КРОВАВАЯ ЛУНА КАВКАЗА


Пот, холодный ночной пот останется со мной навсегда. Он больше похож на паутину птицееда. Раньше всё было по другому. До того как я первый раз оказался на Кавказе. Час лёта до Саратова, потом ещё два до Грозного, ночная поездка в трясущемся автобусе и вот я в селе имени Карла Маркса. Нелепое название для Дагестана. Восемь километров по просёлочной дороге, гроздь кислого дикого винограда, мост через Терек и оказываешься как раз на краю рынка города (громко сказано, "города") Кизляра. После 1994 года маршрут пришлось сменить - поезд до Астрахани, автобус, поезд... Что делал там тот, кто свои детские годы провёл в прохладе Урала "браконьерствуя на Печоре"? Не спрашивай. Я был молодым специалистом. Да, скажем так, молодым специалистом. После зализанного "почтового ящика" Кавказ казался мне сборищем дикарей. Весёлых, задорных, гостеприимных, но все же дикарей. Там впервые я увидел, как луна становится красной. Не знаю почему, как позже кто-то (или я сам) обьяснил: в воздухе летает очень много степной пыли, она и придаёт ночному солнцу такой безумный оттенок. Такое я видел только в Казахстане, но это было позже, намного позже. В ту, одну из первых ночей я встретил Аминат, молодую девушку, которая мечтала учиться на психолога. Она была сводной сестрой какого-то даргинца, на чьём "москвиче" мы пытались доехать до Каспия. Плавая в ночном море, я случайно коснулся её тела. Почему она восприняла это как флирт, ума не приложу. Но тогда мы были счастливы, первый и последний раз в жизни.
"Ты знаешь НАШЕГО генерала Дудаева?" - раньше за такие слова можно было получить в морду, отношения между аварцами, кумыками и "чичами" ни для кого не являются тайной. Когда на перегонах стали появлятся эшелоны с бронетехникой, тайн продажных русских "офицеров" более не существовало. "Дорогие россияне" продолжали хавать своё телевизионное дерьмо. Кавказ готовился к войне. А я продолжал выполнят свою работу. И жить с Аминат. Аминат... у неё были милые, кругленькие пальчики ног, огрубевших от постоянной ходьбы по растрескавшейся глине, тёмные, озорные (да, именно "озорные") глаза и улыбка... Даже не знаю как её описать... тонкие кавказские губы... нет, я всё же не поэт, такую улыбку я видел намного позже лишь на иконах изображающих кровожадных индуистских божеств. Да, тогда я тоже немного увлекался, скажем так, непривычными для "наших" широт учениями, но, разумеется, в свои "командировки" нужную литературу брать не мог. Я проводил шуточные "идеолоические диверсии" иного плана. Помните, были такие жевательные резинки с наклейками, на которых изображались фотографии обнажённых барышень? Так вот, эти наклейки с завидным постоянством появлялись на дверных косяках Раджи (уж не знаю откуда такое прозвище, может от повального увлечения индийскими фильмами) и Бабая. Эти правоверные зверели от подобного падения нравов и, начиная совсем уж богомерзко матерится, кидались сдирать наклейки ножами. Мы с маленькой Мадинкой просто уссывались от смеха. Мадина так ни разу меня не выдала, хоть, наверняка, все и так знали чьих это рук проделки, но виду не подавали. Хинкали, чуду с урбечем, шашлык, лучшее на свете вино - гостеприимство продолжалось. Счастье не было долгим.
Всё кончилось, когда в сельском колодце первый раз нашли несколько трупов. Атмосфера всеобщего страха и подозрительности становилась невыносимой, душной, как ночной пот. Ожидать удара ножом в спину можно было в любой момент. Обстановка очень сильно осложнялась тем, что чужаков в селе никто не видел, получалось, что убийцы - "оборотни" из своих. Мы стали реже видется с Аминаткой, но страсть лишь росла. Мы встречались по ночам на берегу Терека.
