для дебюта ...
Никита Овсянников
Святые сношения

Иисус Христос
Мира и тепла, мира и тепла. Жалкий вид Иисуса Христа умиляет. Он изгибается всем своим телом, пары испускает, молочный ягненок, зловонное чмо. Я за сосок его дергаю, сосок такой кремовый, а тело белое-белое, дергаю его за сосок, а он кривляется, рожи корчит. Умиляюсь его загадочной улыбке. Иисус столь строгий учитель, а в постели – о, крошка, он бог! Черты его лица мягкие, как на плащанице. Впервые я его трахал еще в юности, когда не знал, что значит трахать божественное creature. Вопреки его гладкому телу, желобки у него шершавы и эрогенны. Я жму на воображаемый клитор, зажимаю его мошонку, массирую простату. Вопит мой духовный учитель. Вопит мой духовный отец. Стоны его обретают музыкальность, он превращается в огромный литой орган. Зажимаю клавишу, жму на педаль, массирую доминанту. Ржавый, огромный, крикливый, испорченный орган.

Анна Андреевна
Иногда, возвращаясь в свою бобровую хатку, я думал. Ну почему я пидором уродился? Вот было бы здорово, если бы мог я девушку завести. Настоящую. С сиськами и пиздой. И с душой что б. Думал я так и вроде разные версии меня посещали. От самых банальных до возвышенных. И вот однажды, когда я, в который раз уже, возвращался домой, меня остановила разухабистая женщина на вид шестидесяти лет. И знаете, что она мне предложила? Потрахаться! Я чуть было в обморок не упал. Но сумел-таки сдержаться и ответил с достоинством. А в итоге я все равно сидел у нее спустя час на коленях в Катькином садике. Потом мы трахались на конспиративной квартире, сочиняли друг другу любовные стихи, пили вместе шампанское и спали обнявшись. Я ее звал просто – Аня. Встречались мы так около года, каждый день привнося в наш секс какие-то новые ощущения. Меняли позы, использовали подручные средства, даже один раз опробовали «СМ». И, вы знаете, мне понравилось. Ну и чем не виадук? Вдруг?

Владимир Ильич
Мой вождь свихнулся. Черно-белое кино: мальчик дрыгает ножкой. Слова его не стоят для меня теперь и ломаного гроша. Обрывками фраз давится, ублюдок. Пытается вразумить. Но, вот говно, сам неразумен. Тройную водку мы вместе глотаем. Тройной одеколон вливает в мои запястья. В постели – весьма харизматичное создание. Взывать к его разуму бесполезно! Являет собой обрывок моего сна, где я, в забытье, трахал его ночи напролет. В доме моей души. Исполняет его мечты. Мальчик, в танце забывается, входит, выходит, конечная остановка. Разрушен объектив, изувечена пленка. В своей жопе «заныкал» вечный огонь. Реставрирую объектив, реставрирую пленку. Черно-белое кино: мальчик дрыгает ножкой, Ленин входит, выходит, конечная босоножка. Мой вождь сошел с ума, точно.

Агния Барто
Был день. Шел дождь. Я - весь с иголочки одет. Вышел на площадь Сахарова, а там, сказочница в шапке-ушанке. Вся, как говориться, из себя. Манерничать вздумала. Мол, что качаешься, что качаешься? Земля кончается подо мной! Вот что. Не знал я тогда, что она заразительно спидозна. Совокупление в трех частях. Первая – мохнатое медведе. Сперва покраснев, я ей, жидовке, показался глупым. Но единожды вставив мне довелось слышать, как она пощады просила, распиналась пред о мной, сука! Вот говорит, сядь со мной, поговори перед сном. Говорили мы с этой сукой всю ночь. А под утро я ей снова вставил. Собственно, я ведь не маялся, ведь не маленький и не май. Не дарил ей гладиолусов, она сама меня нашла. А на третий не поверила в заведомо неискреннее чувство. Ее запах долго еще в моей рубашке жил. Страшно. Все равно это не ложь, а моя фантазия.