Орден Феникса -intro
Думал кинуть второй кусочек, но оказалось, что в первом куча ошибок, так что кидаю все, что пока наперевел (благо немного)
Итак, вторая попытка:

Гарри Поттер и Орден Феникса
Глава Первая
Бедный, Бедный Старина Дадли



Кончался самый жаркий день лета. Большие квадратные дома в Бирючином проезде стояли, погруженные в сонную тишину. Машины, обычно чистые и блестящие, стояли пократытые пылью, а лужайки перед домами, обычно сверкающие изумрудной зеленью, пожухли и пожелтели - использование поливальных шлангов было строжайше запрещено ввиду засухи.
Лишенные своих обычных летних машинопомывочных и лужайкоподстригательных развлечений, обитатели Бирючинового проезда попрятались в тени и прохладе своих жилищ, окна нараспашку в надежде на несуществующий вечерний бриз. Единственный, кто остался снаружи под палящими лучами солнца, был подросток, лежащий на спине за клумбой около дома номер четыре.

Это был тощий очкарик-брюнет, и вид он имел несуразно вытянутый - по-видимому, он очень сильно вырос за совсем короткое время. Одет он был в грязные драные джинсы и пузырящуюся выцветшую футболку, а подошвы его кроссовок местами оторвались - в общем, Гарри Поттер не радовал глаз соседей, которые в большинстве своем считали неопрятный внешний вид уголовным преступлением. Но сейчас он лежал за кустом древовидной гортензии, так что с улицы его вообще не было видно, даже если бы там кто-нибудь был. Вообще, единственными, кто могли его заметить, были дядя Вернон и тетя Петуния, но и им для этого пришлось бы высунуть голову целиком из окна гостиной и посмотреть строго вниз на клумбу под окном.

В целом Гарри мог бы гордиться идеей спрятаться здесь. Не то, чтобы лежать на твердой раскаленной засохшей земле было так уж приятно, зато никто не пялится на тебя, скрипя зубами, и не кричит тебе прямо на ухо какой-нибудь очередной идиотский вопрос, ровно когда ты пытаешься расслышать, что же говорит диктор, что происходило каждый раз, когда он пытался посмотреть по телевизору вечерний выпуск новостей, сидя в гостиной вместе со своими дядей и тетей.
Мысль эта явно выбралась как-то из гарриной головы и влетела прямо в открытое окно гостиной, поскольку ровно в этот момент дядя Вернон сказал:
- Ну наконец-то он перестал вертеться тут перед телевизором, а где он вообще?
- Понятия не имею, - ответила тетя Петуния равнодушно.
Дядя Вернон повернулся к телевизору, бормоча себе под нос:
- Новости он пришел посмотреть, видите ли, да чего он вообще хочет, да кому вообще в пятнадцать лет интересны эти новости, вон Дадли их в жизни не видел, вообще небось не знает, кто у нас премьер-министр. А этот ... да что вообще может быть об этих в наших то новостях ...
- Вернон, тише ты, - сказала тетя Петуния, - окна же открыты!
- Ой, да, прости, дорогая.
Дурслеи замолчали. Гарри слушал веселую песенку, расхваливающую преимущества овсянки "Фрут энд Брен", и вдруг заметил семенящую по Бирючиновому проезду старую миссис Фигг - любительницу кошек с соседней Глициниевой аллеи, чего-то недовольно бормочущую себе под нос.Гарри порадовался, что именно сейчас он лежит за кустом и не виден с дороги - она достала его уже, приглашая заглянуть к ней чайку попить каждый раз, как он встречал ее случайно на улице. Вскоре, впрочем, она скрылась за поворотом. Тут из окна как раз послышался голос дяди Вернона:
- А чего, Дадлик опять пошел к кому-то?
- Да, он в гостях у Полкиссов, - сказала тетя Петуния гордо. - Знаешь, у него столько таких милых приятелей, он всем так нравится...
Гарри чуть не заржал. Степень идиотизма, которую проявляли его тетя с дядей во всем, что касалось их сына Дадли, с трудом поддавались его пониманию. Тот все лето использовал одну и ту же отмазку, почему его нет вечером дома, объясняя, что его пригласили на чай родители того или дугого члена его шайки. Гарри точно знал, что никакого чая ни Дадли, ни его дружки не пили никогда, посвящая вечера вдумчивому изничтожению детских площадок, дегустированию различных сортов сигарет и тренировке меткости глаза путем камнеметания по проезжающим машинам и пробегающим детишкам. Он заставал их многократно за этими достойными занятиями, поскольку сам посвяшал свой досуг бесцельному хождению по улицам Малого Викинга, прерываясь лишь но то, чтобы всласть порыться в очередной помойке в поисках выброшенных газет.

