Девятая (1926-1927) симфония Мясковского |
[12 May 2009|12:49am] |
Для оркестра тройного состава (четыре валторны, арфы, без контрафагота), ми минор, соч. 28, с посвящением Н. А. Малько
font face="Georgia" color="#000000" size="2"> Мгновенный, без предисловий, ввод в расклад и в распад, в громоздкое и громадное, выраженное плакучими ивами всего оркестра сразу. Отдельные ветви, расчёсанные на пробор, долго потом стекают надсаженной надсадой, капают в серебряные сосуды неопределенного срока деятельности и давности; выцарапанные из разорённого места отправления ритуалов и обрядов, выставленные на миру, на ветру, они, тем не менее, не теряют ни запаха ладана, ни надежды, запёкшейся между заветренными складками.
Представим, что этот сосуд – точка сборки для местности, раскинувшейся, холмами да оврагами, покуда хватает глаз; местности, подёрнутой клейкой майской дымкой, ещё только набирающей полную силу; ужо ей, силушке-силе. Опять валторны заводят человечий разговор о тяготах неволи, только и возможной в тесноте тройного состава, озабоченного мысью о родинке – реки кисейные с кисельными берегами, парным молоком полные, да антрекоты мясные, кровь с молоком, потные – пушечное мясо, перетёртое со спелой клубникой-смородиной, голубикой-ежевикой – ибо, ну, да, 1926ой – 1927-ой, знаем чего ждать и как расшифровывать имманентное «без контрафагота». Но гаснет краткий день и в камельке открытом огонь горит – то тлеет медленно, то внове возгорает, трепещет и дрожит, колышется и душу колыхает, урезонивания, наконец, успокаивая колебания симфонического эквалайзера. Додумывая оставленное осторожными, гамлетовскими почти, шагами.
( внутреннее кино )
|
|