аз съм хетеросексуален инкубатор на вакуум
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Sunday, October 15th, 2006
Time |
Event |
3:11a |
Хроническая недостаточность мозго- вого кровообращения – один из наиболее частых клинических синдромов в неврологии. По данным профилактических осмотров населения, эти заболева- ния выявляются в 20–30% случаев [5,9,10] даже у лиц трудоспособного возраста. Лечение пациентов с хронической церебральной сосудистой недостаточностью представляется сложной медико–социальной проблемой [3,6,10]. Основными направлениями ведения больных с дисциркуляторной энцефалопатией (ДЭ) являются предупреждение про- грессирования заболевания, в том числе профилактика ТИА и инсультов, уменьшение выраженности когнитив- ных расстройств и неврологического дефицита. По ре- зультатам рандомизированных клинических исследова- ний установлена возможность предупреждения инсуль- та вследствие коррекции повышенного уровня артери- ального давления, применения антиагрегантов, норма- лизации углеводного и липидного обмена. Вместе с тем, исходя из современных представлений о патогене- зе ДЭ представляется возможным применение в комп- лексной терапии и препаратов из других фармакологи- ческих групп, в частности, повышающих церебральную перфузию, улучшающих метаболизм мозговой ткани, нейропротекторов [7,11,12]. Нейропротективная защита мозга при хронической недостаточности мозгового кровообращения может быть одним из наиболее эффективных методов ее ле- чения. Назначение нейропротекторов способствует предотвращению развития нарушений церебрального метаболизма у больных с повышенным риском ише- мии мозга, что дает возможность предупредить тяже- лое и необратимое повреждение нейронов | 4:26p |
За последнее время концепция депрессии изменилась. Ранее считалось, что <эндогенные> (или генетические) и <реактивные> (из-за воздействия окружающей среды) факторы риска являются независимыми и определяют особый клинический синдром. Сейчас же данные факторы риска рассматриваются как дополнительные и взаимодействующие с факторами риска роста организма. В ходе исследования, приведенного в данной статье, Goodyer и соавт. (2000) оценили роль факторов риска (роста, реактивных и физиологических) при юношеской депрессии. Гипоталамо-гипофизарно- адреналовая система и депрессия Различные стрессоры вызывают специфичные ответные реакции в организме, но наиболее типична активация самой чувствительной - гипоталамо-гипофизарно-адреналовой системы (ГГАС). Истощение этой системы связано с состоянием депрессии [Gold и др., 1988]. Существует мнение, что большое депрессивное расстройство (БДР), и особенно меланхолия связаны с гиперсекрецией кортикотропин-рилизинг гормона (КРГ) и последующим истощением ГГАС. При повышенном содержании кортизола в крови появляется множество симптомов и поведенческих особенностей, связанных с депрессией. Это наглядно демонстрируется при синдроме Кушинга, для которого характерны аффективные симптомы [Dorn и др., 1995]. Такие поведенческие эффекты возникают из-за связывания кортизола с ядерными рецепторами мозга, наиболее плотно расположенными в гиппокампе, что влечет за собой последующую активацию транскрипционной активности [McEwan и др., 1992]. Кортизол влияет на многие биологические и когнитивные процессы, включая сон, аппетит, либидо, энергичность, мотивацию, концентрацию внимания и память [Martignoni и др., 1992]. О механизмах активации ГГАС, следующей за физиологическим стрессом, известно немногое, но возможно участие стрессорных нейротрансмиттеров, 5-гидрокситриптамина (5-ГТ) или норадреналина (НА). Стимуляция любой из этих нейротрасмиттерных систем завершается высвобождением КРГ из гипоталамуса, а затем - адренокортикотропного гормона (АКТГ) из передней доли гипофиза. Механизм активации ГГАС, следующей за физической травмой, включает цитокин-опосредованную стимуляцию КРГ [Raber и др., 1997]. Цитокины высвобождаются вследствие повреждения ткани и являются частью воспалительного/иммунного ответа. Однако некоторые исследователи в области психоиммунологии считают, что выработка цитокинов связана с психологическими реакциями [Mohr и др., 1999]. Таким образом, существует несколько способов активации секреции гипоталамусом веществ, стимулирующих образование АКТГ. Это в какой-то мере объясняет индивидуальную склонность к развитию депрессивных синдромов вслед за особыми психотравмирующими событиями. Реактивные, генетические и факторы риска роста Предполагается, что такая склонность связана с патологической реактивностью ГГАС. Это либо генетическая предрасположенность, либо результат воздействия стресса во время критических периодов развития мозга. В опытах на крысах показано, что у взрослых особей, которые будучи детенышами подверглись физиологическому стрессу (отделение от матери, неуправляемая или ранняя иммунная стимуляция), наблюдается гиперреактивность ГГАС на стресс [Ladd и др., 1996]. У крыс с неуправляемой иммунной стимуляцией также выявлено множество поведенческих характеристик, связанных