Лёня Ебнутый: "Мы еще всем покажем кузькину мать!"

Лёня Ёбнутый и Каспер Ненаглядный Сокол.



Интервью Лёни Ебнутого и Вора порталу Slon.ru:

– Ну как вам акция «Война» в застенках центра «Э», интересный опыт?

Ёбнутый: Чертовски интересный. Это разрушает все представления о тюрьме, которые у меня до этого были. Это было просто даже оскорбительно: посадили в настоящий пансионат. Вот Олегу еще пытались кровь свернуть поначалу, но потом тоже в нормальные условия перевели.

– То есть не били, не пытали?

Ёб.: Конечно, они пытались оказывать на нас давление, но было понятно, что избить или покалечить нас они не могут. Было трудно в самом начале, когда они нас задержали, надели пакеты на голову и повезли в Питер – все-таки трястись 14 часов на полу в машине с агрессивными ментами из центра «Э», которые еще и стали бухать в пути, – не самое приятное ощущение. Но в изоляторе, а потом в тюрьме, было уже нормально: голова так гудела от новых ощущений, новой информации, что все остальное было на заднем плане.

Вор: Да, пожалуй, все это было очень интересно. Я получил массу интересных впечатлений. Прессовали нас по стандартным схемам, как это обычно делается. Опер Брюковкин, мерзейший тип, стал распространять информацию обо мне зэкам, что, дескать, на мой личный тюремный счет некий персонаж по имени Бэнк положил 22 млн рублей (это он так им пересказывал историю о поддержке Бэнкси), и что если зэки мне «кровь подсливнут», то с ними из этих денег поделятся. Но зэки на такое не ведутся, они люди если не умные, то хитрые, а кто-то уже и умудренный опытом. Тем более, у нас в камере сложился коллектив хороший, не сразу, но сложился.

– А почему тебя больше, чем Леню, прессовали?

В.: Они почему-то решили что Леня – это неформальный лидер Войны, и решили его не трогать, а прижать «простого исполнителя». Допроса было два всего. Бить не пытались, да они сразу поняли, что это бессмысленно. Вот у них лежит на столе распечатка с gazeta.ru, где мое интервью, они говорят: «Давал интервью?» Я отвечаю: «Нет». «Мы сейчас тебя переселим в такие условия, что тебе не понравятся». Я говорю: «Давайте сразу тогда в карцер». В общем, решили они меня на две недели в карцер посадить, я тогда через зэка, которые регулярно с операми общался (а это не самая лучшая для зэка репутация), слил информацию, что я очень рад – вот будет новость: после статьи, за правду меня в карцер сажают. Мне это нужно, а им, явно, нет. Так они меня в карцер и не посадили, хотя регулярно грозились. Даже жалко, что не побывал там. Правда, меня сажали в 116-ю камеру, где все течет, на полу лужи, клопы везде, от плесени вздуваются стены, атмосфера, в общем, туберкулезная. Я там недельку посидел, но потом меня оттуда перевели в нормальную, после того как наблюдательная комиссия из правозащитников приехала. Это очень вовремя они приехали, потому что в это время как раз надо мной стали сгущаться административные тучи. Ну, не тучи, конечно, а так, тучки мелких бытовых репрессий.

– И потом уже в нормальную камеру посадили?

В.: Потом перевели в камеру, где БСники сидели (БС – это бывшие сотрудники). Бывшим ментам самые лучшие условия создают. Ну, похоже больше всего на очень бедную больницу по обстановке, но по тюремным меркам – это чудо небывалое.

– То есть с Леней тебе общаться не давали?

В.: Ну, по закону нас нельзя было в одну камеру сажать, естественно, нас рассадили в диаметрально противоположных концах, чтобы мы не могли даже малявы друг другу посылать. Но нам удавалось все равно поболтать несколько раз. Сначала они нас по тупости посадили в соседние «собачники» (это такие клетушки, где держат перед тем, как отправить в суд), и мы там спокойно могли перекрикиваться. А потом уже на прогулке, когда Леня стоял в «стакане». В «стакан» сажают, когда соседа по камере куда-то забирают, чтобы ты один в камере не оставался, тебя в клетку такую ставят. В общем, я тогда узнал номер Лениной камеры и потом, когда уже сам в «стакане» стоял, я сломал там замок – там такие старые замки, легко открываются, и его камеру нашел. Общались там у двери, пока нас не заметили и меня не оттащили.

– Наверное, надзиратели в тюрьме обрадовались, когда вас с Леней выпустили?

