Про войну - без ханжества |
[May. 4th, 2009|12:26 pm] |
В 1941 моей бабушке не было еще и 29. На руках было трое детей - моя мама 6 лет, и две мои тети - одной 4, другой полтора.
Она получала пособия - как жена фронтовика, и за троих детей. Это были копейки, на них невозможно было даже выкупить скудные пайки по карточкам - детям и "иждивенцам" давали вдвое меньше, чем "рабочим". Для того чтобы выжить, нужны были деньги - за них можно было купить дополнительные продукты в "коммерческих магазинах", по цене умноженной в десять раз.
Бабушка не годилась в "служащие", она едва умела читать по складам и писать каракулями. Она родилась в 1912, школа в ее рязанском селе во времена военного коммунизма закрылась, лошадей у ее родителей отняли, а пешком до ближайшей школы было 15 верст. Потом и дом их отняли под сельсовет, он был один такой, кирпичный, во всем селе. Так что курсы ликбеза в 20 лет - это все, что ей дала Советская власть взамен отнятого хозяйства ее родителей.
Не годилась она и в "рабочие", потому что в первую же зиму воспаление легких, подхваченное при очередном походе за дровами в Измайловский парк, обернулось "чахоткой". Вкалывать на казарменном положении по 18 часов в сутки при троих малышках дома для "чахотошной" было немыслимо.
Надо было выживать вне Системы. Самостоятельно. Весной запахала огороды. Несколько, здесь и там, сколько смогла. У дома и на опушке Измайловского парка. Купила кур-несушек с петухом, от них завела цыплят в сарае. Потом была уже и коза. И поросенок. Недобитое кулачье, оно такое.
Мыла подъезды. Ходила убирать "к инженерам и врачам", брала в стирку белье.
Торговала всякой всячиной - носками, связанными из ею же спряденной присланной деревенской шерсти, петушками на палочке собственного изготовления, пирожками с картошкой, стеклянными мишками (модными тогда талисманами - их отливал на электроламповом заводе сосед). "В войну я была спекулянткой, милиционеры меня ловили, все отнимали, и деньги, и товар - и отпускали".
В 1943 поблизости открылся большой госпиталь. Она устроилась туда сиделкой, подрабатывала санитаркой. Видя ее фанатичную опрятность, врачи стали выписывать раненых на довыхаживание к ней домой. С кем-то у нее по ходу выздоровления были романы. Один из них, демобилизованный по ранению, решил с ней остаться навсегда - и поселился в соседской квартире. Она прямо сказала, что выйдет за него, только если не дождется мужа после войны. Он согласился, наверное, любил сильно.
Мой дед вернулся летом 1945. Увидел свою страшно худую жену, ухоженных и накормленных троих девочек - и ни разу ее ничем не попрекнул. Вернулся на завод, на МЭЛЗ, персональным водителем директора. Его все упрекали, что живет с неверной своей женой, когда вокруг столько одиноких баб, только помани, молиться будут. Его считали слабаком. Он не переставая защищал свою Анюту: "Моя жена вышла за меня честной девушкой и была мне верной женой, а если что и было в войну, то это только чтобы спасти моих детей и не вам судить ее". Ох, недаром давались моему деду эти сплетни упреки "моралистов"...в 1949 он умер от "приступа грудной жабы"...я даже не знаю что это такое. Бабушка с громадным трудом устроилась гардеробщицей в ближайший НИИ - и вскоре опять вышла замуж. Но это уже совсем другая история. |
|
|