По блогам гуляет цитата:

«Офисный планктон умирает как класс. Медленно угасает в ожидании чуда — высокооплачиваемой работы, на которой можно не работать. Пойти слесарем? Мне, выпускнику РГГУ, десять лет отработавшему в пиаре? Никогда. Лучше умереть на диване, чем жить в автосервисе.

И была бы в этом своеобразная драматическая красота, совершенство витков исторической спирали. Если бы не одно «но». Когда без работы осталось поколение наших родителей, начали рушиться гидроэлектростанции и падать ракеты. А ухода «криэйторов» никто и не заметит».

Меня удивило, что тов. kommari и левые товарищи в комментариях сочувственно отнеслись к этой махровой буржуазной пропаганде. Хотя чему удивляться, у советского человека всегда было плохо с классовой сознательностью.

Кто такой этот презираемый и третируемый «офисный планктон». Всего лишь клерки.

«Последние двадцать лет поколение нынешних тридцатилетних описывало жизненные итоги своих родителей выражением «не вписались в рынок». Снисходительно говорили, что, оставшись без работы в 90-е, папа-инженер не сумел откопать в руинах СССР великие возможности. Вскормленные недорогими автокредитами и дешевыми турецкими отелями «все включено», офисные клерки со смутным образованием и профессией типа «криэйтор пиар-направления по работе с корпоративными клиентами» и не представляли, что когда-нибудь повторят судьбу «невписавшегося» поколения».

9/10 советских инженеров по сути являлись клерками, то есть советским офисным/конторским планктоном. Однако в советских понятиях служить клерком было не почётно и обидно, и поэтому клерков обычно титуловали инженерами. Встречались даже инженеры по прописке.

Насколько я понимаю, тов. kommari и большинство левых тоже трудятся клерками. И как видите, не ощущают никакой солидарности со своими братьями по классу. И даже наоборот, злорадствуют. А чему, собственно?

А тому видимо, что наши левые почти сплошь социальные шизофреники. Возлюбленных трудящихся (рабочих!) они представляют по гламурным советским агиткам.

Советские товарищи не в состоянии уразуметь, что офисный планктон не только их братья по классу, но и натуральный офисный пролетариат. Да, да. Другого пролетариата в 21 веке для вас нету, товарищи.

Не входят в офисный пролетариат буржуи, понятно дело. А также прослойка высококвалифицированных специалистов, численность которых не превышает 5-10% всей массы трудящихся. Рабочие в марксовом понимании, т.е. работники тяжелого физического труда без образования, давно уже не актуальны. В большинстве случаев современный заводской рабочий –  оператор чего-нибудь там. Труженики грубого физического труда тоже имеются, конечно, но их доля не велика, социальное значение мало.

Ах да, есть же ещё и автослесари!

«Офисный планктон умирает как класс. Медленно угасает в ожидании чуда — высокооплачиваемой работы, на которой можно не работать. Пойти слесарем? Мне, выпускнику РГГУ, десять лет отработавшему в пиаре? Никогда. Лучше умереть на диване, чем жить в автосервисе».

Подобные замечания выдают истинное отношение автора статьи к будто бы уважаемой производственной сфере, а также отрабатываемый социальный заказ. Они уверены, что стать автослесарем это очень просто и это может сделать, кто угодно, когда пожелает. А главная трудность этой профессии, что работа грязная. Постсоветские левые в упор не видят отчетливо присутствующего в тексте высокомерия к человеку неруководящяего труда, поскольку сами вполне переняли от номенклатурной советчины кастовое презрение к ширнармассам.

Режим изменил социальный заказ. Прежде агитпропом (либеральным) воспевался прогрессивный средний класс, под которым понимали огламуренных клерков, либеральный офисный планктон. Социально персонаж таки довольно фантастический.

А не так давно режим смекнул, что ему не хватает работяг. Заменить квалифицированных инженеров и рабочих азиатскими гастарбайтерами никак не получается. И уже второй год развёрнута пропаганда избыточности высшего образования и необходимости расширения образования среднего специального, технического.

«Он, как когда-то его родители, отказывается верить в то, что его время прошло. Что он больше никому не нужен. Нужны штукатуры, няни, автослесари. А он — нет».

Верхушка чекистского режима и его пропагандисты о производственном труде представления имеют довольно таки мутные и отвлеченные. В них, представлениях, не больше реализма, чем в подловато выдуманной девушке Лене.

 

«— Мою знакомую Лену всегда называли крутой. В двадцать лет она зарабатывала больше папы-инженера и ездила отдыхать за границу. В двадцать пять купила машину. В тридцать начала присматривать квартиру — да, в ипотеку, да, на окраине, но зато большую и свою собственную. Замуж Лена не стремилась: идеал не встретила, а «пивного брюха на диване» ей не хотелось. Больше всего Ленина прекрасная жизнь поражала ее папу: разве может секретарша, пусть даже со свободным английским, зарабатывать такие деньжищи? Не секретарша, а личный помощник большого начальника в иностранной компании, не обижалась Лена и покупала папе на дачу очередной культиватор.

Год назад иностранная компания осознала, что кризис не тетка, пора экономить. Обнаружилось, что большой иностранный начальник вполне в состоянии собственноручно подставить чашку под сопло кофеварки, встретить семью, прилетевшую из Бостона, и забрать свои костюмы из прачечной. Лену уволили». …

Советские люди политически беспомощны, поскольку социально абсолютно дезориентированы. Им чужда настоящая классовая солидарность. Их очень просто науськать друг на друга, чтоб рвали глотки себе подобным.

Лично я отношусь к прослойке высоко квалифицированных (и оплачиваемых) специалистов. Однако я не вижу причин презирать офисный планктон. И, на мой взгляд, даже сочинённая для осуждения девушка Лена заслуживает общественного сочувствия как жертва кризиса. Разве нет?