Рыба. Оттаивая.


***

дедушка в углу допивает чай с булочкой
я прохожу мимо сворачиваю в проулочек
он продолжает смотреть туда где только что
где никого никогда и туман из-за што
ры
вкус хлорки и неземного ча
да
сидит тихо тихо головой кача
ет
да и осталось не больше глотка чая


***


видел вчера комара,
у вокзала пьяную свару,
аптекаря закусывающего помидоркой,
и внука его на фотографии, что назвали егоркой.

а ночью болел живот,
было то жарко, то страшно, то сразу наоборот.
привалившись к серым стенам, спали слоны.
на лезвии тонком лежали мы.
на тонких ножках, лбом упираясь в стекло, стоял комар.
в животе набухшем тяжко ворочался март.
в хоботке оставалось две капли еще.
может быть, поздно уже, может быть, горячо.


***


солоно внутри
снаружи вороны
головорезы и кри
чи
чьи мол
чи
на переправе
на травят
на ять
понтоны речи
от меч
ен
крен
лай
да и
небо тре
шит


***


с одной стороны мешки черные, с другой - белые.
на площади Жукова пареньки осовелые
сидят на лафете пушки, из горла заряжают.
черные плотнее становятся, окружают.
упаковка лэйс выглядывает, позаброшенная,
из мешка, как из танка -
дуло бутылочное на листопадном крошеве,
перекошена морда, никого не жалко.
сверху фотографирует деспозицию галка,
сбоку некто следит - из бронеджипа.
черные побеждают. все. белое войско разбито.
дальше некуда. голая липа
по аллеям и по всем документам.
песком да водою,
паскудной весною,
цементом.


***


карабкался долго. наверх. задом.
кочевали облака, дождем прорастали.
ладан курился, крутился атом
12-го апреля, 23-го жерминаля.
4 помидора помятых в корзине.
голова, горло, живот, ноги.
колечко, фаланга и только мизинец
и серая пыль и многие. многие.
было 8, дошло 14.
после запятой потерялся остаток.
бормотал мальчик, бормотал тыр-пыр.
страшно качались мостки шаткие.


*** - "буфету"


странные люди собираются вечером
в темном подвале, прокуренном и холодном.
непонятные звуки изумленно между ними мечутся,
на голоса рыб похожие глубоководных.
официантка Юля, повар под пивом, весьма не в духе,
стараются не замечать их, груглоглазых и маловнятных,
с кусочками хлеба вокруг третьей бутылочки хреновухи,
с дагерротипов в 1912-ом году переснятых.
отпущенных плавать над бездной,
в каменноугольном своем буфете,
в тошноте безызвестной,
когда на улицах и в домах над ними смеются и играют дети.


***


второй час под окном сигнализация повизгивает,
которую ночь то стрельба, то тюрьма снится,
с каждым днем уменьшаются прибыли, возрастают риски,
небо мигрирует в сторону от столицы.
кончается картридж, бледнеют ко-пии
ты с перемешанными, перевернутыми словами,
что теперь посыпать пеплом, солью, укропом?
самое время готовить сено, солому, сани.
новая позиция появилась в прайсе -
паталогоанатомические мешки - 80 на 210,
кончай уже, говорят, маяться,
видишь, сколько кругом происходит чудесного!


***


сладкие пальцы липкие леденцы
вы любвеобильны а у меня ноют резцы
то ли от ветра то ли от недостатка эмали
да в общем то все подлецы
на закате в сыпной печали
в двадцати с половиной световых годах от 581-го Глиса
где вода тяжелее беды
где на планете с индексом С четвертую сотню лет неурожай риса
и рыжие на желтых камнях цветы
похожие на герберы
пахнущие морской капустой и серой
и эти дороги их словно из бересты
когда снимаешь ее гладкую осторожно сколотнем
в пору когда листья становятся с пятачок
а вы все еще дрожите вечером запахиваясь в одежды плотно
и пересыхает в горле и кажется где-то рядом течет
ручей слышно прозрачно легко щекотно.


