| Мариинка, Гергиев. БЗК/ Шестая, Седьмая, Пятый Прокофьева на Пасхальном. |
[26 Apr 2012|02:52pm] |
Так вышло, что я неплохо знаю симфонии Прокофьева, особенно поздние – было время когда я сидел на них как на героине, пуская пластинки по кругу; иногда так бывает.
Ранние его симфонии – наглые, напористые, переливающиеся через свои границы и щедро раздрызгивающие свои резкие повороты и солнцестояния, тогда как поздние – переломанные и поломатые; когда кости, вроде бы и срослись, да не совсем правильно, вот и мимика нарушена.
Громада ворочается в своей бессонной постели, потеет, ищет место поудобнее, но всё никак не уляжется, не угомонится, не успокоится, хотя, конечно, время от времени, находит то ли сон быстротечнее юности, то ли голубовато-бежевое, наплывами, ощущение провороненного счастья…
Муку свою мученическую несоответствия текущему моменту, веку, из которого выламывался, Прокофьев пропускает через фильтры не оптимизма даже (который, ведь, легко может вызвучать фальшиво), но позитивизма, внутренняя наковальня которого никогда не простаивает. Так уж он устроен.
И тут самое время перейти к концерту, чтобы не затягивать вступление, но я совершенно не знаю, как это сделать, ибо первое действие, в котором звучала Шестая повергло меня в состояние культурного шока.
Как это объяснить?
( бежняжка клонится без ропота и гнева )
|
|
