскольку мы могли вывозить раненых на санках только по ночам, то во второй половине дня 25 декабря у нас уже скопилось много раненых, которых мы уложили в большой избе на солому.
В то время в деревню только что прибыло подразделение эсэсовцев, которое было переброшено на Восточный фронт по воздуху из Кракова. Я стоял у окна, снаружи почти не доносился шум боя. В этот момент я увидел, как мимо нашего дома пробегает какой-то эсэсовец.
Тогда я говорю скорее самому себе: "Однако он, кажется, здорово спешит". Наш обер-лейтенант медицинской службы спрашивает меня: "Кого ты имеешь в виду?" В эту минуту мимо дома пробегает еще один эсэсовец с пулеметом на плече.
"Да эти парни дают деру!" - кричит военврач, хватает одну из винтовок К98, выбегает с ней на улицу и кричит на эсэсовца: "Немедленно занимай здесь позицию со своим пулеметом, у нас целый дом битком набит ранеными, его надо удержать любой ценой!"
Поскольку эсэсовец останавливается не сразу, доктор направляет на него свою К98, и это сразу подействовало. Тем временем командир батальона с пистолетом в руке гонит перед собой тех эсэсовцев, которые только что пробегали мимо нашего дома. Он заставляет их занять позицию перед нашим домом с ранеными.
Когда раненые услышали, что происходит, они начали, подняв руки, просить нас не оставлять их в беде. Между тем пулемет был уже установлен на исходную позицию, а мы, стрелки, залегли вокруг дома, заняв круговую оборону и приготовив ивану теплый прием.
После того как пулеметчик и мы открыли огонь по наступавшим русским, который поддержали наши товарищи на другой стороне улицы, русская атака захлебнулась.
Поскольку в этот момент пулеметчик стал громко звать санитара, я спрятал свою винтовку с примкнутым штыком за печку в доме для раненых и поспешил к раненому эсэсовцу. Оказав ему первую помощь, я с помощью другого санитара затащил раненого в дом.
Когда я после этого хотел снова вытащить свою винтовку из-за печки, там ее уже не было. В такие напряженные моменты обладатели пистолетов всегда стремились раздобыть себе К98. Но у меня не было времени раздумывать об этом, так как снаружи снова позвали санитара.
Тем временем на деревенской улице появилось наше штурмовое орудие, с помощью которого в ходе стремительной контратаки русские были отброшены назад. Наш доктор с винтовкой в руках тоже бросился в контратаку, в которой он получил сквозное ранение в бедро. Чтобы скорее привозить раненых в наш дом, я раздобыл себе большие санки." - из дневника унтер-офицера Антона Брахингера из взвода автоперевозки раненых 1-й санитарной роты 137-й дивизии.
"04.01.1942 - не осталось ни одной противотанковой пушки и ни одного пехотного орудия; у нас только 6 легких пулеметов, 4 тяжелых пулемета, 2 легких миномета; нет тяжелых шанцевых инструментов. Бойцы валятся с ног от усталости, земля промерзла на метр и стала как стекло. Когда все это закончится?" - запись в дневнике гауптмана Шойрена.
"Положение осложнялось тем, что из-за больших потерь, сильного мороза, педикулеза и плохого питания ослабленная пехота не могла больше противостоять танковым атакам противника.
Даже немногочисленные 50-мм противотанковые пушки редко справлялись с тяжелыми русскими танками (Т-34 и 52-тонными "Клим Ворошилов"), которые обычно поддерживали атаку легких русских танков.
Не всегда могли справиться с ними и выдвинутые на переднюю линию обороны легкие полевые гаубицы 137-го артиллерийского полка, так как единственно эффективные в борьбе с тяжелыми танками противотанковые снаряды (с красной маркировкой) по непонятной причине пришлось передать в другие воинские части.
Две такие гаубицы были раздавлены русскими танками 17 ноября во время боя за деревню Высокое, так как после пристрелки они оказались слишком неподвижными, чтобы уследить за быстрыми перемещениями русских танков.
При той большой скорости, которой обладали эти танки, было совсем не легко подобраться к ним на такое расстояние, чтобы наверняка поразить связкой гранат. Однако отважный лейтенант Шерф решил, несмотря на предупреждение товарищей, сделать это и избавить нас от крайне опасных пулеметных очередей ближайшего русского Т-34. Но полумрак просеки подвел его, став его злым роком.
