|
|
Пишет oper_1974 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} oper_1974)@ 2011-04-15 19:30:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Кавалеристы! ...по танкам!:) Под Яссами.Операция "Соня" 30.05.1944 г.
"Хорошее или дурное предзнаменование? В четыре часа утра, как и говорилось, артиллерия открыла мощный огонь. Появилась авиация для нашей поддержки. Мы стояли на обратном склоне вместе с гренадерами, сидевшими рядом с нами в окопах. Потом они пропали в траншеях, а мы по команде: "Танки, вперед!" — пошли в атаку. Но уже после нескольких минут движения мы остановились — на гусеницы нашего танка намоталась колючая проволока и заклинивала их настолько, что танк дальше не мог нормально ехать. Нам пришлось вылезать, чтобы снять проволоку с гусениц. Пока мы специальными ножницами для резки проволоки освобождали гусеницы, было потеряно драгоценное время. Поскольку местность была заминирована, о быстром продвижении вперед не могло быть и речи. Перед нами простиралась небольшая возвышенность. Русские имели возможность с нее вести по нам огонь "изо всех дыр". Хотя мы и отстреливались, но "вслепую", так как противника не видели и прицеливались только по вспышкам выстрелов. Дальше мы продвигаться не могли, оставаясь на очень невыгодной позиции. Затем русские снаряды стали бить по нам все чаще.
В мой танк попало два снаряда, в каток внизу корпуса. Русские, к нашему счастью, не могли хорошо прицелиться. В восьмидесяти метрах в стороне от нас мы заметили подбитый танк 12-го эскадрона. На нем лежал полуголый танкист в полностью изорванном обмундировании. По его бедрам текла кровь. Его изрешетил осколочный снаряд. От невыносимой боли он ужасно кричал. От попадания снаряда нога его у выходного отверстия распухла в форме цветной капусты. Я спрыгнул с танка, чтобы помочь этому раненому товарищу. Вместе с уцелевшим танкистом из подбитого танка мы принесли раненого и положили на одеяло на наш танк. Несмотря на подстилку, он почувствовал обжигающий жар брони и снова начал кричать. Но положить нам его было просто некуда. С этим попеременно кричащим и стонущим солдатом на броне мы как можно скорее поехали по солнцепеку назад на позицию с обратной стороны возвышенности. Вызванный по рации, наш врач на специальном танке подъехал к нам и осмотрел раненого. Шансов выжить у него уже не было. В то же время к нам подъехал другой поврежденный танк с тяжело раненным. Он тоже пострадал от огня противника, которого мы не видели. В спине раненого зияла огромная дыра. Снаряд вырвал из него большой кусок мяса размером с две ладони. Его желто-зеленое лицо выражало неизъяснимую смертельную муку. Он был очень веселым хулиганистым парнем. А теперь он только стонал: "Мамочка, помоги, мамочка…" Врач посмотрел его и тоже вынужден был признать, что тот скоро умрет.
В час смерти у них не было покаяния. Но от кого они могли его получить? Сначала мы, танкисты, стоявшие рядом с врачом возле умирающих, разговаривая с ними, пытались их успокоить. Уже одно слово утешения может смягчить страх и отчаяние перед неминуемой смертью. Телесным контактом, держа руку умирающего, мы их успокаивали и ободряли, говоря, что не все еще потеряно, все будет хорошо, чтобы таким образом облегчить боль и оттянуть смерть. Мы видели смерть и были бессильны перед ней. Может быть, полевой священник мог бы чего-нибудь посоветовать, но его не было. Существовал ли такой вообще в нашей части? Старшие товарищи рассказывали о впечатляющем молебне под Гомелем в 1941 году. Но когда я служил в дивизии, то священников уже никогда не видел. Могли ли вообще утешить священники моей евангелической церкви, которые на службе в мои школьные годы и во время уроков для подлежащих конфирмации говорили постоянно о том, что мы живем в смерти, и неотделимы от нее, проповедовали о воскрешении и вечной жизни?
О том, что наш танк во время быстрого возвращения снова повредил двигатель, из-за чего командир вынужден был пересесть в другой танк и вскоре погиб, я уже рассказывал, так же как и об отъезде Руди Лотце на танке в направлении Белых Руин замка Станка, где он погиб. Всегда, когда я мысленно возвращаюсь к этим переживаниям, ужас этой страшной войны вновь встает перед моими глазами.
Перед другой атакой, 2 июня 1944 года по радио я слышал вызов врача к нашему прежнему командируэскадрона, который к тому времени получил должность полкового адъютанта. Когда он сидел на своем танке и читал только что полученное письмо от жены, поблизости от него разорвался снаряд. Мелкий осколок через глаз попал в мозг, и этого было достаточно для (геройской) смерти! Незадолго до того он получил почетную пряжку к Железному кресту, недавно введенную награду, предшествующую Рыцарскому кресту, который он, несомненно, заслужил." - из воспоминаний унтер-офицера 12-го эскадрона 24-го танкового полка 24-й танковой дивизии вермахта М.Брюннера. PS. В 24-й танковой ,роты назывались эскадронами,и танкисты носили желтый кант и звания были кавалерийскими т.к она была образована из 1-й элитной кавалерийской дивизии.
