|
|
Пишет plucer (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} plucer)@ 2011-03-17 10:21:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Козлёнок: "Я ничего уже не боюсь... Мы стали только сильнее и бесстрашнее!" Интервью журналу Медведь
КОЗЛЕНОК НА БАРРИКАДАХ
Интервью с Натальей Сокол мы брали в обстановке жесточайшей конспирации. Наша собеседница, активистка арт-группы "Война", отказалась сообщить о своем местопребывании и согласилась поговорить только по электронной почте. Возможно, именно поэтому беседа вышла немного нервной. Это немудрено, потому что ее муж, Олег Воротников, на момент беседы находился в СИЗО, а сама Наталья опасалась преследования.
Как ты пришла к созданию группы "Война"?
— Во время учебы в университете мы с будущим мужем, Олегом Воротниковым, довольно много тусовались с молодыми художниками, и в какой-то момент нас начало тошнить от несоответствия того, что происходит на улице, и того, что «не происходит» в стенах коммерческих галерей. В 2005 году мы пошли на первомайскую демонстрацию лимоновцев и очень загорелись их сплоченностью и организованностью. Я помню, в тот день мне позвонила мама, и я орала ей в трубку без остановки по десять раз: "Смерть собаке Путина! Зимний взяли — Кремль возьмем!" Через год это уже были анархисты, и мы шли вместе с ними с лозунгами "Ре-во-лю-ция!", "Выйди на улицу — верни себе город!". И это был самый правильный призыв, что, собственно, мы и сделали. Мы вышли на улицу и стали "говорить с народом".
Родители не пытались тебя образумить или их устраивает твой образ жизни?
— Родители против моего образа жизни и того, чем я занимаюсь. Я думаю, им стыдно за меня. Они плачутся, что месяцами не получают зарплату, но не считают то, что я делаю, важным. Они мыслят стереотипами советской эпохи, когда каждый оглядывался на соседа и боялся выделяться. Так делать не надо. Если тебя что-то не устраивает — действуй.
Кто твои родители?
— Мои родители по специальности инженеры-строители. Отец работает на атомной электростанции, я все детство этим гордилась. Мама — не знаю точно, где и кем, но она всегда что-то считает и делает домашние задания за моего младшего брата, потому что он музыкант и ему не до этого. Я их всех люблю, но жить с ними не смогла бы. Родители хотят, чтобы я стабильно зарабатывала деньги, чтоб у меня был "свой угол", а у ребенка — "хороший отец".
Cамый первый протест в жизни: отказалась есть мамину кашу? Ушла из дома?
— Из дома я и правда убегала. Это было в семнадцать лет, когда я привезла знакомить своего будущего супруга с родителями, и они офигели от него, хотя он был с ними вежлив и посвятил свой первый сборник стихов моему отцу — дяде Васе. Мама взялась за ремень, и нам пришлось уехать стопом в Москву, где, ночуя на крышах и чердаках, мы провели остаток летних каникул. Протестов у меня было до фига, но я по-прежнему считаю, что они были оправданы. Например, право на просмотр "Утиных историй" по воскресеньям. Родители обещали, но потом все срывалось из-за того, что было много дел на даче и не успевали приехать на мультики. Естественно, были протесты. Со слезами и истериками. В школе надо мной ржали в основном. Я лучше всех в классе справлялась с математикой, алгеброй и геометрией. И когда однажды родители заставили меня ходить в школу в бордовом пиджаке, меня стали обзывать Инной Друзь. Но подлостями типа кнопок под жопу учительнице я не занималась, меня в то время интересовали более "глобальные проблемы" — научиться ездить на машине, вылупить цыплят на батарее или гулять одной ночью под звездами.
Кем ты мечтала стать в детстве?
— Этого уже не помню, но точно не бюрократической офисной крысой. Хотела либо в зоопарке работать, либо фармацевтом быть.
Кто оказал наибольшее влияние на формирование твоего характера, взглядов на жизнь?
— Характер мой, наверное, полностью сформировался уже в супружестве, у меня все хорошее и плохое связано с Олегом. Он стал частью меня, и я иногда его хотела даже убить за его гадости. Настолько близко я его воспринимаю.
Ты делала прививки от бешенства после того, как тебя укусила продавщица в "Ашане"?