Как жаль, что страсть зачастую является противоположностью любви, хотя даже этого я не могу утверждать. Мне жаль. Первые два года своей ненастной жизни я провёл в детском доме. Говорят, именно в этот период закладываются основы таких чувств как любовь, преданность, доверие к людям. Вы бывали когда-нибудь в советском детдоме? Понимаете, теперь, к чему я клоню? Но представьте, что, к тому же, это дом для умственно неполноценных детей, маленьких тёплых трупиков ожидающих, когда центральная нервная система перестанет отдавать приказы мышцам и внутренним органам. Но я был намного более развитым даже чем персонал этого облезлого концлагеря (жирные уродливые медсёстры, ждавшие нашей смерти), ведь я помню весь второй год своей жизни, каждый день, каждый час. Память это мой Ад. Самых слабеньких младенцев укладывали спать на бетонный пол накрывая мокрыми простынями - разновидность негласной советской эвтаназии. Когда в 32 месяца отроду я научился читать и освоил таблицу умножения (благодарю, ты единственное существо помогавшее мне, ты знаешь кто ты, не ищи меня), нашли моих родителей, но было поздно. Я не знал другого существования и, разумеется, не сомневался, что во всём мире целесообразность человеческой жизни зависит от соотношения рост/вес и слаженности работы рефлексов. Я научился лишь тем немногим чувствам, что успел увидеть за свою короткую жизнь - ПРЕЗРЕНИЕ. ЛИЦЕМЕРИЕ. ПРЕДАТЕЛЬСТВО. Я стал настоящим апостолом ПРЕЗРЕНИЯ, если можно так выразится. Кажется, я заговорился... Ах, нет, нет. Всё правильно. Это, наверняка, сможет объяснить всё произошедшее далее. Да, верно, это тоже является частью моей истории.
Происходившее на Кавказе вы, наверняка, видели в телевизионных новостях (правда, пропущенное через призму лживого пиздежа кремлёвских сук и за вычетом упущенного вами, пока вы отвлекались на то чтобы пожрать и сходить опорожниться в домашний сортир). Федерасты уже входили в Дагестан. Моё положение становилось весьма двусмысленным. Повторяю, я был молодым специалистом в... той области, о которой вам ничего не нужно знать. Аминат теперь всегда появлялась лишь в чёрном платке. Затравленная. Мы привязались друг к другу именно из-за этой нашей общей внутренней затравленности, как мне приходится думать. Нет ничего опаснее такой дружбы двух змей. Резня началась. ФатИма и МадИна присоединились к своим братьям. Это была не бойня. Скорее, ПЕСНЯ БЕЗУМИЯ, ТАНЕЦ Восточных Демонов. Федеральских щенков трясло от болот крови. Но мне пора было возвращаться.
Аминат, я молюсь за тебя. Я верю, что ты теперь в своём шахидском Раю. Если так, то мы больше никогда не встретимся. Никогда. Прости. Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотел, НЕ ХОТЕЛ твоей смерти. Я помню всю нашу жизнь, каждый день, каждый час. Я помню ТО, ЧТО я сделал. Память это мой Ад. У православных христиан есть поверье: омывшему 7 трупов распахиваются врата на Небеса, трупы несут искупление. Что же несут семь дней проведённые мной в кирпичном гараже, рядом с твоим телом? Семь дней в лучах палящего кавказского солнца. Кости прорвали кожу на лице уже на 4-й день. Сквозь чернеющий "треугольник смерти". Аминат, я ничего не делал, просто смотрел как ты растворяешься, просто смотрел как ты растворяешься. Я никогда не смогу искупить содеянное. За твою мученическую смерть я буду гореть в Аду. После твоей гибели я ничего не почувствовал.
Вернувшись в Россию, настоящую Россию, я купил два новых паспорта на разные имена. Я познакомился с девушкой. Она слушала trash metal, к которому приучила меня и училась... на психолога в МедУнивере. Мне часто снится темнота и луна, кровавая луна Кавказа.

P.S. Недавно в милицейских хрониках я видел русского парня, который за время двух Чеченских Войн несколько раз переходил в противоположные лагеря и убивал бывших союзников. Я узнал его. Мы вместе ездили в командировки и Ваня часто спрашивал у меня почитать книги о некоторых мистических течениях. Я тупо смотрел на экран телевизора, а он смеялся в лицо судьи, просто смеялся. У нас одна Родина.