В.: Похоже на то. Нас же почему не днем, как обычно, в светлое время суток, а вечером отпустили? Потому что я попросил вещи, которые у меня отняли, раздать заключенным. Они же все время у меня отнимали какие-то предметы, которые не положено было в камере держать: лишние штаны какие-нибудь, белье, носки, вплоть до пластикового стаканчика. И писали, что берут на хранение. А как оказалось, потом все выбрасывали. Ну, я им и сказал, что давайте возвращайте мне тогда вещи, которые «на хранение взяли». Они отвели меня в какую-то душную камеру подвальную, прибежали зам по режиму и зам по воспитательной работе – та еще ё**нь – угрожать стали: «мы раньше вообще избивали людей», «сейчас твои вещи обоссым» и все такое. Я говорю: ну давайте, родина внимательно смотрит за вашими действиями. В общем, до вечера мы препирались, журналистам, ждущим у входа, пришлось немного померзнуть.

– А как вы восприняли весть о поддержке Бэнкси?

Ёб.: Ну это, конечно, было большой неожиданностью. Это, можно сказать, международное признание.

В.: Ну, я-то всегда верил, что рано или поздно признание должно прийти, и хорошо что это не посмертная медаль, а реальная поддержка в тот самый момент, когда она была так нужна. Тем более, я всегда тепло относился к Бэнкси, меня еще в юности тронули его граффити.

– А вот признание со стороны зэков вы получили, каково было отношение?

Ёб.: До шумихи, то есть на момент задержания, нас знали только два человека. А потом уже все узнали. Зэки сами удивлялись, что статья у нас «бакланская», а шума вокруг больше, чем у бывалых воров. Относились по-разному – кто-то говорил: «классно, я бы тоже хотел принять участие» (особенно им нравилась акция про х*й на Литейном мосту и «Дворцовый переворот»), кто-то воспринял с непониманием и агрессией. Все-таки обычно в тюрьму попадают из-за преследования своих личных, корыстных интересов, и общественно-ориентированная деятельность воспринимается с недоверием.

– Вы слышали, что вашу акцию «Х*й в плену у ФСБ» выдвинули на премию «Инновация»?

В.: Да, мне только что как раз звонил Андрей Ерофеев попросить, чтобы мы не отказывались. А мы и не собирались. Наши акции, после того как они произведены, принадлежат всем, и каждый с ними пусть делает, что хочет: вывешивает в интернете, на премии выдвигает и так далее. И это даже хорошо, потому что если бы всю информацию запечатывали в конвертики со значком «копирайт» и прятали в ящике стола, то у нас бы сейчас это просто все изъяли менты.

– Вы сейчас под подпиской о невыезде? Не собираетесь свалить в места более безопасные?

Ёб.: Моя принципиальная позиция – пусть сваливают они. А насчет ограничения по переездам – это мне неизвестно, вроде нет особых ограничений.

– То есть будете в Питере тусоваться?

В.: Мы по городу еще однозначно не определились, мне вообще Питер нравится, прекрасный город, тем более теперь он связан с такими яркими воспоминаниями.

– Акции будете организовывать?

Ёб.: Конечно, а как же. Я ни секунды не пожалел, что занимался всем этим. Мы еще всем покажем кузькину мать.

В.: У меня вот сейчас есть концепция одной акции, гомерически смешной, но рассказывать нельзя, а то не дадут провести. Сейчас, конечно, сложновато будет под таким наблюдением. Но надо быть повнимательнее. То, что нас взяли, – это же не их заслуга. Они так гордятся, мол, из Питера приехали, забрали. Но мы ж и не скрывались. Как у Пригова в стихотворении про милиционера: «а он и не скрывается». Просто хотели проверить, что будет, если мы будем так открыто палиться. Вот проверили. Теперь надо сделать выводы.

– А сторонников прибавилось после «Дворцового переворота»? Война растет количественно?

Ёб.: Ну, если не количественно, то качественно точно улучшилась. То есть к нам теперь идут такие отчаянные люди. Мы, конечно, всегда приветствуем каждого, готового взяться за вилы.

В.: Я бы хотел, кстати, чтобы кто-то из тех, кто в тюрьме обещал вступить в Войну, все-таки сделал это, потому что власти поймут всю степень абсурда: они сажают активистов, а те среди зэков собирают еще сторонников. И вообще, я хотел бы сказать всем, кто за нами сочувственно следил все это время: ребята, тюрьма – это не страшно совсем. Там злость не пропадает, а только вызревает и становится уже не мальчишеской, а взрослой какой-то, не бойтесь тюрьмы.

25.02.11
Беседовал Роман Доброхотов
http://slon.ru/articles/538496/