— Меня укусила продавщица из сети мушников "Билла" на метро "ВДНХ", все анархисты должны пойти в него и отомстить. Я не верю в результативность прививок от бешенства, но я верю в то, что с теми, кто плохо с нами поступает, потом случаются ужасные вещи. Этот факт уже проверен сто раз. И еще: еда должна быть правом каждого голодного человека, охранники, которые стерегут еду от людей, — это ничтожные цирики, палачи и гады. Такой профессии не должно быть, она является унижением человеческого достоинства.
Что для тебя эти акции: экстрим, развлекуха или пиар?
— О пиаре меня спрашивать это значит глубоко оскорбить, я никогда не гонялась за славой и пиаром, как некоторые наши бывшие активисты. Хотя слава — это неотъемлемая часть акционизма: чем популярнее мы будем, тем больше нас будут слушать, смотреть и критиковать. Я прежде всего борец с несправедливостью. Я не могу пройти мимо, когда вижу, что кого-то на улице бьют или против воли куда-то тащат. Я поражаюсь безразличию проходящих мимо людей, они готовы утянуть меня за собой своим целенаправленным безразличием, но я плюю на это и бросаюсь выяснять отношения с бандитами. Развлекухой это тоже сложно назвать, это моя осознанная гражданская позиция, нашедшая свое выражение в акционизме. Так должно быть с каждым свободомыслящим человеком — желание и возможность выражать свою позицию без оглядки. Просто надо так, и все.
Твоя любимая акция?
— Моя любимая акция — "Хуй в плену у ФСБ". Она придумалась спонтанно, в процессе дружеского общения. Она сразу всем понравилась, и мы приобрели много хороших друзей в процессе ее подготовки. Мы все теперь навсегда связаны этой акцией на Литейном мосту, и, думаю, каждый этим гордится, действительно, есть чем. Там все совпало идеально. Я поняла, что акция получилась, и сама ее оценила только когда услышала восторженные вопли и аплодисменты зрителей — туристов, приехавших на белые ночи. До этого я была полностью поглощена техническими процессами подготовки акции и не могла себе представить, насколько шикарно это будет выглядеть.
Приходилось ли тебе сидеть в милиции?
— Я редко попадала в милицию, помню только пару раз. Один — это когда меня покусала продавщица, думая, что у меня в рюкзаке наворованная еда, хотя это было не так, я просто отказалась ей его показывать. При этом на руках у меня был еще и малыш, а свирепая слюнявая тетка вопила и кусала меня за пальцы, чтобы я выпустила рюкзак. Другая при этом тащила моего ребенка и отнимала мобильный телефон. Этот мушник крышевали местные менты, которые нас и увезли в мусарню. Но из нее нам удалось сбежать. Тупой мусор пошел за листочками для объяснения, потому что я "случайно" испортила два подряд. Тогда мы быстро вышли из отделения, на проходной вежливо попрощавшись, и нам открыли. Это было перед самым Новым годом, мы бежали по дворам от патрульной машины и спрятались на новогодней вечеринке с пьяными офисными дрочерами, которые восхищались Каспером. Это было там же, на том же районе, пока патрульная машина искала нас по кустам.
Чего ты боишься?
— Я ничего уже не боюсь. Я родила ребенка, потому что хотела ну хоть чего-нибудь начать бояться. Но мы вместе стали только сильнее и бесстрашнее. Я не боюсь ни физической расправы, ни какой другой. Когда мне эшники угрожали при аресте Олега и Лени и обыске, мне они только клоунами казались. Вроде взрослые люди, а так себя нелепо ведут, ад какой-то устроили у нас с утреца пораньше. Только жестче и будут мои идеи после таких угроз.
Кем ты себя считаешь: революционеркой, художницей, обычной современной девушкой?
— Всегда открещивалась от звания художника и вообще от всевозможных званий и названий. У меня есть определенный круг обязанностей в группе, но мне претят всякие названия, рамки и "должности", поэтому предпочитаю себя никак не называть. Вообще, спросите что-нибудь поинтересней!
Кто, по-вашему, может изменить общество? Политики? Президент? Художники? Активная молодежь?
— Общество может изменить сам народ, когда откажется плясать под дудку начальников и терпеть беспредел. Я считаю, что за время нашей активной деятельности в людях многое изменилось, согласитесь, сейчас уже гораздо больше неравнодушных, чем пару лет назад. А пару лет назад и в это было невозможно поверить. Я считаю, что тут есть и наша заслуга. Мы заставляем людей смеяться и ненавидеть, подбадриваем и опускаем в лужи говна, мы заставляем их шевелиться, высказываться. Если так будет продолжаться и дальше, то революции не миновать. Но революции нового формата, нам самим предстоит ее придумать и осуществить.
