Боб Дилан :
Я не считаю себя поэтом, потому что мне не нравится это слово – "поэт". Считайте меня гимнастом на трапеции.
Все говорят: Дилан ни с кем не разговаривает. Что за чушь? Я не для этого появляюсь перед публикой.
Быть заметной персоной – это тяжёлая ноша. Христа распяли потому, что он стал слишком заметен. Так что я всегда предпочитаю исчезать.
Я никогда не хотел стать пророком или спасителем. Возможно, я хотел стать Элвисом. Я очень легко представляю себя на его месте. Но пророком – нет, никогда.
Когда я впервые услышал Элвиса, я понял, что никогда не буду ни на кого работать, и никто никогда не будет моим начальником. Я услышал его и почувствовал себя так, будто вырвался из тюрьмы.
Я уже не так молод. Поэтому каждый раз, когда я просыпаюсь утром и чувствую прилив сил, я думаю: "Отлично, кажется, я увижу Элвиса не так уж и скоро".
Однажды меня спросили, помню ли я тот день, когда Гитлер покончил с собой. А я даже не помню, что когда-то был ребёнком.
В Хиббинге (город в штате Миннесота. –
Esquire), где я вырос, никогда не было раввина. Он появился в тот момент, когда подошло время для моей бар-мицвы (иудейский обряд, связанный с достижением мальчиком 13-летнего возраста. –
Esquire). Он приехал в Хиббинг всего на год – просто вышел вместе с женой из автобуса посреди зимы. Это был старик из Бруклина, с белой бородой и в чёрных одеждах. Его поселили над кафе, которое было главным развлечением города. Собственно, это было рок-н-ролльное кафе, где я торчал все дни напролёт. Так что каждый раз после положенных часовых занятий с раввином я просто спускался вниз и с головой нырял в безумие.
Я из Миннесоты. Это место, где ничего не происходит. Я не буду врать и говорить, что свалил оттуда, потому что хотел посмотреть мир или собирался покорить его. Послушайте, я просто свалил оттуда, и когда я сделал это, я думал только об одной вещи: мне нужно было выбраться и никогда не нужно возвращаться.
Мой отец оставил мне не много, почти ничего. Как вы знаете, он был очень простым человеком, и всё, что у меня осталось – это его слова. Однажды он сказал мне: "Сын, ты ведь знаешь, что в этой жизни очень легко замараться так, что даже твои отец и мать отвернутся от тебя. Поэтому помни: если такое случится, единственным, кто продолжит верить в твою возможность исправиться, будет Господь Бог".
Я довольно далеко отошёл от веры. Потому что вера заставляет тебя постоянно чувствовать себя виноватым.
Люди редко делают то, во что верят. Гораздо чаще они делают то, что удобно в данной ситуации, а потом жалеют об этом.
Если ты хочешь найти кого-то, кому можно верить, прекрати обманывать себя.
Есть одна штука, которую большинство просто не способно понять: ходить с длинными волосами – гораздо теплее, чем с короткими. Коротковолосые замерзают гораздо быстрее. Они вынуждены скрывать свой озноб и дрожь и вечно завидуют тем, кто сейчас в тепле. А потом такие люди становятся парикмахерами или даже хуже того – конгрессменами, да и у большинства тюремных надзирателей тоже короткие волосы. И вообще, вы когда-нибудь отмечали, что у Авраама Линкольна волосы были значительно длиннее, чем у Джона Уилкса Бута (театральный актёр, убийца Линкольна. –
Esquire).
Ненавижу болтовню про равенство. Единственное, в чём люди равны, так это в том, что все они когда-нибудь умрут.
Мне нравится Барак Обама. Он – как персонаж какой-то книги, только существует на самом деле.
Политики всегда порождают больше проблем, чем способны решить.
Когда я смотрю новости, я понимаю: миром правят те, кто никогда не слушает музыку.
Война сегодня ведётся везде. Иногда мне кажется, что война идёт даже на задних дворах.
Мораль и политика слишком далеки друг от друга.
Наверное, я готов написать песню даже о Джордже Буше. По крайней мере, подобрать рифму к его имени будет несложно.
Если разобраться, я не написал ни одной политической песни. Потому что музыка не может спасти мир.
За всю свою жизнь я написал лишь четыре песни, но эти четыре песни я написал миллион раз.