Во время последнего прыжка лейтенанта сразила вражеская пуля, навсегда вырвав его из наших рядов.
Хотя переданные корпусом два 88-мм орудия 707-го зенитного батальона с точки зрения баллистики были очень эффективными, однако при использовании их вблизи переднего края обороны из-за своей высокой конструкции они оказались слишком заметными целями.
Одна из зениток вскоре была выведена из строя артиллерийским огнем противника. Так что во время боев за деревни Воронино и Высокое, несмотря на целый ряд подбитых русских танков, часто возникала паника.
Только за четыре дня, с 13 по 16 ноября 1941 года, дивизия потеряла убитыми и ранеными (не считая потерь из-за обморожений) 1060 бойцов, среди них 34 офицера, включая 5 командиров батальонов и 15 командиров подразделений." - Из донесения майора Шойрена, командира 1-го батальона 447-го пехотного полка 137-й пехотной дивизии.
"Когда во время разведки местности на реке Нара у села Тарутина генерал Бергманн вместе со своим начальником оперативного отдела и капитаном Шойреном (командиром 1-го батальона 447-го пехотного полка) неожиданно натолкнулся на памятник русскому полководцу Кутузову, это показалось нам зловещим предзнаменованием.
Этот монумент был установлен в честь человека, который в 1812 году при поддержке крестьян села Тарутина и окрестных деревень в победоносной битве вынудил войска Наполеона отступить!
6 декабря внезапно началось первое крупномасштабное наступление русских войск под командованием генерала Жукова.
"Фюрер теперь рядом с нами", - записывает в свой дневник ефрейтор Ф. в рождественский сочельник! И хотя к нам прибыли резервисты, но у них не было опыта ведения боевых действий в зимних условиях, да еще к тому же в России.
Но какое значение могли иметь полицейский полк и отдельный полк СС, как бы храбро они ни сражались, при наличии бреши в 60 и более километров и перед лицом противника, который 30 декабря вклинился в наш фланг уже на глубину 50 километров, в сущности уже зашел нам в тыл.
В распоряжене нашей дивизии тогда поступили Полицейский полк "Центр" с 32-м полицейским батальоном и полковыми подразделениями под командованием полковника полиции Монтуа, тяжелый батальон "Вольф" - сводное соединение 20-й танковой дивизии, у которого уже не осталось боевых машин и подразделения 4-го отдельного полка СС.
Постепенно военные приказы наполняются содержанием, известным из немецкой политической пропаганды. Формально они превращаются в пустые фразы. Кто здесь остается еще в живых, становится богобоязненным, даже самые закоренелые грешные члены НСДАП.
У "Езака" и "Казака" (евангелического и католического военных священников) много дел, и их мессы и проповеди воспринимаются как укрепление духовных сил." - из дневника капитана Дихтля, командира хлебопекарной роты 137-й дивизии.
"16.01.1942.
Эти постоянные приказы и контрприказы угнетающе действуют на настроение личного состава - никто не знает, что же, собственно говоря, происходит. Нигде не видно давно обещанных резервов, справа и слева все те же самые старые дивизии, которые так же измотаны, как и наша собственная.
Между ними время от времени появляются поспешно брошенные на передовую мелкие формирования из Германии, от которых нет никакой пользы и которые через день-два будут "проглочены".
08.01.1942.
Начальник оперативного отдела дивизии майор Мейер-Детринг прибыл на командный пункт батальона и на лыжах обошел наши позиции. Мы слышали, что запланирована атака на деревню Недетово, и рассказали ему о наших сомнениях. Эта деревня была отделена от нашей деревушки крутым косогором, покрытым снегом, толщина покрова которого местами составляла более 1,2 метра.
Майор Мейер-Детринг рассказал нам: "Из трех приказов на атаку, которые приходят сверху, два мы сразу отклоняем; что касается третьего приказа, то это было бы чистое неповиновение приказу".
Но в душе мы очень надеялись, что он сможет отклонить и этот приказ. Так и случилось." - из дневника лейтенанта Гоппельта, офицера для поручений 2-го батальона 449-го пехотного полка.
