| [ |
mood |
| |
как хороши здесь ранние вставанья |
] |
| [ |
music |
| |
"Евгений Онегин", сцена ссоры |
] |
Дело в том, что светлое чувство родится так: сцена всегда светла ярким светом, когда не затемнена, полутона или тени отсутствуют Минимум декораций (сводимых к функциональному заднику), минимум предметов, антуража, из-за чего сцена всегда просторна. Чиста. Кажется стерильной.
Мироустройство спектаклей у всех на виду рождает ощущение полной открытости. Минимальная дистанция между зрителями и актёром мирволит ощущению творения на глазах.
Конструкции «Женовачей» способствуют не сокрытию и закрытости, но, напротив, полной вовлечённости в простор. Никакой пространственной глубины такое существование не предполагает: всё на виду, якобы без тайн; волшебство начинает рождаться на пустом месте – всё вокруг подчёркивает: на пустом месте, из воздуха.
Из кислорода, голодного до человеков.
Теплокровные, живые да горячие тела студийцев оказываются единственными складками на этой бязевой накрахмаленной простыне.
И возникает зазор между пустотой окружения и сложностью разыгрываемых страстей, прямолинейностью и чёткостью бинарных оппозиций – чёрное/белое, свет/тьма, движение/статика, «хорошее» и «плохое»…
При том, что хронотоп (как и должно быть свойственно постановкам прозы) как «Захудалого рода», так и других спектаклей студии, путанный и непрямой, оставляющий ощущение незримого лабиринта.
Невидимые тоннели возникают и плетутся из цветущей сложности актерских рисунков, проживания внутренних подробностей и сложностей взаимоотношений с партнерами.
( Разбор спектакля, много букв )
|