Из гостиной послышалась музыкальная заставка семичасовых новостей. Гарри весь сжался ­- "Ну а вдруг сегодня, - уже месяц как, - что если сегодня..."

- Забастовка испанских носильшиков достигла своего пика: сотни туристов заполнили аэропорты, уже вторую неделю...

- Не хотят носить чемоданы, пусть носят парашу - я так думаю, - прорычал дядя Вернон заглушив голос диктора, но Гарри уже было пофигу - его наконец отпустило.Если бы что-нибудь действительно случилось, об этом бы обязательно сказали бы в самом начале выпуска. Смерть и насилие гораздо интереснее, чем проблемы застрявших в аэропорту отдыхающих.
Гарри облегченно выпустил воздух из легких и взглянул на синее небо. Каждый день одни и та же бодяга: напряги, измены, потом чуть отпустит и опять напряг. И главное полная непонятка, с что же это ничего не происходит.

Гарри продолжал вполуха слушать новости, в надежде тщетной, что вдруг проскочит там что-нибудь чувилами нераспознанное, таинственное исчезноветие какое, или там непонятное происшествие. Но вслед за забастовкой в Испании пошел репортаж о засухе, как раз у них на Юго-Востоке. ("Да-да, вы этому, из шестого расскажите! Включает втихую свою поливалку в три часа ночи, и плевать он на всех хотел!" - ревел себе дядя Вернон). Потом вертолет, который чудом не разбился в Суррее. Потом про то, как знаменитая актриса развелась со своим знаменитым же мужем ("очень нам надо слушать все эти их грязные истории", - фыркнула тетя Петуния, которая немедленно бросалась выискивать подробности этого запутанного бракоразводного процесса в любом глянцевом журнале, который попадал в пределы ее достягаемости.)

Гарри прикрыл глаза от яркого заходящего солнца, а диктор продолжал:
- Новый способ боьбы с летним зноем нашел для себя волнистый попугай Бунги из Пяти Перьев что в Бернсли. Этим летом он научился кататься на водных лыжах. Наш корреспондент ...
Гарри открыл глаза. Если уж у них там попугаи по волнам заскользили, то интересного уж точно ничего не будет. Он перевернулся и встал на коленки, чтобы потихоньку отползти от окна.

Только он сдвинулся с места, как вдруг сразу много чего произошло.

Громкий звук, похожий на пистолетный выстрел, раздался с улицы; кошка выпрыгнула из-под припаркованной машины и скрылась в неизвестном направлении. Из окна гостиной послышались громкие проклятия и звук бьющейся чашки. Тут Гарри вскочил на ноги, вытаскивая заткнутую за пояс волшебную палочку, словно самурай какой. Однако при попытке выпрямиться, он стукнулся головой о раму открытого окна. Тетя Петуния заверещала.

Гарри показалось, что голова у него раскололась на две половинки; глаза слезились, сам он с трудом сохранял равновесие, все еще пытаясь понять, что же там случилось, на улице. Вдруг что-то схватило его за горло.

-Убери это к чертовой матери! - Прохрипел дядя Вернон в гаррино ухо. - Быстро, пока никто не видел!

-Отпусти меня немедленно! - сипел Гарри сквозь удушье. Некоторое время Гарри безуспешно боролся, пытаясь оторвать толстые дядины пальцы от своего горла левой рукой, правой продолжая сжимать палочку. Когда гул крови в голове стал совсем невыносим, дядю Вернона вроде как током дернуло, и он ошарашенно отдернул руки от гарриной шеи. Что-то непонятное не позволяло ему больше удерживать племянника.

