... (и двенадцать пальцев в дверном проеме)
моя память, мятая, как рубашка,
и бумага, ровная, как дорога,
словно рыба, вымытая, большая,
открывает рот, а сказать не может

говорит плечами, и плечами дышит,
между жабр шарик надувает пишет,
и письмо большое, как двенадцать капель,
успевающие скатится с немого бока,
разноцветным богом казался камень
разрывая нательное облако,

и смеялся юноша, среди прочих,
песен давних мотивы лились ручьями,
мы таких принимаем, каких мы просим,
и сучим руками, пока не бросят