Много ли женщин в группе "Война"? Что их вначале объединяет: интересные, активные и яркие мужчины, романы с ними? Отчего случаются потом расколы? Расскажи.
— Женщин в "Войне" всегда было больше, чем мужчин. Они вообще, как показала практика, в разы смелее и отчаяннее. Я не знаю, из-за чего случаются расколы, у нас не было расколов, мы только один раз прогнали с позором парочку активистов за их предательства и мошенничества. Когда работаешь в команде, в группе, то к своим действиям надо ответственно подходить, потому что можешь не только себя подставить, но и всех вместе. А это недопустимо, потому что работа в группе основана на полном доверии, и тебе доверяют. Со стороны этих активистов был осуществлен ряд таких проколов, при полном отказе проанализировать ситуацию они продолжали подставлять остальных активистов, один художник два месяца из-за этого отсидел в тюрьме, меня, Олега и Каспера чуть не загребли в ментовку для допросов и разбирательств.
Почему женщины вообще участвуют в революциях? Может, им секса не хватает?
— Вряд ли секс как-то влияет на предчувствие революции в воздухе, скорее наоборот: присутствие революции и ее духа влияет на секс — это же понятно.
В чем главное отличие революционерок прошлого века от сегодняшних, есть ли такие, относишь ли ты себя к ним?
— Я не очень изучала особенности революционерок прошлого, но помню, что с гордостью в младших классах ходила в школу на улице Розы Люксембург в своем родном городе. Мне нравилось ее имя и то, что она называлась революционеркой. Для современного мира "революционерка", наверное, слишком гордое слово, я бы не стала всех подряд им называть, их единицы, тех, кто готов идти до конца. Революционерки прошлого боролись за все человечество сразу, а я своим предназначением считаю не только это, но и вырастить смелого сына, я хочу быть для него примером. Но при этом не примером трясущейся над своим чадом домохозяйки (потому что только родители своим примером закладывают в детей основу всей их дальнейшей жизни), а примером здорового гражданского сопротивления. Если я и революционерка, то я за революцию детей и для детей.
Кто герой нашего времени?
— Для меня герой нашего времени — это Лимонадзе. Он, во-первых, гений, во-вторых, он пример многолетней, ничем не сломленной целеустремленности и блестящий организатор молодежи.
Семья революционеров — что это? Дома тоже воюете?
— Иногда бывает сложновато, конечно, боевые приемы друг на друге отрабатываем. Весовые категории неравные, да, зато практика хорошая.
Расскажи, если можешь, как познакомилась с мужем: "на баррикадах"?
— Я сделала своему супругу предложение на вершине горы на берегу Волги. При том что я по-детски презирала брак и считала, что ну никогда в такой дебилизм, как брак, не опущусь. Но у меня как-то само собой вырвалось это, и через четыре месяца так и случилось. Мы поженились. Классической свадьбы не было, расписываться поехали в день какого-то Олегова экзамена после бессонной ночи подготовки. Пять лет жили в законном браке, не уделяя этому особого внимания, а потом начали звать друзей на каждую годовщину свадьбы, и для многих по сей день это незабываемые впечатления. Такой стоял угар, что люди на всю жизнь не забывают. В 2011-м была первая наша годовщина, которую отметили по отдельности: Олег сидел в тюрьме, а мы с Каспером рисовали удавов.
После 1917 года, не помню, кто из революционерок предлагал упразднить семью, чтобы женщины были общими, дети общими, все общее. Что ты думаешь на этот счет?
— О, я как раз давно уже придумала, что было бы классно меняться детьми. Неделю одни родители, неделю другие. Сейчас, когда появился Каспер и я с каждым днем люблю его все больше и больше, я бы ни за что не смогла с ним расстаться. Но для детей это было бы, наверное, офигенное развлечение — меняться родителями. Насчет общих женщин и общих мужчин: наверное, не смогла бы, любовь — это очень личное для меня. Я, может, и хотела бы быть проще в этом вопросе, но внутри меня сидит неуправляемый зверь.
Как ты думаешь, ты хорошая мать? А что такое "хорошая мать"?
— Ребенка нужно любить и уважать, несмотря на то что он маленький.
Чем занимаешься в свободное от "борьбы" время? Что любишь делать по дому?