Тяжело дыша, Гарри перебрался через куст гортензии, дико озираясь вокруг. Что произвело тот тарарам, было совершенно непонятно. Кое где из окон выглядывали удивленные лица соседей. Гарри быстро спрятал палочку на место, и сделал вид, что в руках у него ничего и не было.

- Вечер добрый! - Прокричал дядя Вернон соседке из дома номер семь напротив, выглянувшей как раз из-за тюлевых занавесок. - Слышали, тут мотор чихнул. Прямо у нас под ухом, совсем обнаглели.

Дядя Вернон изобразил на лице малоправдоподобную улыбку, в ожидании, что соседи снова попрячутся, и тогда улыбка превратилась в гримасу ярости. Он поманил Гарри к себе, и тот действительно подошел на пару шагов поближе, стараясь, впрочем, не попасть в зону достигаемости дядиных рук.

- Ну, ты, что значит вся эта фигня? - спросил дядя Вернон, задыхась от ярости.
-Какая такая фигня? - ответил Гарри равнодушно. Он продолжал озираться по сторонам, надеясь все-таки понять, кто произвел этот странный хлопок.
-Грохот этот прямо у нас под ...
-Это не я, - решительно перебил Гарри.

Вытянутое лошадиное лицо тети Петунии, аж зеленое от ярости, высунулось из-за плеча дяди Вернона.
- Ты что делал под нашим окном?
- Да-да, Петуния, точно! Что ты делал под нашим окном, отвечай!
- Новости слушал, чего, - ответил Гарри уныло.

Как и следовало ожидать, дядя и тетя его вышли из себя еще больше.

-Новости?! Опять новости?!

- Ну да, они вроде каждый день новые, - сказал Гарри.

-Ты нам тут умного не изображай! Я хочу знать немедленно, чего ты там задумал, и чтоб эти байки про новости я больше не слышал! не держи меня за идиота, я знаю, про ваш мир...
-Вернон, ты что! - продышала тетя Петуния мужу на ухо, и дядя Вернон сбавил децибелы так, что Гарри теперь его еле слышал.
- Про ваш мир, в общем, в наших новостях не говорят.
- Ну, это ты знаешь, - сказал Гарри.
Тетя с дядей уставились на него удивленно, потом тетя Петуния сказала:
- Ты все врешь, что же тогда все эти, - тут она тоже сбавила тон, и Гарри практически пришлось читать по губам,- эти совы делают, если не новости разносят?

- Во! - прошептал торжествующе дядя Вернон, - давай колись теперь, новости вм разносят эти птицы вонючие, так что же?

Тут Гарри на мгновение заколебался, поскольку признать то, что он должен был сейчас сказать, было ему очень тяжело, хотя вряд ли дядя с тетей поняли бы, в чем тут дело.

- Совы не приносятят мне новостей, - скозал он скучным голосом.
- Врешь! - Немедленно ответила тетя.
- Ты это брось! - добавил дядя жестко.

- Ты какую-то гадость затеял, это же понятно, - сказала тетя.
-Да-да, точно, или ты нас совсем за идиотов считаешь?!

- Да что-то типа того, - сказал Гарри, которого все этого достало выше крыши. Прежде, чем Дурслеи пришли в себя от такого хамства, он развернулся, пересек лужайку, перелез через низкую бирючиновую ограду и зашагал куда подальше.

Он знал, что так это ему не сойдет. Вечером так и так ему придется вернуться, и тогда он получит по полной программе, но сейчас ему было на это глубоко наплевать, были проблемы и поважнее.

Гарри был твердо уверен, что хлопок, который он слышал, был сделан кем-то аппарировавшим или дезаппарировавшим. Звук был абсолютно тот же, что и когда домовой Добби исчез из их кухни, сколько там, три года назад. Может Добби опять тут появился? Может, он крадется за ним прямо сейчас? Гарри обернулся, но Бирючиновый был во всех смыслах безлюден, а, насколько Гарри было известно, Добби не умел становиться невидимым.

