| Первая колонка Манцова на ЧасКоре |
[15 Oct 2008|02:29pm] |
http://www.chaskor.ru/p.php?id=436
Для человека, который нежно любит и яростно защищает западный кинематограф от спесивых недоумков постсоветского образца, книжка Старобинского – подарок, нечто бесконечно родное. В западном, а особенно в американском кино, первостепенное значение имеет не антропоморфная звезда, не спецэффекты, не дурацкая фабула, но Слово. Ключевое понятие, зачастую, но не всегда, вынесенное в название, - прошивает картину насквозь.
Обнаруживая удивительную многомерность, Слово раздаёт направо и налево свои, прости Господи, коннотации. Допустим, этот эпизод получает значение физико-химического происхождения, следующему эпизоду подарен обертон эпохи психологизма, и т.д. «Имя текста» успевает и там, и сям. Так якобы бессмысленный набор жанровых ходов на глазах внимательного зрителя превращается в неразрывную цепочку смыслов. Сильных смыслов.
Книжка Старобинского демонстрирует, как долго, как трудно, но и весело, но и плодотворно Слово проживает свои века и тысячелетия. Цитируется некий Мишель Бреаль, о полисемии: «Каким бы ни был новый смысл, он никогда не отменяет прежний. Одно и то же слово может поочерёдно употребляться в прямом и метафорическом, узком и широком, абстрактном и конкретном значении. С приобретением нового значения слово как будто бы размножается, порождает новые особи своего вида, похожие по форме, но разные по содержанию».
Вот именно, именно. Ровно сто лет назад российское искусство экрана по-настоящему началось не с «Понизовой вольницы», а с проницательного замечания Корнея Чуковского: «Кинематограф тоже есть песня, былина, сказка, причитание, заговор».
Причитание, заговор. Это значит, что базовое слово или базовый слоган работают как игла. Как барабан. Как палимпсест. Как трудолюбивая и терпеливая пчёлка.
|
|