|
Особенно в сумерки приноровился лежать в темноте; главное приоткрыть форточку, сквозь которую в комнату постепенно вливаются, расстилаясь, заснеженные, занесенные снегом, поля. Сон и снег странно рифмуются, понижая давление, но повышая уровень моря, в бездонные слои которого опускаешься все глубже и глубже, стоит только накрыть поляну под одеялом и тем, там, согреться. Тело твое тогда становится протяженным как облако антициклона - здесь есть где развернуться массовым сценам dreams'ов, до самого пробуждения бьющихся с той стороны широкоформатного экрана и стекающих по нему к утру до точки замерзания, то есть, недвижимости, полной обездвиженности грезы, предшествующей полному ее исчезновению. Расползанию. Растворению. При том, что мрачная и холодная водяная толща, вообще-то никуда не девается и днем, когда ты активен, она продолжает течь внутри тебя, переходить тебя вброд, пока в сумерках ты снова не сожмешься под одеялом в креветку. Уникальное зимнее предложение, недоступное летом, когда сны так же неглубоки как линялые глиняные лужи. Стужа делает сны гораздо более полнокровными, после чего они плывут в крови пузырьками минерализованного воздуха; плывут, как на нерест, против течения и часовой стрелки, заставляя тело вздрагивать и поеживаться, делать неосознанные движения и сокращаться до умозрительного ореола зародыша, которому ничего никогда не снится. Правда, только до тех пор, пока его не отделят от плаценты. Posted via LiveJournal app for iPhone.
|