Гарри шел в общем-то куда глаза глядят, он все кроссовки истоптал об эти улицы в последний месяц, так что теперь он на автопилоте сворачивал налево и направо по привычному маршруту. Время от времени оно настороженно оборачивался: когда он лежал среди сохнущих тетиных бегоний, случилось что-то магическое - что же они не говорят с ним, прячутся, хоть бы знак какой подали...

И тут, на самом пике облома, н потерял всякую уверенность.

Может не было ничего? Он так стремился получить хоть какую-то весточку из своего собственного мира, что мог так сильно отреагировать на обычный в общем-то шум. Может это кто-то пытался соседей обокрасть?

Гарри почувствовал внутри тупое, давящее, тяжелое ощущение, и понял, что преследующее его последний месяц чувство полнейшей безнадеги опять вернулось.

Завтра будильник опять разбудит его в пять утра, он откроет окно и впустит сову, принесшую ему новый номер "Ежедневного Предсказателя" - непонятно только, зачем он продолжает выписывать его? Последние дни Гарри просматривал только заголовки на первой полосе - когда до этих идиотов дойдет наконец, что Вольдеморт и в самом деле вернулся, это будет пропечатано аршинными буквами на самом видном месте, а больше Гарри в общем-то ничего не интересовало.

Если повезет, то может придет письмо какое, от Рона или от Гермионы, но надежды, что из этих писем он сможет понять, что же все-таки происходит, не было никакой.

Мы не можем написать ничего сам-знаешь-о-чем, прости пожалуйста. Нам велели не распускать языки, мало ли куда наши письма могут попасть. Мы очень заняты, но, прости, не можем сказать чем. Тут много чего произошло, все расскажем, когда увидимся.

Черт, увидимся - когда?! Никто не удосужился сказать точно. Гермиона написало чего-то в деньрожденной открытке, вроде "до скорого", но когда наступит это "до скорого"? Вроде бы из их писем следовало, что Гермиона и Рон были в одном и том же месте, у Рона, скорее всего. Гарри было мучительно думать, что они веселятся там в Норе, а он тут в Бирючиновом болтается как незнамо что незнамо где. Он был так на них зол, что выкинул не глядя две коробки Медобарских шоколадок, которые они прислали ему на день рождения. К ужину он об этом сильно пожалел, поскольку ничего, кроме засохшего салата, ему не досталось.

И чем они были , кстати, так уж заняты? И почему он ничем не занят? Разве он не доказал только что, что он гораздо круче? Он и уже забыли, что ему удалось совершить? Ведь это он был на том кладбище, он видел, как убили Седрика, это его привязали к могильной плите и чуть не убили?

Ладно, не надо об этом, - сказал себе Гарри угрюмо, наверно в сотый раз за лето. Итак каждую ночь снится, еще наяву про это думать.

Он сверул на Могнолиевый бульвар и пересек тропинку, где за гаражом он в первый раз он увидел своего крестного. ириус хотя бы понимал, что чувствовал Гарри. Письма его, впрочем, были столь же бессодержательны, но вместо мучительных намеков были полны заботой и сочувствием.


Я знаю, что тебе нелегко сейчас. Держи нос по ветру и все будет оки-доки. Но будь осторожен, главное не вляпайся во что-нибудь ... ну и так далее.

Ну да, думал Гарри, сворачивая с бульвара на Магнолиевую улицу и двигаясь в сторону темнеющего впереди детского парка. Именно это я и делаю, стараюсь не вляпаться. Во всяком случае я очень стараюсь, чтобы не плюнуть на все, привязать сундук к метле и явиться в Нору без приглашения. Веду себя как пай мальчик, вишу тут уже больше месяца, в клумбах прячусь. И кто бы говорил, он мне будет советовать не вляпаться - двенадцать лет в Азкабанской тюрьме, побег, потом попытка совершить таки убийство, за которое его посадили, и опять побег - на ворованном гиппогрифе.