Гауптман Карренштайн свидетельствует:
"2-я рота 448-го пехотного полка заняла деревню Якшуново. Она протянулась почти на 800 метров и под прямым углом упирается прямо в Угру, в нижней части ее пересекает глубокая балка. Там на левом фланге нашей позиции окопалась группа стрелков-мотоциклистов, без своих "железных коней" (2-я рота 53-го мотоциклетного батальона).
Свирепые парни во главе с лейтенантом. Они подчинялись мне. Их часовые стояли на краю фруктового сада. Перед садом - заснеженное поле шириной около 1500 метров. За полем лес, в нем русские.
На командный пункт поступило донесение от стрелков-мотоциклистов. В сгустившихся сумерках к деревне почти на 300 метров приблизился русский разведчик, очевидно штатский. Часовой выстрелил в него и попал. Он лежит там в снегу. Я приказал, чтобы его нашли, когда совсем стемнеет.
Когда я позднее обходил позиции, в этот момент вернулась поисковая группа. Они никого не нашли. "Промахнулся", - сказал я часовому, который между тем уже сменился. Однако часовой настаивал на том, что попал. Тогда я распорядился организовать еще один поиск на рассвете. Едва начало светать, как на командном пункте зазвонил телефон. Телефонист доложил, что мотоциклисты нашли раненого.
Когда я вошел в избу, то увидел, что на полу на одеяле лежала симпатичная девушка лет шестнадцати. Ее глаза лихорадочно блестели. От высокой температуры лицо покраснело. Пуля попала ей в бедро и раздробила кость. Видимо, она испытывала ужасную боль. Однако девушка была в сознании, она улыбнулась и поздоровалась со мной: "Гутен таг".
Оказывается, вчера вечером поисковая группа не дошла до нее всего лишь несколько метров, а девушка не позвала их. Вскоре я отправил ее в тыл на санях, на которых нам привозили продовольствие.
Вечером мне позвонил командир полка полковник Фибиг и поздравил c "уловом". Девушка призналась, что является сотрудником военной разведки русских и что она получила задание разведать огневые позиции нашей артиллерии в долине реки Угра."
"Эсэсовцы, как раз возвращающиеся с большого рождественского праздника, избавляются от всего лишнего перед маршем. Все подарки, полученные с родины к Рождеству: отличные шерстяные носки, теплое нижнее белье, фотоаппараты, множество особенно ценных здесь мелочей, прежде всего незаменимые теплые вещи - буквально все послушно и даже с восторгом складывается в кучу, которая растет прямо на глазах.
Потом эту кучу ценных вещей обливают бензином и сжигают дотла. Как бы нам пригодилось многое из того, что сейчас пылает ярким пламенем!
Удивительное глубокое уважение перед этим героическим поступком удерживает наши дрожащие пальцы от того, чтобы попытаться хотя бы прикоснуться к этому великолепию, обреченному на уничтожение. В глубоком смущении мы стоим вокруг догорающего костра. При этом мы с особой остротой осознаем свою оторванность от далекой родины, так как до нас не доходит полевая почта.
Так мы проводим рождественский сочельник в каком-то промерзшем вонючем хлеву под непрекращающимся минометным обстрелом, не имея никакого курева. От безысходности некоторые пытаются курить какую-то не поддающуюся определению траву. Смена позиции происходит почти ежедневно. Приходится оставлять все больше телефонных кабелей." - из записок майора Доллингера 2-й дивизион 137-го артиллерийского полка.
"Накануне памятного Рождества 1941 года на мой командный пункт в деревне Татарское прибыло несколько отделений с тяжелым вооружением из батальона Витцтума 4-го полка СС, чтобы помочь нам при обороне деревни. После нашего осеннего наступления 4-й полк СС был передислоцирован в Западную Галицию для пополнения и отдыха.
Бойцов, находившихся в прекрасной физической форме и предусмотрительно экипированных для зимних условий, перебросили на самолете из Кракова в Малоярославец (у некоторых из них в кармане был отпускной билет до Кёльна на рождественские каникулы), а оттуда доставили на грузовиках к нам, в нашу снежную пустыню.
Еще никогда прежде мне так не бросалась в глаза разница между подразделением, ведущим в течение нескольких месяцев тяжелейшие бои, и свежим подразделением, только что прибывшим с родины, как в тот рождественский сочельник.