— Я об этом вообще не задумываюсь, меня быт не трогает и не занимает первоочередное место в моей жизни.
Суп мужу сварить?
— Готовить могу что угодно из чего угодно, вообще люблю с этим экспериментировать, как в сказке "Колобок".
Хватает ли тебе денег?
— Меня не интересует вопрос денег.
На что ты живешь? Или работа в группе настолько прибыльная, что ты можешь позволить себе не думать о завтрашнем дне?
— Да, я живу, не думая о деньгах и о завтрашнем дне! Но не надо пытаться выставить меня "дурой на содержании"! Мы честные художники, наше искусство — бесплатное, для народа. Какие могут быть доходы от нашего "Литейного хуя"? Да от него одни убытки и проблемы с мусорами. Мы не получаем от него никаких доходов. Даже всю помощь, которую предложил нам Бэнкси, мы решили направить только на залоги и адвокатов, мы не используем ее на личные нужды. А всю прочую добровольную помощь мы отправляем на продуктовые передачи для заключенных художников.
Можно ли сегодня сделать капитал на революции? Есть такие?
— Не понимаю, о чем ты, какой капитал?
Ну у Ленина, например, был счет в швейцарском банке. Кто сегодня делает бабки на политической борьбе, как ты считаешь?
— На народе и народных протестах делают деньги только чиновники и министры милиции, сотрудники всевозможных центров — "Э", "К" и "Т", которые вместо того, чтобы реально бороться с террористами и защищать граждан страны, кладут баблос себе в карман, прикрываясь установками новых валидаторов в общественном транспорте и особыми мерами для "усмирения несогласных".
Это правда, что у тебя грозились отобрать ребенка? Как ты намерена с этим бороться?
— Отобрать пытаются безо всяких оснований. Просто чтобы Каспера отдать в приют, а меня привлечь по 213-й статье. Об этом говорили и при обыске и аресте Олега и Лени 15 ноября, и дознаватель по делу, когда ему звонили адвокаты и требовали вернуть мои документы. Проживание без документов в РФ незаконно, отказ их мне возвращать — это нарушение моих конституционных прав и свобод. Таким образом, следователи и сотрудники центра "Э" нарушают закон. Причем я и мой ребенок не можем получать медицинскую помощь, передвигаться и прочее. Такие действия в отношении матери и ребенка чудовищны, весь центр "Э" надо упразднить, а его сотрудников отправить мести улицы, там их место.
Кто поддерживал тебя, пока супруг сидел в СИЗО?
— Поддержки много. Вот Юра Шевчук поддержал. Многие писали письма в нашу поддержку: Олег Басилашвили, Александр Сокуров, Марат Гельман, Артемий Троицкий, Виктор Шендерович. И руководители отделов современного искусства Эрмитажа и Русского музея — Дмитрий Озерков и Александр Боровский. Искусствоведы Андрей Ерофеев, Виктор Мизиано, Андрей Ковалев. Всех не перечислить, сотни людей выступили в нашу защиту. Кстати, голосование совета премии "Инновация" тоже было единогласным, а там целая плеяда знатоков совриска. А Бэнкси так вообще своей поддержкой заставил весь мир говорить о наших "военнопленных" в СИЗО. В общем, много новых и очень хороших друзей появилось у нас с Каспером, тут всех не перечислишь.
Почему сегодня тебе приходится избегать встреч, звонков, писем и так далее?
— Мы отказываемся вообще от звонков и встреч. Следят постоянно. Наружка возле домов некоторых наших активистов, прослушка телефонов, попытки взлома почты и других инфоресурсов группы, узнать об этом несложно. Но иногда удается оторваться. Недавно, например, мой компьютер взломали. На одну из вписок, на которой мы с Каспером провели примерно две недели, буквально через несколько дней после нашего отъезда вломились сотрудники московского центра "Э", устроили там обыск, изъяли оборудование и провели допрос с пристрастием хозяев вписки без протокола. Интересовались в том числе группой "Война", участием в ее поддержке, нашим с Каспером местонахождении. Что познавательно: эшники сожалели о том, что слишком поздно обратили внимание на наши акции, особенно их возмутила проекция символа анархии — черепа и перекрещенных костей — на Белый дом. Они говорили, что это нестерпимое оскорбление, что этого "Войне" не надо было делать.
Что думаете делать дальше? Будете продолжать акции?
— Конечно.
