| [ |
music |
| |
М. Вайнберг. Четвертая камерная симфония |
] |
В самом начале книги, начатой описанием родительского дома и первых дней жизни, есть эпизод с побитием посуды, взятым Фрейдом на начало "Художника и фантазировании" в качестве примера сублимированного воспоминания и сокрытой информации.
Я к тому, что "Поэзия и правда" не просто беззубая автобиография и "роман воспитания" бесстрастного Веймарского олимпийца, но хитроустроенное сочинение, состоящее из разнотематических, идущих внахлёст волн.
Природные метафоры, особенно активные к концу тома (Гёте любит дотошно разглядывать и описывать пейзажи и ландшафты, внезапно открывающиеся внутри романтической эпистолы) здесь особенно уместны, так как, несмотря на предельную точность, предельную объективность тона в описании своей собственной жизни, Иоганн-Вольфганг (точнее, фигура рассказчика) оказывается какой-то внутри полой, пустой, растворяющейся в описаниях как тот самый ветер или дух, что веет, где хочет.
А Гёте, прекрасно понимающий собственное значение в истории европейской культуры, взвешивающий на незримых золотых весах каждое слово и каждую стороннюю оценку (и, тем более, ссылку), как бы облегчая работу будущим биографам и исследователям, при этом, пресный и неинтересный (бесцветный) до какой-то крайней степени цветоразличительной возможности, вольно или невольно выдаёт себя за проявление немецкой природы, самозародившийся во Франкфурте вихрь в напудренном парике.
Это именно что интеллектуальная биография, фиксирующая развитие и мужание интеллекта, со всех сторон обтёсываемого обстоятельствами, которые преодолеваются или обыгрываются.
А ещё точнее - Книга познания. Накопления толщины и плотности
Уж не знаю, сколько в этих построениях лукавства, хотя, разумеется, без него не обошлось; однако, куда важнее, что Гёте пытается из всего извлекать уроки, время от времени делая стоп-кадры с различными умозаключениями.
( песни невинности и опыта )
|