| Дневник читателя. Роман Н. Кононова "Фланёр" |
[14 May 2012|11:14am] |
Важность этой книги заключается ещё и в том, что она балансирует между fiction и non-fiction, окончательно не становясь ни тем, ни другим.
Ныне, когда для умных книг сюжет не главное (впрочем, как и тема, тематическое расширение) успех заключается в балансировании между двумя этими подходами, в сочетании и соединении надуманного и пережитого. В том, какую пропорцию между этими двумя берегами автор выстраивает.
Кононов пишет вымышленные мемуары, в которых главное – не фабула, кажущаяся несколько надуманной, хотя и отчаянно точной (об этом ниже), но постоянные остановки и замедления, перенастройка оптики на самый что ни на есть микроуровень, где самое существенное – фиксация [как можно более точная] самого вещества уже даже не уходящей, но ушедшей жизни.
Тридцатые и сороковые годы ХХ века. «Фланёр» - история поляка, потерявшего родину и любимого человека, из-за чего жизнь его заканчивается как бы до конца жизни, из-за чего на всю оставшуюся включаются оголтелый фатализм и непротивление внешним обстоятельствам – войне, случайной эмиграции в СССР, ещё более случайным встречам, скитанию по окраинам империи, полной анонимности бытия.
Все эти события (пару раз Кононов даже намечает кой-какую интригу в романном, даже и детективном духе, однако же, обозначив мизансцену, тут же отпускает её на волю, переставая интересоваться обстоятельствами, тут же зарастающими самосевом подробностей) важны ему как повод для физиологически точных, вызывающих узнавание и удивление описаний едва уловимых, кое как осязаемых ощущений.
Цвет, свет, запахи (! Между прочим, один из первых признаков качества текстуальной вязи), физическая суть человеков и окружающих этих людей пространств, уже даже не облаков, хотя и их тоже, но сквозняков и излучений.
Примерно понятно как такие совершенно непонятно из чего и как вылепленные сгустки вещества выписываются – важно замереть, некоторое время вызывая в памяти то или иное ощущение («храмы – мебель бога»), прислушиваться к рецепторам, как внешним, так и внутренним, обеспечивая связи между аминокислотами, вспыхивающими ассоциативными завязями и словами.
То напрягая, то отпуская на волю мускулы изнанки затылка и границы бокового зрения.
Чаще всего так стихи пишутся, точнее, писались, раньше, когда поэзия ещё работала со смыслами, а не оболочками чувств, теперь подобные, тончащего письма, озарения с обкусанными краями, перекочевали, перекочёвывают в прозу, загружающую себе на борт всё то, «что нам негоже»…
( записки блокадного человека )
|
|