Источник - http://community.livejournal.com/medved
Наталья Сокол | Фото: Лаура Ильина
КОЗЛЕНОК НА БАРРИКАДАХ
Интервью с Натальей Сокол мы брали в обстановке жесточайшей конспирации. Наша собеседница, активистка арт-группы "Война", отказалась сообщить о своем местопребывании и согласилась поговорить только по электронной почте. Возможно, именно поэтому беседа вышла немного нервной. Это немудрено, потому что ее муж, Олег Воротников, на момент беседы находился в СИЗО, а сама Наталья опасалась преследования.
Как ты пришла к созданию группы "Война"?
— Во время учебы в университете мы с будущим мужем, Олегом Воротниковым, довольно много тусовались с молодыми художниками, и в какой-то момент нас начало тошнить от несоответствия того, что происходит на улице, и того, что «не происходит» в стенах коммерческих галерей. В 2005 году мы пошли на первомайскую демонстрацию лимоновцев и очень загорелись их сплоченностью и организованностью. Я помню, в тот день мне позвонила мама, и я орала ей в трубку без остановки по десять раз: "Смерть собаке Путина! Зимний взяли — Кремль возьмем!" Через год это уже были анархисты, и мы шли вместе с ними с лозунгами "Ре-во-лю-ция!", "Выйди на улицу — верни себе город!". И это был самый правильный призыв, что, собственно, мы и сделали. Мы вышли на улицу и стали "говорить с народом".
Родители не пытались тебя образумить или их устраивает твой образ жизни?
— Родители против моего образа жизни и того, чем я занимаюсь. Я думаю, им стыдно за меня. Они плачутся, что месяцами не получают зарплату, но не считают то, что я делаю, важным. Они мыслят стереотипами советской эпохи, когда каждый оглядывался на соседа и боялся выделяться. Так делать не надо. Если тебя что-то не устраивает — действуй.
Кто твои родители?
— Мои родители по специальности инженеры-строители. Отец работает на атомной электростанции, я все детство этим гордилась. Мама — не знаю точно, где и кем, но она всегда что-то считает и делает домашние задания за моего младшего брата, потому что он музыкант и ему не до этого. Я их всех люблю, но жить с ними не смогла бы. Родители хотят, чтобы я стабильно зарабатывала деньги, чтоб у меня был "свой угол", а у ребенка — "хороший отец".
Cамый первый протест в жизни: отказалась есть мамину кашу? Ушла из дома?
— Из дома я и правда убегала. Это было в семнадцать лет, когда я привезла знакомить своего будущего супруга с родителями, и они офигели от него, хотя он был с ними вежлив и посвятил свой первый сборник стихов моему отцу — дяде Васе. Мама взялась за ремень, и нам пришлось уехать стопом в Москву, где, ночуя на крышах и чердаках, мы провели остаток летних каникул. Протестов у меня было до фига, но я по-прежнему считаю, что они были оправданы. Например, право на просмотр "Утиных историй" по воскресеньям. Родители обещали, но потом все срывалось из-за того, что было много дел на даче и не успевали приехать на мультики. Естественно, были протесты. Со слезами и истериками. В школе надо мной ржали в основном. Я лучше всех в классе справлялась с математикой, алгеброй и геометрией. И когда однажды родители заставили меня ходить в школу в бордовом пиджаке, меня стали обзывать Инной Друзь. Но подлостями типа кнопок под жопу учительнице я не занималась, меня в то время интересовали более "глобальные проблемы" — научиться ездить на машине, вылупить цыплят на батарее или гулять одной ночью под звездами.
Кем ты мечтала стать в детстве?
— Этого уже не помню, но точно не бюрократической офисной крысой. Хотела либо в зоопарке работать, либо фармацевтом быть.
Кто оказал наибольшее влияние на формирование твоего характера, взглядов на жизнь?
— Характер мой, наверное, полностью сформировался уже в супружестве, у меня все хорошее и плохое связано с Олегом. Он стал частью меня, и я иногда его хотела даже убить за его гадости. Настолько близко я его воспринимаю.
Ты делала прививки от бешенства после того, как тебя укусила продавщица в "Ашане"?
— Меня укусила продавщица из сети мушников "Билла" на метро "ВДНХ", все анархисты должны пойти в него и отомстить. Я не верю в результативность прививок от бешенства, но я верю в то, что с теми, кто плохо с нами поступает, потом случаются ужасные вещи. Этот факт уже проверен сто раз. И еще: еда должна быть правом каждого голодного человека, охранники, которые стерегут еду от людей, — это ничтожные цирики, палачи и гады. Такой профессии не должно быть, она является унижением человеческого достоинства.