Я никогда не предварял ни одно своё выступление чем-то вроде: "Знаете, мелодию для этой песни я попросту украл там-то". Мне наплевать на происхождение мелодии – ведь все мелодии традиционны в том или ином смысле и появились здесь задолго до того, как появился я.
Фолк уничтожил себя сам. Никто не занимался его уничтожением. При этом он всё ещё здесь, и всегда будет оставаться здесь, если ты знаешь, где искать.
Чтобы узнать что-то обо мне, можно просто послушать мои песни. Главное – выбрать правильные. Ведь я не драматург, поэтому все персонажи моих песен – это я.
То, что тебе нравится моя музыка, не значит, что я тебе что-то должен.
Что хорошего в фанатах? Ты не можешь позавтракать аплодисментами и спать с ними тоже не получается.
Бывает, ко мне подходит кто-то и говорит: какой же вы всё-таки клёвый. Но я редко принимаю это за комплимент. Потому что те, кто говорят: какой же вы всё-таки клёвый, как правило, законченные психи.
Когда-то давно жена моего дяди наседала на меня с одной и той же просьбой: "Бобби, когда же ты, наконец, напишешь песню обо мне? Я хочу оказаться на радио". Выслушивать это было нестерпимо и мучительно. "А я уже написал, тётя, – сказал я однажды. – Просто у вас приёмник настроен не на те станции".
Я не чувствую никакой ответственности за тех, кто называет себя моими поклонниками. Я чувствую ответственность только за то, что я создаю, а созданием поклонников я не занимаюсь.
Всё, что я могу – это быть самим собой перед теми людьми, для которых я играю, не заигрывать с ними и не называть себя Великим Борцом, или Великим Любовником, или Великим Вундеркиндом. Я ни то, ни другое и ни третье, и я никого не хочу вводить в заблуждение. Пусть этим занимаются на Мэдисон-авеню (нью-йоркская улица, на которой традиционно располагаются офисы рекламных компаний. –
Esquire), ведь продавать – это их дело.
Мне нравится зарабатывать деньги.
Чтобы быть поэтом, совсем не обязательно постоянно что-то писать. Некоторые всю жизнь работают на автозаправке – и они поэты.
Считается, что мир искусства полон красивых женщин. Но я так скажу: тому, кто хочет повидать в своей жизни кучу красавиц, лучше сделаться адвокатом или доктором. А ещё лучше – частным детективом.
Тот, кто хочет всерьёз заняться музыкой, должен помнить: аккордеон способен заменить практически все инструменты.
Музыка должна быть такой, чтобы она застревала в твоей голове, как зубная боль.
"Битлз" – это великая музыка. Но я бы не назвал её рок-н-роллом. Рок-н-ролл – это подростковая имитация секса, только и всего.
Кажется, я слишком часто смотрю телевизор.
Это разочаровывает и лишает меня сил – видеть, как современные молодые люди идут сегодня по улицам со своими мобильными телефонами и айподами в руках, с головы до ног завёрнутые в файлы и видеоигры. Все эти штуки крадут их личность, не позволяя им настроиться на волны реальной жизни. Конечно, они свободны и могут делать всё, что им хочется – если тут вообще можно говорить о свободе, – но ведь свобода сегодня стоит недёшево, и я надеюсь, они смогут понять эту мысль до того, как растратят свои жизни на различную электронную чушь.
Не думаю, что я живу вне современного мира. Просто чуть в стороне.
Люди, которым на всё плевать – разные люди. Заправщик на бензоколонке и дзен-буддист не хотят забивать себе голову по совершенно разным причинам.
Я продал более ста миллионов своих пластинок. Но у меня нет никаких идей по поводу того, как такое могло произойти.
Успех – это возможность просыпаться утром и засыпать вечером, успевая делать между этими двумя событиями то, что тебе по-настоящему нравится.
Вдохновение заглядывает в гости не так часто, как хотелось бы. Так что хватай его там, где ты его встретил.
Надежда и страх всегда идут рука об руку, как профессиональный комедийный дуэт.
Если мы научимся запоминать все наши сны, мы сможем очень многое узнать о своём подсознании. Это как узнать, что там, в тёмном углу, даже не приближаясь к нему.
Я уважаю хаос. Но я не уверен, что хаос уважает меня.
Невозможно быть влюблённым и мудрым одновременно.
Кажется, я застрял в восьмидесятых.