| [ |
mood |
| |
PSB "Can you forgive her?" |
] |
| [ |
music |
| |
Claude et Alice Monet avec les pigeons de la place Saint-Marc a Venise, 1908 |
] |
Когда, уничтожив набросок,
Ты держишь прилежно в уме
Период без тягостных сносок,
Единыйй во внутренней тьме,
И он лишь на собственной тяге
Зажмурившись, держится сам,
Он так же отнёсся к бумаге,
Как купол к пустым небесам.
Обычно же как: всплывает в голове какая-то строчка, которая соотносится с чем-то конкретным из твоей жизни. То есть, сеанс расшифровки текста невероятно упрощается, берётся самая какая-то очевидная, очевиднейшая часть, в которой всё на поверхности. А потом стихотворение идёт дальше, по какому-то своему плану, а ты идёшь от него в другую сторону, потому что тебе хватило одной строки-формулы (чаще всего первой), а дальнейшее воспринимается просто как нагрузка.
А тут, сейчас, сегодня, удивительное дело: совпадение с настроением, ощущением, тем, что за окном и тем, что внутри, и в теле, и в голове, совпадает и постоянно расширяет горизонт совпадения. Я не знаю другого такого поэта, это уже даже не гениальность, это полный запредел, когда непонятно как написано, но главное - как - действует. Когда немой (он бы написал немотствующий) рот, шевелящий губами превращается в купол, ты явно ощущаешь своё небо как вывернутое неизнанку небо, по которому плывут следы облаков-слов, проносятся какие-то птицы, Брунелески или Ватиканский, большой такой, всеобъемлющий, с точными, выверененными пропрциями форм.
А потом строки попадают в пищевод, сыплются вниз сухим горохом слова и всасываются в кровь. Так его описание становится тобой и твоим описанием. Я пишу всё это по следам мгновенного приступа восторга, когда вдруг, на какую-то секунду, становится видно во все концы света.
Но ПШБ учит нас быть недвижимыми. И я облекаю эмоции в буквы, надеваю на них цинковые костюмы.
|