| [ |
mood |
| |
Он хочет спать |
] |
| [ |
music |
| |
Cocteau Twins "Head over heels" |
] |
А потом мы пошли на Билла Виолу. В ГМИИ им. Пушкина. Вообще, надо отдельно сказать про итальянское присутствие, сгустившееся над культурными столицами как раз во время проведения Биеннале. В его рамках показывают отдельную выставку современного итальянского искусства в Музее Революции на Тверской, красивые и холодные (безчувственный набор работ), в Эрмитаже - большую экспозицию футуристов, а в ГМИИ ещё одно развёртнутое высказывание "От Джотто до Малевича". Выставка дико невнятная, сумбурная. Принцип "один художник - одна работа" себя не оправдывает. С бору по сосенке. Другой принцип - "а мы ничуть не хуже". У вас возрождение, а наша работа (икона 13 века) всё равно старше. У вас мелкий бес декаданса, а у нас "Демон" Врубеля, организующий пространство целой стены. Вы нам де Кирико, а мы вам Шагала. Одна радость - несколько хороших картин, несколько имён, редких для наших широт. Тот же Караваджо, допустим. Ну и невероятной красоты Леонардо, Рафаэль, тонко прорисованные головки Ботичелли. Красота действительно невероятная и непереносимая. Работа Леонардо кажется рисунком, подсвеченным изнутри. Холст, масло. Вроде, Шилов не хуже навострякался, но тут - и тайна, и свет реальный. Короче, непереносимая красота, слишком уж её много. Глаза слепит. Напротив висят наши иконы (наиболее выстроенной оказывается экспозиция в Белом Зале, который разделили относительно хронологически, а на всё остальное словно бы болт забили). И понимаешь, что, в отличие от приторного ренессансного бламанже, наши-то понимаешь. Схиму и схему икон, схожих с комиксами. И насколько Рублёв велик и светел. Неожиданное такое ощущение. Что наши не лучше и не роднее, но понятнее. Ближе. Ощутимее. У того же Джотто какой-то там святой с индивидуальными характеристиками (на хорька похож) куда менее трогателен, чем условные святые Рублева или Грека. И во всём этом соседстве возникает некое интеллектуальное напряжение, после которого ты идёшь к видеоинсталляции Виолы. И она точно так же проскальзывает мимо.
Исходный пункт всем хорошо известен - воссоздание картины Якопо Каруччи "Встреча Марии с Елизаветой" средствами видео. В полуподвальном зале, восстановленном средствами какой-то могущественной корпорации. Табличка предупреждает, что зале могут находиться не более 50 человек. Воскресный вечер перед закрытием - "не больше трех карандашей" (наверху, где Джотто и Малевич не протолкнуться как на Черкизовском рынке. Да и смотрительницы как с цепи сорвались, чем их там Антонова накачивает непонятно).
Каруччи, прозванный Понтормо, мог вполне бы оказаться на этой самой выставке. И тогда рифма получилась бы полной, точной. Но и без неё было очевидно, что Виола не проканал. Во-первых, слишком красиво, во-вторых, слишком статично. В-третьих, совершенно уже не актуально. То есть, мессиджей можно вычитать много, очень много. Но как-то лениво это делать. Не побуждает. Ну, да, психоделика, оттенки эмоций, шумовая завеса (саундтрек - ровное гудение словно самолётного мотора), растянутый-сжатый хронотоп. Но - в отличие от классических итальянцев наверху, видео быстро старится, устаревает. Смыслы сыплются, что твой Тарковский (когда-то "Зеркало", например, казалось верхом интеллектуальной закрученности, ребусом, а ныне выглядит как лубок). Посыл, опыт оказываются усвоенными культурой и растворенными в ней. Странно, но с классикой, которая наверху, этого не произошло, она продолжает своё неспешное течение во времени - со всеми этими рамами, стерильными стеклянными колпаками и табличками с готическими шрифтами из Питти и Уфицци ещё тех, до фотографических времен. Став туристическим аттракционом, остаются вещью в себе. Виола пережёван и выплюнут. Эпоха фотографической воспроизводимости делает родовую травму технического (техногенного) порождения (не руками сделано) несовместимой с долгой жизнью. Именно поэтому ВСЕ отзывы критиков про видео Виолы, коими сопровождался показ (все ж отметились) были невероятно скудны на интерпетации и сводились к перечислению реалий из релиза. С видео (за немногими исключениями) трудно работать. Его трудно смотреть. Мелькающее и подвижное (внешне), оно дико статично внутри. И немногие способны выскочить из этого заколдованного круга технологического рабства. В гламурном и ярком видео Виолы не нашлось ни одного пунктума, раны, глаз ни за что не цеплялся, как я не старался проникнуться.
То есть, сначала казалось, что ты просто не можешь войти в этот особенный медитативный ритм, подхватить его, надеть его на себя как водолазный костюм (а вот с Ровнер же получилось с первого мига), типа, суеты много, "дыхания улиц", но я же намеренно замедлил дыхание. Ага, вот если бы травки покурить, тогда, глядишь, пробрало бы...Но с травой на что угодно проберёт. А тут - гул, цвет, плавность линий. В моем романе "Едоки картофеля" я описывал будни смотрительницы музейного зала. Мне было интересно понять, как артефакты влияют на сознание и подсознание женщин, их охраняющих: когда по восемь часов смотришь на картины, даже самые тихие малые голландцы переходят из количества незамечания в качество восприятия. Так вот если бы я снова начинал этот роман писать, то описал бы будни тетеньки, которую приговорили сидеть в темном подвале под мерный рёв самолетных двигателей. Такая старушка (она ходила там, прибалдевшая по стеночке) и есть единственный и идеальный зритель видео Виолы. Потому что только таким погружением и можно заставить проникнуться всеми этими медленными морями складок и движений. Мы же все от видео бежим. На втором этаже Музея Архитектуры - целая галерея пустых залов с пустым, бедным на содержание видео. Мы прошли его едва ли не галопом. Ну, да, тетенька по городу с оркестром бегает. А другая тетенька оперные арии поет. Кто-то уезжает, кого-то провожают. Роскосые чёрно-белые глаза на полэкрана, какие-то тупые мульты. Сила "Синих носов" в обнажении приема - именно сделанность на коленке (прямо противоположная кропотливости того же Виолы) позволяет преодолеть пафос: тот, кто работает на вечность обречен остаться в истоничившемся прошлом. Канает только сиюминутное. Фельетон. Если, конечно, это не сделано руками, конечно, если это не несёт остатков той самой траченной молью ауры, о которой писал Беньямин.
|