1.Брюннер перед отъездом в Россию. 2.Подбитый под Яссами танк Брюннера.
"Хорошее или дурное предзнаменование? В четыре часа утра, как и говорилось, артиллерия открыла мощный огонь. Появилась авиация для нашей поддержки. Мы стояли на обратном склоне вместе с гренадерами, сидевшими рядом с нами в окопах. Потом они пропали в траншеях, а мы по команде: "Танки, вперед!" — пошли в атаку. Но уже после нескольких минут движения мы остановились — на гусеницы нашего танка намоталась колючая проволока и заклинивала их настолько, что танк дальше не мог нормально ехать. Нам пришлось вылезать, чтобы снять проволоку с гусениц. Пока мы специальными ножницами для резки проволоки освобождали гусеницы, было потеряно драгоценное время. Поскольку местность была заминирована, о быстром продвижении вперед не могло быть и речи. Перед нами простиралась небольшая возвышенность. Русские имели возможность с нее вести по нам огонь "изо всех дыр". Хотя мы и отстреливались, но "вслепую", так как противника не видели и прицеливались только по вспышкам выстрелов. Дальше мы продвигаться не могли, оставаясь на очень невыгодной позиции. Затем русские снаряды стали бить по нам все чаще.
В мой танк попало два снаряда, в каток внизу корпуса. Русские, к нашему счастью, не могли хорошо прицелиться. В восьмидесяти метрах в стороне от нас мы заметили подбитый танк 12-го эскадрона. На нем лежал полуголый танкист в полностью изорванном обмундировании. По его бедрам текла кровь. Его изрешетил осколочный снаряд. От невыносимой боли он ужасно кричал. От попадания снаряда нога его у выходного отверстия распухла в форме цветной капусты. Я спрыгнул с танка, чтобы помочь этому раненому товарищу. Вместе с уцелевшим танкистом из подбитого танка мы принесли раненого и положили на одеяло на наш танк. Несмотря на подстилку, он почувствовал обжигающий жар брони и снова начал кричать. Но положить нам его было просто некуда. С этим попеременно кричащим и стонущим солдатом на броне мы как можно скорее поехали по солнцепеку назад на позицию с обратной стороны возвышенности. Вызванный по рации, наш врач на специальном танке подъехал к нам и осмотрел раненого. Шансов выжить у него уже не было. В то же время к нам подъехал другой поврежденный танк с тяжело раненным. Он тоже пострадал от огня противника, которого мы не видели. В спине раненого зияла огромная дыра. Снаряд вырвал из него большой кусок мяса размером с две ладони. Его желто-зеленое лицо выражало неизъяснимую смертельную муку. Он был очень веселым хулиганистым парнем. А теперь он только стонал: "Мамочка, помоги, мамочка…" Врач посмотрел его и тоже вынужден был признать, что тот скоро умрет.
В час смерти у них не было покаяния. Но от кого они могли его получить? Сначала мы, танкисты, стоявшие рядом с врачом возле умирающих, разговаривая с ними, пытались их успокоить. Уже одно слово утешения может смягчить страх и отчаяние перед неминуемой смертью. Телесным контактом, держа руку умирающего, мы их успокаивали и ободряли, говоря, что не все еще потеряно, все будет хорошо, чтобы таким образом облегчить боль и оттянуть смерть. Мы видели смерть и были бессильны перед ней. Может быть, полевой священник мог бы чего-нибудь посоветовать, но его не было. Существовал ли такой вообще в нашей части? Старшие товарищи рассказывали о впечатляющем молебне под Гомелем в 1941 году. Но когда я служил в дивизии, то священников уже никогда не видел. Могли ли вообще утешить священники моей евангелической церкви, которые на службе в мои школьные годы и во время уроков для подлежащих конфирмации говорили постоянно о том, что мы живем в смерти, и неотделимы от нее, проповедовали о воскрешении и вечной жизни?
О том, что наш танк во время быстрого возвращения снова повредил двигатель, из-за чего командир вынужден был пересесть в другой танк и вскоре погиб, я уже рассказывал, так же как и об отъезде Руди Лотце на танке в направлении Белых Руин замка Станка, где он погиб. Всегда, когда я мысленно возвращаюсь к этим переживаниям, ужас этой страшной войны вновь встает перед моими глазами.
Перед другой атакой, 2 июня 1944 года по радио я слышал вызов врача к нашему прежнему командируэскадрона, который к тому времени получил должность полкового адъютанта. Когда он сидел на своем танке и читал только что полученное письмо от жены, поблизости от него разорвался снаряд. Мелкий осколок через глаз попал в мозг, и этого было достаточно для (геройской) смерти! Незадолго до того он получил почетную пряжку к Железному кресту, недавно введенную награду, предшествующую Рыцарскому кресту, который он, несомненно, заслужил." - из воспоминаний унтер-офицера 12-го эскадрона 24-го танкового полка 24-й танковой дивизии вермахта М.Брюннера. PS. В 24-й танковой ,роты назывались эскадронами,и танкисты носили желтый кант и звания были кавалерийскими т.к она была образована из 1-й элитной кавалерийской дивизии.
1.Брюннер перед отъездом в Россию. 2.Подбитый под Яссами танк Брюннера.