Что для тебя эти акции: экстрим, развлекуха или пиар?
— О пиаре меня спрашивать это значит глубоко оскорбить, я никогда не гонялась за славой и пиаром, как некоторые наши бывшие активисты. Хотя слава — это неотъемлемая часть акционизма: чем популярнее мы будем, тем больше нас будут слушать, смотреть и критиковать. Я прежде всего борец с несправедливостью. Я не могу пройти мимо, когда вижу, что кого-то на улице бьют или против воли куда-то тащат. Я поражаюсь безразличию проходящих мимо людей, они готовы утянуть меня за собой своим целенаправленным безразличием, но я плюю на это и бросаюсь выяснять отношения с бандитами. Развлекухой это тоже сложно назвать, это моя осознанная гражданская позиция, нашедшая свое выражение в акционизме. Так должно быть с каждым свободомыслящим человеком — желание и возможность выражать свою позицию без оглядки. Просто надо так, и все.
Каспер Ненаглядный Сокол и Козлёнок | Фото: Лаура Ильина
Твоя любимая акция?
— Моя любимая акция — "Хуй в плену у ФСБ". Она придумалась спонтанно, в процессе дружеского общения. Она сразу всем понравилась, и мы приобрели много хороших друзей в процессе ее подготовки. Мы все теперь навсегда связаны этой акцией на Литейном мосту, и, думаю, каждый этим гордится, действительно, есть чем. Там все совпало идеально. Я поняла, что акция получилась, и сама ее оценила только когда услышала восторженные вопли и аплодисменты зрителей — туристов, приехавших на белые ночи. До этого я была полностью поглощена техническими процессами подготовки акции и не могла себе представить, насколько шикарно это будет выглядеть.
Приходилось ли тебе сидеть в милиции?
— Я редко попадала в милицию, помню только пару раз. Один — это когда меня покусала продавщица, думая, что у меня в рюкзаке наворованная еда, хотя это было не так, я просто отказалась ей его показывать. При этом на руках у меня был еще и малыш, а свирепая слюнявая тетка вопила и кусала меня за пальцы, чтобы я выпустила рюкзак. Другая при этом тащила моего ребенка и отнимала мобильный телефон. Этот мушник крышевали местные менты, которые нас и увезли в мусарню. Но из нее нам удалось сбежать. Тупой мусор пошел за листочками для объяснения, потому что я "случайно" испортила два подряд. Тогда мы быстро вышли из отделения, на проходной вежливо попрощавшись, и нам открыли. Это было перед самым Новым годом, мы бежали по дворам от патрульной машины и спрятались на новогодней вечеринке с пьяными офисными дрочерами, которые восхищались Каспером. Это было там же, на том же районе, пока патрульная машина искала нас по кустам.
Чего ты боишься?
— Я ничего уже не боюсь. Я родила ребенка, потому что хотела ну хоть чего-нибудь начать бояться. Но мы вместе стали только сильнее и бесстрашнее. Я не боюсь ни физической расправы, ни какой другой. Когда мне эшники угрожали при аресте Олега и Лени и обыске, мне они только клоунами казались. Вроде взрослые люди, а так себя нелепо ведут, ад какой-то устроили у нас с утреца пораньше. Только жестче и будут мои идеи после таких угроз.
Кем ты себя считаешь: революционеркой, художницей, обычной современной девушкой?
— Всегда открещивалась от звания художника и вообще от всевозможных званий и названий. У меня есть определенный круг обязанностей в группе, но мне претят всякие названия, рамки и "должности", поэтому предпочитаю себя никак не называть. Вообще, спросите что-нибудь поинтересней!
Кто, по-вашему, может изменить общество? Политики? Президент? Художники? Активная молодежь?
— Общество может изменить сам народ, когда откажется плясать под дудку начальников и терпеть беспредел. Я считаю, что за время нашей активной деятельности в людях многое изменилось, согласитесь, сейчас уже гораздо больше неравнодушных, чем пару лет назад. А пару лет назад и в это было невозможно поверить. Я считаю, что тут есть и наша заслуга. Мы заставляем людей смеяться и ненавидеть, подбадриваем и опускаем в лужи говна, мы заставляем их шевелиться, высказываться. Если так будет продолжаться и дальше, то революции не миновать. Но революции нового формата, нам самим предстоит ее придумать и осуществить.
