| [ |
music |
| |
Чайковский "Лебединое озеро" |
] |
В Рахманинове важна не море разливанное пшеницы и солода, здесь русский дух, здесь Русью пахнет, вполне, впрочем пенно, не столько раздольно, сколько разгульно, как та самая пена пивная, что подступает к горлу и выступает горючими пьяными слезами, в Рахманинове важен внутренний свет на просвет и внутренняя арфа, звучащая в недрах оркестра, едва ли не на самом его дне.
Когда вдруг, в этом равнинном ландшафте возникают проблески гармонического расхождения внутри групп и даже одной группы (разумеется, смычковых) и вот тогда внутри звучания возникают часики или мерный ход времени, почти мгновенно захлёстанный общим бурным потоком и внутри этого потока потонувший.
Когда в лесу вдруг мощный столп света пронизывает всё расстояние от земли до неба, вступая в резонанс с деревьями и выстраивая рядом с ними, с деревьями, точно такие же стволы, но только светящиеся. Прозрачные.
Таких проблесков и опушек мало, но, как мне кажется, ради них всё и затевается.
Главная из них, на мой вкус, в финале второй части Второго фортепианного концерта, когда перпендикулярно слоям скрипичного лака, плавно стелящегося на, вдруг возникает, внутри него, очень чётко и структуированно аккуратные струнные запилы, каждый из которых - не больше хвойной лапы с иголками, которые будто бы пробираются против хода времени, намекая на возможность... воскрешения?
Это один из самых сильных фрагментов не только у Рахманинова, но и вообще в, извините за выражение, симфонической литературе.
Это, а вовсе не "поцелуй на морозе" и не необъятные нивы у Рахманинова главное, но почти сразу же рассыпающиеся пазлы инобытия. Когда, условно говоря, нам дают не Шишкина с Левитаном, но Борисова-Мусатова с Врубелем.
Если знать про это и до этого дотягиваться дирижёрской палочкой, всё получится.
( сбой программы )
|
