|
Oct. 8th, 2008|12:34 am |
И еще о послѣднемъ масштабномъ разговорѣ въ журналѣ лжеюзера kvakl-brodakl@lj.
Исходя изъ обычной житейской логики, у университетовъ нѣтъ шансовъ обладать хоть сколько-нибудь сноснымъ преподавательскимъ составомъ. Бездарныхъ людей больше, чѣмъ талантливыхъ, и объединившiяся въ группу первые меньше всего заинтересованы въ томъ, чтобъ рядомъ былъ кто-то, на чьемъ фонѣ онѣ смотрѣлись бы не слишкомъ блистательно. Къ этому прибавляются соображенiя расовыя, политическiя, міровоззрѣнческiя. Нормальная ситуацiя — когда научный коллективъ образуетъ собой боевую сплоченную единицу, объединенную не столько научными интересами, сколько общей научной импотенцiей и общими взглядами. Либо (если исходная ситуацiя не позволила одной группѣ править самовластно) нѣсколько такихъ боевыхъ единицъ. Это при университетской автономiи. Почитайте хотя бы воспоминанiя Модестова — о томъ, какъ для интересовъ, не выходящихъ изъ круга упомянутыхъ, кiевская профессорская корпорацiя губила историко-филологическiй факультетъ. Одинъ изъ моихъ учениковъ, самъ выпускникъ физфака, описалъ постперестроечную ситуацiю на мехматѣ слѣдующими словами: тамъ смѣняли другъ друга у власти семиты и антисемиты, и въ результатѣ не осталось профессоровъ, способныхъ прочесть на должномъ уровнѣ нѣсколько ключевыхъ курсовъ. Если даже преувеличенiе, думаю, тенденцiя такая была. Господи, а какимъ сплоченнымъ фронтомъ выступаютъ марксистскiя бездарности въ западныхъ университетахъ! Мнѣ жаловалась госпожа Изабель д’Андья, что въ Сорбоннѣ католикъ не можетъ стать профессоромъ по французскому Средневѣковью. Кромѣ университетской автономiи есть бюрократiя. Она по опредѣленiю исходитъ изъ критерiевъ формальныхъ и содержательно руководить наукой не можетъ. Какъ выходили изъ этого тупика у насъ? До революцiи была такая фигура, какъ попечитель (аристократъ, влiятельный, не изъ научныхъ круговъ и стоящiй на космической высотѣ надъ профессорскими дрязгами, съ другой же стороны — имѣющiй непосредственный доступъ къ Императору и сводящiй количество рукопожатiй между Императоромъ и профессоромъ до двухъ. Это не ученый, а умный человѣкъ свѣта, знающiй людей, по инстинкту способный отличить шарлатана отъ квалифицированнаго спецiалиста и тѣмъ самымъ преодолѣть какъ формализмъ бюрократическаго подхода, такъ и сплоченное сопротивленiе профессорской корпорацiи притоку свѣжихъ силъ. Схема, которую я рисую, конечно же, идеальна, однако она нѣсколько разъ осуществлялась — потому такъ велики заслуги передъ русской наукой Михаила Никитича Муравьева и графа Сергѣя Григорьевича Строганова. Второй относился къ высшей аристократiи, первый занималъ исключительное положенiе какъ любимый въ дѣтствѣ наставникъ Императора, пользовавшiйся его полнымъ довѣрiемъ.
Значитъ ли это, что я даю рекомендацiи? Нѣтъ, конечно же, ибо если что совершенно непримѣнимо сегодня, то какъ разъ этотъ рецептъ. |
|