***


на заводь захарьевскую
прилетели утки.
Мишка с утра запарил,
выпили для раскрутки.
а потом много ли надо веселому глазу?
куда стреляли да как не знаю,
да и перекосило всё у меня, можно сказать, сразу.
Мишка кричит заряжай моё, я - заряжаю,
только утки кругом и перья,
туман какой-то и перья,
и кто-то вроде бы в белом прошел вдруг с правого края,
я оглянулся - а у Мишки тут и разорвало ружье.
мужики говорили, мол, сижу весь в крови и кричу - не моё! не моё! не моё!..
затоптали следы-то Мишку там прибирая.
и когда я Санька после..
а он жеж из-за угла да в рубахе белой!
пяток отмахал, в общем, с эдакого передела,
а заводи ж напрочь высохли вон, да травой поросли.


***


воздух на одну четвертую где-то состоит из любви
оставшиеся три четверти ужасно мешают дыханию
открываешь рот и вот-вот уже вот почти кри
чишь апчччи апччччи апчхххххххии! словно нутро изранено
изъедено каким-то составом идентичным ядовитому
но не плачут никогда дельфины
и даже если будет дождь помнишь же? - aqua vita
это как твоей Марте спозаранку молиться на сына
когда с каждым мгновеньем все теплее становятся камни
все безумней стихии
кажется я слышал amen
и эхом как будто - nihil


***


то ли не было нерва,
то ли она, такая стерва,
лежала не шевелясь..
в общем, порвалась связь,
по шву прошло
и вышло дышлом,
сухим кашлем,
ни вашим, ни нашим.
когда вошли, она на спине лежала.
ему пятнашку на север по шпалам.
в общем, чистенькая получилась квартирка,
за полтора миллиона купила ее в прошлом месяце Ирка,
опередила меня, змея.
а парнишка тот, говорят, был грек,
а на севере метра на два стабильно - снег,
нету там земли нифига.


***


смородины не будет в этом году – померзла.
Генку третий месяц никто не видел тверезым.
выкопаны пол-грядки, в скворечнике гомонят воробьи.
на фронте без перемен. затяжные, с переменным успехом, бои.

то ли камни, а Людка вон говорит – цистит.
под левой лопаткой щекочет, в правом ухе свистит.
сортир дает Пизе фору – еще 500 лет без рЕмонта, на плаву.
если меня привезут сюда при смерти – я никогда не умру.

у подъезда тополь вырос за последнее время на 2 этажа,
но голое орловское сероземное поле с тылу да 2 гаража,
да развалины кинотеатра открытого к 30-летью Победы.
если я не увижу тебя во вторник, то, видимо, не проснусь в среду.


***


цветущая вишня. черемуха. облака. белые камушки возле дома.
невидимые жаворонки, несуществующие минуты.
неслышные шаги твои от остановки до дальнего гастронома.
и легкий аромат твой, наполняющий распускающиеся цветы.
знаю ли я хотя бы половину мыслей твоих? маршрутов?
до удивления, до кипения, до ломоты.

дождь с утра зарядил, выхолащивая субботу..
а что до Спартака, ЦСКА, наших, канадцев, финнов..
пока ты готовишь завтрак загостившему алкоголику-обормоту.. сото-
вый твой молчит. а я и зонта не взял с собою.
вот и солоно на языке. как от мелких капелек с позвонков твоих. клины ж
гусиные, о которых сообщал надысь, соприкоснулись уже, должно быть, с родною своей водою.


***


кожа у Марты рвалась неровно.
выходил воздух из-под пятого ребра справа.
не получалась на левую сторону переправа.
где сердце ворочалось. тяжело, сонно.
ниток не хватало, тряпок, того и этого.
дрожала, зажатая со всех сторон руками.
льдами, торосами, незнакомыми материками..
звонил ей вчера, но, похоже, отключен был ее сотовый.


***


глаза закрыты.
кругом гроза.
гидроперитом -
на паруса.

в кармане трешка.
час пробил пик.
мелькнул в окошке
седьмой твой лик.

все - по сусекам,
по колобкам.
все - из молекул.
я - с потолка.

как будто солнце
везде вокруг.
над трассой в Монце.
и вдруг...