Много ли женщин в группе "Война"? Что их вначале объединяет: интересные, активные и яркие мужчины, романы с ними? Отчего случаются потом расколы? Расскажи.
— Женщин в "Войне" всегда было больше, чем мужчин. Они вообще, как показала практика, в разы смелее и отчаяннее. Я не знаю, из-за чего случаются расколы, у нас не было расколов, мы только один раз прогнали с позором парочку активистов за их предательства и мошенничества. Когда работаешь в команде, в группе, то к своим действиям надо ответственно подходить, потому что можешь не только себя подставить, но и всех вместе. А это недопустимо, потому что работа в группе основана на полном доверии, и тебе доверяют. Со стороны этих активистов был осуществлен ряд таких проколов, при полном отказе проанализировать ситуацию они продолжали подставлять остальных активистов, один художник два месяца из-за этого отсидел в тюрьме, меня, Олега и Каспера чуть не загребли в ментовку для допросов и разбирательств.
Почему женщины вообще участвуют в революциях? Может, им секса не хватает?
— Вряд ли секс как-то влияет на предчувствие революции в воздухе, скорее наоборот: присутствие революции и ее духа влияет на секс — это же понятно.
В чем главное отличие революционерок прошлого века от сегодняшних, есть ли такие, относишь ли ты себя к ним?
— Я не очень изучала особенности революционерок прошлого, но помню, что с гордостью в младших классах ходила в школу на улице Розы Люксембург в своем родном городе. Мне нравилось ее имя и то, что она называлась революционеркой. Для современного мира "революционерка", наверное, слишком гордое слово, я бы не стала всех подряд им называть, их единицы, тех, кто готов идти до конца. Революционерки прошлого боролись за все человечество сразу, а я своим предназначением считаю не только это, но и вырастить смелого сына, я хочу быть для него примером. Но при этом не примером трясущейся над своим чадом домохозяйки (потому что только родители своим примером закладывают в детей основу всей их дальнейшей жизни), а примером здорового гражданского сопротивления. Если я и революционерка, то я за революцию детей и для детей.
Кто герой нашего времени?
— Для меня герой нашего времени — это Лимонадзе. Он, во-первых, гений, во-вторых, он пример многолетней, ничем не сломленной целеустремленности и блестящий организатор молодежи.
Семья революционеров — что это? Дома тоже воюете?
— Иногда бывает сложновато, конечно, боевые приемы друг на друге отрабатываем. Весовые категории неравные, да, зато практика хорошая.
Расскажи, если можешь, как познакомилась с мужем: "на баррикадах"?
— Я сделала своему супругу предложение на вершине горы на берегу Волги. При том что я по-детски презирала брак и считала, что ну никогда в такой дебилизм, как брак, не опущусь. Но у меня как-то само собой вырвалось это, и через четыре месяца так и случилось. Мы поженились. Классической свадьбы не было, расписываться поехали в день какого-то Олегова экзамена после бессонной ночи подготовки. Пять лет жили в законном браке, не уделяя этому особого внимания, а потом начали звать друзей на каждую годовщину свадьбы, и для многих по сей день это незабываемые впечатления. Такой стоял угар, что люди на всю жизнь не забывают. В 2011-м была первая наша годовщина, которую отметили по отдельности: Олег сидел в тюрьме, а мы с Каспером рисовали удавов.
После 1917 года, не помню, кто из революционерок предлагал упразднить семью, чтобы женщины были общими, дети общими, все общее. Что ты думаешь на этот счет?
— О, я как раз давно уже придумала, что было бы классно меняться детьми. Неделю одни родители, неделю другие. Сейчас, когда появился Каспер и я с каждым днем люблю его все больше и больше, я бы ни за что не смогла с ним расстаться. Но для детей это было бы, наверное, офигенное развлечение — меняться родителями. Насчет общих женщин и общих мужчин: наверное, не смогла бы, любовь — это очень личное для меня. Я, может, и хотела бы быть проще в этом вопросе, но внутри меня сидит неуправляемый зверь.
Как ты думаешь, ты хорошая мать? А что такое "хорошая мать"?
— Ребенка нужно любить и уважать, несмотря на то что он маленький.
Чем занимаешься в свободное от "борьбы" время? Что любишь делать по дому?
