| "Война и мир" Прокофьева в Театре Станиславского |
[01 Apr 2012|05:34pm] |
Больше всего на спектакле, состоящем из двух актов (первый идёт почти на пустой, залитой светом сцене, и это мир, второй заполняет границы сцены густым месивом толпы, не оставляющей подмостки ни на минуту, молчаливо следящим за взаимоотношениями солистов – и это война) меня поразило поведение публики.
Обилие внимательных к действию школьников (если учесть, что компьютерные игры и прочие виртуальные развлечения изощряют абстрактное мышление и уровень умозрения, то вскоре нас ждёт просто-таки модный бум на оперу), переводящих сюжетные перипетии на язык своих подростковых воспоминаний; а так же нарастающий к финалу патриотический порыв, заставляющий отбивать аплодисментами каждую из последних сцен (начиная, примерно, со ставки Наполеона и захвата Москвы французами), а в эпилоге превратившийся в стоячую овацию восхищения силой русского оружия.
Понятно, что публика идёт по колее, проложенной для неё композитором, вслед за Прокофьевым, начинающим свою оперу с камерных красок – с психологических переживаний, кое-где заострённых гротескными и ироническими мизансценами, но, затем, после антракта, когда дело касается самого важного, «общего дела» резко перестраивается (возможно, под воздействием обстоятельств сталинщины, требовавшей от модернистов упрощенчества и «народности») в громогласного советского оптимиста, завершая оперу хорами, похожими на патриотическую кантату.
Зрители срываются с мест в едином порыве, как если «завтра была война», совсем уже подступившая к порогу отчего очага; нечто похожее я видел на заре перестройки в «Современнике», где на шатровских «Большевиках», заканчивающих постановку пением «Интернационала», вот точно так же вставал весь зрительный зал.
Кажется, это весьма интересная манипуляция зрительским сознанием, очевидно накрываемым эпистолой сталинских времён, никуда из нас не ушедшей, но дремлющей, точно архивированный файл, где-то в глубине извилин.
Ну, и легко раскрывающийся, когда время и место совпадают; хотя, на самом деле, нынешняя «Война и мир» поставлены совсем про другое.
Точнее, и про другое тоже.
( бред любовного помешательства; стенограмма )
|
|