Сама мысль о том, что любой ребёнок это своего рода "Tabula rasa", подразумевает последующее её наполнение общественно одобряемым контентом. В свою очередь, из этого следует, что любого рода информация добытийного характера или же всякий радикальный гнозис есть продукт более позднего переосмысления бытия под влиянием взросления, усвоения чужого опыта и навязанных импринтов. Таким образом, обществом убиваются сразу два зайца — субъектность и сама вероятность свободного осознания. Это есть фактически отрицание индивида.

Приводимые в пример маленькие гении, позже вовлекаемые в манипулятивные и трагические сценарии, опровергают это своими посланиями. Создаётся впечатление, что "разоблачая" их (как, например, Нику Турбину), отрицая возможность детской гениальности, настаивая на несамостоятельности и (или) сфабрикованности их образов и биографий, взрослые литераторы проявляют нечто вроде латентной зависти и трусости (потому, что в отличии от гениальных детей, они в своё время смирились с этой реальностью, даже не попытавшись ей противостоять). И это ещё софт-вариант. Хард-вариант реакции на детскую гениальность вы можете пронаблюдать в фильме "Гадкие лебеди", где таких детей просто уничтожили. Впрочем, их уничтожают и здесь, только не столь очевидными и радикальными методами.

P.S. Также многие утверждают, что все детские стихи, если даже они и не являются мистификацией — это просто плохие стихи. Я отыскала свои. Пусть сохранятся здесь.

РОЖДАЮЩИЙ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ

Рождающий Закономерность
Бросал ее под ноги мостовой.
Намек на новый замысел. И верность
Вчерашнему не значит ничего.

Стремясь к эффектам, пользуясь, не платят.
Смеясь о будущем, насилуют свой страх.
И черный человек на циферблате
С куском вселенной в сомкнутых зубах

Пытается поработить пространство взглядом,
Размыть цвета, и вещи разобщить.
Но ненадежный и бессмысленный порядок
Для некоторых еще рискует быть.

Им видится узор неясных соответствий.
Они воткнут свой флаг в пустой небесный свод.
Они не верят в то, что повторенье действий
И слово, и число не значат ничего.

ОНИ

Со мной опять здороваются стены.
С них сползает краска и идет за мной.
Они называют это тенью,
Я называю это тоской.

Не могу приспособиться к этому городу,
Не могу поселиться в чужие горы.
Они называют это глупой гордостью,
Я называю это горем.

Опять в тишине я слышу пение
Великолепно-жестокое, как пожар.
Они говорят, что это терпение,
Я говорю, что это дар.

За мной опять ходят бродяги.
Я держу кусок неба, в нем вбиты гвозди.
Они называют это флагом,
Я называю это «звезды».

На улицах столько пустого места.
Я пою, но это ничего не значит.
Ведь они называют это песней,
Я называю это плачем.

Я сжимаю в руках солнечный сгусток,
Остатки неба, синего с солью.
Они называют это искусством,
Я называю это болью.

Кто-то рисует пустые дороги,
Кто-то пишет мысли на снегу рукой.
Они называют это богом,
Я называю это собой.

НАШ НОВЫЙ БОГ

Наш Новый Бог из Ничего
Плюется цветом в душный мрак,
Стекает светом. И его
Глаза как казнь и казнь, как знак.

Наш Новый Бог на «только что».
Стремясь его предугадать,
Великолепное Ничто
Рискует Множество попрать.

И, раздвигая руки букв,
Столбеет из Небытия.
И заменяет сутью суть,
Смерть смертью, явью явь.

Алина Витухновская