| Дело о конечностях |
[12 Feb 2008|02:03am] |
Дело в том, что вчера мне пришло письмо, написанное от руки, ну, то есть, обычное письмо в конверте, на который наклеены марки. На следующий день пришла моя пора выбирать конверт и писать на белом листе; ощущения незабываемые, как на английском (или каком угодно ином) языке говорить: кажется, что кривляешься. Рука дрожит, буквы получаются скачущие, старческие (когда-то я гордился своими каллиграфическими прописями). Не оставляет ощущение, что невзаправду, понарошку, что можно избежать. Как если рука совершенно неприспособлена для письма; к письму.
Понятно, что рыба гниёт мутирует головы, однако, мутации отражаются, в первую очередь, на конечностях. Не то, чтобы мы постепенно превращались в осьминогов, впрочем, нам это и не грозит. Но за будущие поколения не поручусь. Всё начинается с мысленных мыслей, невозможности взять в рукм книжку, с перескакивания на газеты и журналы; затем изменяется структура отношений, внешних и внутренних, можно общаться с человеком годами (на пределе искренности), при этом, никогда его не видев, семья становится заочной и умозрительной; люди словно бы отделяются от тебя, отдаляются, покрываясь несколькими слоями энергетических полей и невидимого целлофана.
Кстати про целлофан. Ночью, возвращаясь из театра, выходя из метро, которое, если сняв очки, становится филиалом сайта "ОдноклассникиРу", срезая угол, идёшь мимо баков с мусором, а они всегда шевелятся, шуршат и шевелятся. Каждый раз оборачиваешься, чтобы увидеть ковыряющегося в отбросах человека или, на худой момент, крысу. Но там никогда никого не оказывается: целофановые мешки шуршат на ветру, из-за чего февраль кажется особенно простуженным, стылым.
И, вроде бы, не холодно, но согреться практически невозможно.
|
|
