| За-оконная музеефикация |
[12 Jun 2012|10:50am] |
Ночью, вдруг, ворочаясь, вспомнил, как группа иностранцев пыталась заглянуть за штору в переходе, соединяющем Михайловский дворец и Корпус Бенуа; пробегая мимо, и я потянул шею вслед за траекторией их внимания, увидев глухой, захламлённый двор, грузовые машины, строительный мусор, отсутствие перспективы.
В Эрмитаже тоже ведь есть такие внутренние дворы, используемые, точно чуланы в коммуналках, до полной материализации общественных запахов, превращающихся в отнюдь не умозрительные сталагмиты., но в Эрмитаже, помимо внешних окон есть внутренние, похожие на рокайльные воронки, просветы куда-то вглубь, из-за чего недостатки скрашиваются и даже начинают выглядеть безусловными [то есть, «без условия»] достоинствами.
И потом, конечно же, ландшафт окружающих Зимний и его сателлитов территорий, один из главных архитектурных ансамблей Европы, способен вытянуть изнанку любого сквозняка, любой воздуховодческой слепой кишки – хотя бы и своей неизменностью, выходят ли окна на Дворцовую площадь, или же на Дворцовую набережную со Стрелкой В.О. на том берегу.
Эрмитажный окоём не зависит от своеволия наших современников, тогда как важную часть окружения Михайловского дворца занимает Михайловский сад, «восстановленный» перед «Летним» и, примерно, по той же самой схеме, тут и опробованной.
Ну, а там, где нет Михайловского сада имени директора Гусева, есть эта логика забитых ненужностями антресолей, особенно режущих глаз на торжественной лестнице при входе на второй этаж Корпуса Бенуа, которая превращает всё это тщательно рассчитанное пространство в немедленно тупиковое.
Вот лестница разгоняется и разгоняет инерцию восприятия территории, чтобы воспарить с опережением, но упирается в немытую заоконную реальность и разбивается о неё острым музейным углом; бинго – и даже уже можно не ходить, так как «картины» не дышат.
Тем более, что все это особенное устройство музейного нутра сцепляется в непроходимой химической реакции с велюром старых стен, микропоры которых давно покрыты мхом пыли (даже если она ежедневно убирается, смахивается, протирается), хронической астмы, грудной жабы etc.
Стены, точно памятью, зарастают длительностью самоощущения, тогда как полы и плинтуса, точно высыхающие изнутри и постепенно превращающееся в скорлупу или же в кость цвета старого, давно выпавшего зуба, становятся всё более безводными и безвидными. Обескровленными.
( мышка, мышка, на тебе молочный, принеси мне коренной )
|
|