— Я об этом вообще не задумываюсь, меня быт не трогает и не занимает первоочередное место в моей жизни.
Суп мужу сварить?
— Готовить могу что угодно из чего угодно, вообще люблю с этим экспериментировать, как в сказке "Колобок".
Хватает ли тебе денег?
— Меня не интересует вопрос денег.
На что ты живешь? Или работа в группе настолько прибыльная, что ты можешь позволить себе не думать о завтрашнем дне?
— Да, я живу, не думая о деньгах и о завтрашнем дне! Но не надо пытаться выставить меня "дурой на содержании"! Мы честные художники, наше искусство — бесплатное, для народа. Какие могут быть доходы от нашего "Литейного хуя"? Да от него одни убытки и проблемы с мусорами. Мы не получаем от него никаких доходов. Даже всю помощь, которую предложил нам Бэнкси, мы решили направить только на залоги и адвокатов, мы не используем ее на личные нужды. А всю прочую добровольную помощь мы отправляем на продуктовые передачи для заключенных художников.
Можно ли сегодня сделать капитал на революции? Есть такие?
— Не понимаю, о чем ты, какой капитал?
Ну у Ленина, например, был счет в швейцарском банке. Кто сегодня делает бабки на политической борьбе, как ты считаешь?
— На народе и народных протестах делают деньги только чиновники и министры милиции, сотрудники всевозможных центров — "Э", "К" и "Т", которые вместо того, чтобы реально бороться с террористами и защищать граждан страны, кладут баблос себе в карман, прикрываясь установками новых валидаторов в общественном транспорте и особыми мерами для "усмирения несогласных".
Это правда, что у тебя грозились отобрать ребенка? Как ты намерена с этим бороться?
— Отобрать пытаются безо всяких оснований. Просто чтобы Каспера отдать в приют, а меня привлечь по 213-й статье. Об этом говорили и при обыске и аресте Олега и Лени 15 ноября, и дознаватель по делу, когда ему звонили адвокаты и требовали вернуть мои документы. Проживание без документов в РФ незаконно, отказ их мне возвращать — это нарушение моих конституционных прав и свобод. Таким образом, следователи и сотрудники центра "Э" нарушают закон. Причем я и мой ребенок не можем получать медицинскую помощь, передвигаться и прочее. Такие действия в отношении матери и ребенка чудовищны, весь центр "Э" надо упразднить, а его сотрудников отправить мести улицы, там их место.
Кто поддерживал тебя, пока супруг сидел в СИЗО?
— Поддержки много. Вот Юра Шевчук поддержал. Многие писали письма в нашу поддержку: Олег Басилашвили, Александр Сокуров, Марат Гельман, Артемий Троицкий, Виктор Шендерович. И руководители отделов современного искусства Эрмитажа и Русского музея — Дмитрий Озерков и Александр Боровский. Искусствоведы Андрей Ерофеев, Виктор Мизиано, Андрей Ковалев. Всех не перечислить, сотни людей выступили в нашу защиту. Кстати, голосование совета премии "Инновация" тоже было единогласным, а там целая плеяда знатоков совриска. А Бэнкси так вообще своей поддержкой заставил весь мир говорить о наших "военнопленных" в СИЗО. В общем, много новых и очень хороших друзей появилось у нас с Каспером, тут всех не перечислишь.
Почему сегодня тебе приходится избегать встреч, звонков, писем и так далее?
— Мы отказываемся вообще от звонков и встреч. Следят постоянно. Наружка возле домов некоторых наших активистов, прослушка телефонов, попытки взлома почты и других инфоресурсов группы, узнать об этом несложно. Но иногда удается оторваться. Недавно, например, мой компьютер взломали. На одну из вписок, на которой мы с Каспером провели примерно две недели, буквально через несколько дней после нашего отъезда вломились сотрудники московского центра "Э", устроили там обыск, изъяли оборудование и провели допрос с пристрастием хозяев вписки без протокола. Интересовались в том числе группой "Война", участием в ее поддержке, нашим с Каспером местонахождении. Что познавательно: эшники сожалели о том, что слишком поздно обратили внимание на наши акции, особенно их возмутила проекция символа анархии — черепа и перекрещенных костей — на Белый дом. Они говорили, что это нестерпимое оскорбление, что этого "Войне" не надо было делать.
Что думаете делать дальше? Будете продолжать акции?
— Конечно.
Источник - http://community.livejournal.com/medved
