| Гетти, Чайковский, Моцарт на Большом фестивале РНО. Большой театр |
[14 Sep 2009|07:59am] |
Музыку Гордона Гетти РНО играет не в первый и даже не во второй раз. Однако, дело здесь заключено не в качестве композиторской работы, но в его происхождении - Гордон Гетти происходит из знаменитого калифорнийского семейства богачей и филантропов, чем, собственно, и объясняется включение в безупречную программу Большого фестиваля РНО "мировой премьеры" балета "Заклятье дома Ашеров", поставленного по мотивам новеллы Эдгара По Владимиром Васильевым. Известный танцовщик выступал здесь как хореограф-постановщик, как автор сценографии и как автор акварелей, постоянная смена которых оказалась главным элементом оформления спектакля.
Психоаналитическая основа внимания Гетти к тексту По, которого называли последним романтиком, опоздавшим родиться вовремя, очевидна: умершие родственники как духи прошлого (их в получасовом спектакле олицетворяли четыре пары миманса, разодетые в костюмы разных народов и эпох) не дают возможности Маделине Эшер (Анжелина Воронцова) выйти замуж за школьную любовь - светлоликого и белокостюмного Эдгара (Артём Овчаренко).
Между ними, для придания зрелищу драматургического напряжения, воткнут чёрный человек - Родерик (Ян Гордовский), олицетворяющий то ли силы зла, то ли проклятья - ведь согласно поверью, Маделина должна выбрать в женихи только кровного родственника, иначе всем Эшерам грозит гибель.
Реализации этой хроники объявленной смерти и посвящено танцевально-музыкальное действо.
Однако, на качестве музыки (и, соответственно, танцев) кровная заинтересованность Гетти в результатах никак не повлияла: любительская музыка, лишённая внутреннего конфликта или внятно рассказанной истории (несмотря на то, что Гетти явно или неосознанно ориентировался на советские драмбалеты) задаёт задание точно такой же невнятной хореографии, событий в которой хватило бы на пятиминутный эскиз, но никак не на полноценный балет. Вот Васильеву и пришлось размазывать несколько постоянно повторяющихся па в симметричные и ассиметричные дуэты и соло.
Плетнёвский оркестр рассадили у задника в глухоту, оголив авансцену, из-за чего казалось, что для танцев места не очень-то уж и много. Хотя, возможно, ощущение толкучки и ненужной суеты возникало из-за того, что артисты плохо понимали поставленные перед ними задачи. Старались, конечно, но ведь выше головы хореографа-постановщика и двухметрового, нескладного автора партитуры, не прыгнешь.
За дирижёрский пульт Плетнёв не встал, тем самым, косвенно выразив своё отношение к происходящему. Несмотря на то, что очевидно: когда дирижирует не Плетнёв то даже такой высококлассный оркестр как РНО звучит иначе. Стёрто. Вот так он и звучал, соединяя, казалось бы, несоединимое: начинаясь как модернистское разливание диссонансов и пройдя,в своём развитии, сквозь пласт невнятно-ватной повествовательности в духе прокофьевской "Золушки", в финальных номерах партитура впала в отчётливый минимализм с медленным изменением одних и тех же повторяющихся волн-фраз.
Именно это соотношение разыгрывалось и танцовщиками: умершие родственники и Родерик угловато корчились, то сплетаясь, то расплетаясь и расходясь по разным углам, а вот трепетно-возвышенная Маделина, которую Васильев всё время ставил на пуанты и её несостоявшийся жених Эдгар танцевали в квазиклассическом стиле под медленное журчание чего-то более удобоваримого, нежели непереваренный, кляксообразный модернизм.
( Моцарт и Чайковский )
|
|