| Четырнадцатая симфония Мясковского (1933) |
[12 May 2011|12:17pm] |
для оркестра тройного состава (четыре валторны, без контрафагота), с посвящением В. Кубацкому
Начало звонко, по-шостаковичевски, кубарем скатывается со ступенек и начинает разматываться, точно отражаясь в кривом зеркале, постепенно нарастая и увеличиваясь в объёмах.
Впрочем, ранний Шостакович здесь дозировано перемешан со зрелым, модернистски изломанным Прокофьевым (Шостакович протяжён, тогда как Прокофьев сух и кудреват), а всё оттого, что советская действительность, требующая вторжения, отражается с обязательной фигой в кармане – ведь люди старой формации одной ногой стоят в каком-то ином агрегатном состоянии, не дающем возможности искренне и до конца принять то, что происходит на их глазах немедленно…
Эх ты удаль молодецкая оборачивается насилием, сдвигом, вытяжкой веселья, переходящего с густую, наваристую раздумчивость. И хотя, всем трепетным строем, Мясковский как бы разворачивается в сторону молодой поросли, клейкой зелёной растительности, внутри набухает глухое, еле видимое сопротивление, искажающее пропорции.
Казалось бы, всё звучащее отстраивается в сталинский ампир, но, тем не менее, классицистичность форм более невозможна.
Народные песенные мотивы вышиваются поверх затвердевающего бетона, на котором время оставляет свои характерные разводы. Мы имеем дело с тем, что А. Бек, чуть позже, в романе «Новое назначение» крайне точно обозначает «сшибкой» - разбивание лба о невозможность состыковки внутреннего и внешнего, переходящей в неразрешимый внутренний конфликт.
Песенное раздолье нарастает медным, духовым хроматическим расхождением, смычковые завязывают узелки на крыльях сверкающего золотом полёта, Светланов форсирует звук в сцене апофеоза, возникающего ближе к финалу второй части, да только вся эта открытость, хотя и искренняя, но, тем не менее, не нутряная.
( внутреннее кино, четырнадцатая серия сериала )
|
|
| Графин |
[12 May 2011|06:24pm] |
| [ |
music |
| |
А. Батагов "Save changes before closing" |
] |
( границы сфер )
|
|