с моделями депрессии животных, такие как снижение ориентировочного рефлекса в новой обстановке. Эти поведенческие и эндокринные ответы на стресс стабильны во времени и, возможно, зависят от плотности глюкокортикоидных рецепторов в гиппокампе. Гиперсекреция ГГАС подавляется процессом обратной отрицательной связи посредством следующего механизма: повышенное содержание кортизола влияет на глюкокортикоидные рецепторы (в основном в гиппокампе), в результате чего снижается синтез КРГ. Уменьшение свободных рецепторов в гиппокампе, таким образом, ведет к ослаблению ингибирования и, следовательно, к повышению реактивности ГГАС. Плотность глюкокортикоидных рецепторов в гиппокампе определяется в большой степени в течение первых трех недель жизни детеныша крысы и отсутствие управления этого критического периода ведет к сокращению плотности глюкокортикоидных рецепторов. Это исследование на животных подчеркивает важность обследования функции ГГАС у подвергшихся стрессу взрослых людей. Была создана модель физиологического стресса на животных, которая максимально приближена к стрессам человека в социуме. Среди обезьян вида Macaca fascilcularis были созданы социальные группы, либо стабильные, либо повторно дестабилизированные путем перемещения членов групп [Brooke и др., 1994]. Животные из нестабильных групп обладали в два раза большей, чем животные из стабильных групп, устойчивостью к супрессивным эффектам дексаметазона. У дексаметазон-устойчивых особей было значительно меньшее количество глюкокортикоидных рецепторов в гиппокампе. Данные результаты предполагают наличие связи между способностью выдерживать стресс, гиперкортизол-емией и последующим сокращением числа глюкокортикоидных рецепторов в гиппокампе. Существует небольшое количество исследований по изучению влияния стресса, перенесенного в детстве, на реактивность ГГАС человека. В работе Taylor и соавт. (2000) показано, что ответ ГГАС на стресс меняется в зависимости от способа родоразрешения. Выявлено, что на восьмой неделе жизни из-за стресса от прививки, выработка кортизола слюны увеличилась у новорожденных, появившихся на свет естественным путем, а не с помощью кесарева сечения. De Bellis и соавт. (1994) сравнили реакцию АКТГ и кортизола на КРГ между девочками-подростками, которые подверглись сексуальным домогательствам в детстве, и контрольной группой девочек того же возраста. У исследуемой группы наблюдался сниженный КРГ/АКТГ ответ - что сходно с результатами исследования среди взрослых с депрессией, и, считается, указывает на гиперсекрецию КРГ. Патологическая реакция ГГАС на стресс также может быть предопределена генетически. Holsboer и др. (1995) показали, что реактивность ГГАС индивидов первой степени родства и их пробанда с БДР сходна и отличается от таковой здоровой контрольной группы, хотя сами родственники никогда не переносили эпизоды большой депрессии. Факторы риска подросткового периода и депрессия Работа Goodyer, приведенная в данной статье - одна из немногих, в которой предприняты попытки оценить вклад и взаимодействие различных факторов риска, вовлеченных в развитие депрессии человека. Это исследование основано на предшествующих трудах данных и других ученых, которые выделили факторы риска депрессии у подростков. Затем с помощью опросников выявлена подгруппа риска. Через год проспективно данная популяция обследована на предмет психотравмирующих ситуаций и психопатологически с помощью DSM-IV (Американская психиатрическая ассоциация, 1994). Также выполнялось измерение уровня кортизола и дегидроэпиандростерона утром и вечером. Специфическая патологическая реактивность ГГАС и психотравмирующие ситуации были связаны со случаем БДР. Полученные данные отражают сложность и детальность дизайна исследования. Такой вид дизайна имеет огромное научное значение, но редко реализуется. Безусловно значение при данном дизайне данных, включающих комплексную эпидемиологическую информацию, нейроэволюционную физиологию и психологию, и тонкие патофизиологические изменения, предопределяющие депрессивный статус. Заключение Благодаря исследованию расширились наши знания о взаимодействии факторов риска при юношеской депрессии. Наблюдение за этой группой во взрослом состоянии обеспечит получение бесценной информации о развитии стрессовых синдромов у таких предрасположенных личностей. Способно ли психологическое вмешательство (например, когнитивно-поведенческая терапия) изменить эту реактивность в сторону повышения устойчивости - один из главных вопросов, на который до сих пор не найдено ответа. Для лучшего понимания депрессии требуются именно подобные междисциплинарные исследования на стыке нейроэндокринологии, эпидемиологии и психологии. Не всегда представляется возможным точно оценить эти факторы риска, но задача будущего - объединить критерии различных факторов риска в дизайне исследований. Подход к депрессии изолированно, с точки зрения эпидемиологии, психологии или биологии, может дать лишь ограниченный взгляд на сложный и многообразный синдром БДР. |
|