Но и никогда прежде я не убеждался так быстро и таким страшным образом в бессмысленности подобного мероприятия, когда неподготовленное подразделение, даже если оно и было хорошо оснащено материально, бросалось бы из благополучия западной цивилизации в такие сложные боевые условия.
24 часа спустя из этих великолепных бойцов на позициях не осталось ни одного человека. В своем тяжелом обмундировании - а они все были одеты в толстые шоферские пальто на теплой подкладке - при 35-градусном морозе и метровых сугробах они были слишком неповоротливыми, чтобы сдержать русских, которые были одеты в белые маскировочные халаты и шли в атаку на лыжах.
Утром на рассвете они оказались захвачены врасплох, и если бы мои последние резервы вместе со штабом батальона и 14-й ротой под командованием лейтенанта Каппля не бросились в контратаку, нам бы пришлось оставить деревню Татарское." - командир 2-го батальона 447 пехотного полка обер-лейтенант Кох.
"1-й батальон 447-го пехотного полка дислоцировался тогда в деревне Татарское. Поскольку мы могли вывозить раненых на санках только по ночам, то во второй половине дня 25 декабря у нас уже скопилось много раненых, которых мы уложили в большой избе на солому.
В то время в деревню только что прибыло подразделение эсэсовцев, которое было переброшено на Восточный фронт по воздуху из Кракова. Я стоял у окна, снаружи почти не доносился шум боя. В этот момент я увидел, как мимо нашего дома пробегает какой-то эсэсовец.
Тогда я говорю скорее самому себе: "Однако он, кажется, здорово спешит". Наш обер-лейтенант медицинской службы спрашивает меня: "Кого ты имеешь в виду?" В эту минуту мимо дома пробегает еще один эсэсовец с пулеметом на плече.
"Да эти парни дают деру!" - кричит военврач, хватает одну из винтовок К98, выбегает с ней на улицу и кричит на эсэсовца: "Немедленно занимай здесь позицию со своим пулеметом, у нас целый дом битком набит ранеными, его надо удержать любой ценой!"
Поскольку эсэсовец останавливается не сразу, доктор направляет на него свою К98, и это сразу подействовало. Тем временем командир батальона с пистолетом в руке гонит перед собой тех эсэсовцев, которые только что пробегали мимо нашего дома. Он заставляет их занять позицию перед нашим домом с ранеными.
Когда раненые услышали, что происходит, они начали, подняв руки, просить нас не оставлять их в беде. Между тем пулемет был уже установлен на исходную позицию, а мы, стрелки, залегли вокруг дома, заняв круговую оборону и приготовив ивану теплый прием.
После того как пулеметчик и мы открыли огонь по наступавшим русским, который поддержали наши товарищи на другой стороне улицы, русская атака захлебнулась.
Поскольку в этот момент пулеметчик стал громко звать санитара, я спрятал свою винтовку с примкнутым штыком за печку в доме для раненых и поспешил к раненому эсэсовцу. Оказав ему первую помощь, я с помощью другого санитара затащил раненого в дом.
Когда я после этого хотел снова вытащить свою винтовку из-за печки, там ее уже не было. В такие напряженные моменты обладатели пистолетов всегда стремились раздобыть себе К98. Но у меня не было времени раздумывать об этом, так как снаружи снова позвали санитара.
Тем временем на деревенской улице появилось наше штурмовое орудие, с помощью которого в ходе стремительной контратаки русские были отброшены назад. Наш доктор с винтовкой в руках тоже бросился в контратаку, в которой он получил сквозное ранение в бедро. Чтобы скорее привозить раненых в наш дом, я раздобыл себе большие санки." - из дневника унтер-офицера Антона Брахингера из взвода автоперевозки раненых 1-й санитарной роты 137-й дивизии.
"04.01.1942 - не осталось ни одной противотанковой пушки и ни одного пехотного орудия; у нас только 6 легких пулеметов, 4 тяжелых пулемета, 2 легких миномета; нет тяжелых шанцевых инструментов. Бойцы валятся с ног от усталости, земля промерзла на метр и стала как стекло. Когда все это закончится?" - запись в дневнике гауптмана Шойрена.
