| "Колымские тетради" Варлама Шаламова |
[08 Mar 2014|09:29pm] |
Мой интеллектуальный друг, почитав у меня в ФБ стихи Шаламова, попечалился о его дурновкусии: мол, насколько это похоже на Блока, и насколько это хуже Блока; более плоско, что ли, менее музыкально.
Шаламов ведь и в самом деле, был наследником символистов, получив в наследие от них не только словарь, карту жанров, но и трепетное отношение к поэзии, позволившее ему выжить в лагере.
Но символисты явились как бы скопом и все сразу, а Шаламов, недобиток и последыш, проходил в своём техническом развитии все эти стадии постепенно – отчего он и двигался от символистов и Блока к Пастернаку, испортившему собой очень много авторов и ещё больше стихов.
Пастернак сам прекрасно понимал тлетворность своего влияния и на первое же письмо Шаламова, который написал кумиру как только освободился и вышел на поселение, посвятил разбору не его, шаламовских, текстов, а своей собственной стратегии: «для того чтобы Вам стало яснее дальнейшее (а совсем не из поглощённости собой)…»
Если свести самое длинное пастернаковское письмо Шаламову к сухому остатку (отметив, между делом, его «острую наблюдательность, дар музыкальности, восприимчивость к осязательной, материальной стороне слова» и вообще «свежесть задатков»), можно сказать, что БЛ пожурил корреспондента за неправильность литературных ориентиров.
("Удивительно, как я мог участвовать в общем разврате неполной, неточной, ассонирующей рифмы. Сейчас таким образом рифмованные стихи не кажутся мне стихами. Лишь в случае гениального по силе и ослепительного по сжатости содержания я, может быть, не заметил бы этой вихляющей, не держащейся на ногах и творчески порочной формы" - писал БЛ летом 1952 года, и уже в 1954-м году, в сокровенной записной книжке Шаламов формулирует: " Ассонанс — это рифма, которую повторяет глухой").
То есть, таким образом, выходит, что развивается Шаламов правильно и единственно верно, обеспечивая написанное золотым запасом (не дай бог любому) пережитого, а вот ориентируется в технологиях – не вполне, что, в общем-то, простительно.
Так как, во-первых, в СССР вообще мало кто понимает что происходит в языке и с языком (тем более, поэтическим), а, во-вторых, там, где Шаламов отмораживал руки и ноги, слеп, теряя остатки здоровья, следить за развитием актуальных тенденций было как-то не очень с руки.
И Шаламов и Пастернак прекрасно понимали это, из-за чего констатация вторичности (ведь именно последователь может выбрать как правильную, так и неправильную ориентацию в пространстве) не выглядела окончательным приговором о бездарности.
Тем более, что тексты из «Колымской тетради» это как бы и не совсем стихи, которые нужно оценивать по сугубо литературным канонам, это, скорее, медитации, мантры и даже молитвы, помогающие (и, в конечном счёте, помогшие) выжить узнику, счастливо, оказавшемуся несгибаемым логоцентристом.
( Там, где я живу, мало магазинов и много сберегательных касс )
|
|