| Персонаж. Второй набросок |
[23 Feb 2013|08:25pm] |
Когда после смерти Сани Роман впервые зашёл к нему в комнату (всё те же книжные полки из грубой древесины, ряды разбухших папок с писательским архивом, который только выглядит так привлекательно – да, кстати, дизайнерам на заметку), покрывающиеся новорожденной пылью, он не сразу понял что не так.
О, эта особая атмосфера писательских обиталищ, всегда более чем фотогеничных алтарей (смесь святилища с конюшней – от первых здесь сиятельная пустота резко нарушаемая голосом, от второго – запах застоя трудной работы), до такой степени накуренных многолетними жертвоприношениями, что кажется все здесь исполнено значения, даже воздух, который если материализовать или хотя бы сделать видимым станет схож с пейзажем на средневековой миниатюре.
До появления в нашей жизни компьютера писательский стол обязан был быть большим, точнее, вместительным, можно вытянутым или растянутым в разные стороны – чтобы удобнее раскладывались странички машинописи, первые, вторые, третьи, а если и нужно – то четвёртые экземпляры.
Возле печатной машинки почти обязательно обитала старая пепельница – писание напрямую связывалось с курением, из-за чего портрет Хемингуэя мог и не висеть не стенке – данью ему горчили страницы прокуренных рукописей и книг, стоящих на расстоянии вытянутой руки от «рабочей зоны».
Сама библиотека могла расползаться по стенке где угодно – от кухни и вплоть до спальни (зависело от «жилищных условий»), но в святой тиши кабинета выживает лишь самое сокровенное. Или же назначенное таковым в соответствии с интеллектуальной модой текущего момента.
Ну, или того периода жизни, в который воды времени в первый и в последний раз сомкнулись над головой жильца.
( Памяти В.К. )
|
|