|
|
Пишет plucer (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} plucer)@ 2008-06-10 12:33:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Сказка про современное искуство. Текст - А. Плуцер-Сарно, картинки - Боря Спиридонов (группа ПГ)
Ахтунг! Детям и беременным женщинам вход воспрещен! Сказка про общую дерьмовую ситуацию в современном искусстве написана с использованием мата, жаргона падонкаф, воровского сленга и молодежного арго. Только такими словами можно передать тот ужас, который твориться в искусстве сегодня.
Скаска пра Валшебную Писдрону Залатое Донышка, у каторой были ноги ат ушей, сиськи до кален, манда шири шапки, а жопа такой ширины, что аж с табуретки свисала
В давние-старадавние времина, в ту пору, когда люди ещо ножей ни знали, хуем гавядину рубили, а цена на Искуство ни зависила ат спроса, в адном трийибучим царстви, в злайибучим гасударстви, в стольным горади Мухасрански жил был Царь Галажоп, страшный, скажу я вам, прям, раздалбай, ни заслуживающий даже пирвичных инвистиций в сваи слабахудожессныйи праекты. Пил он без просыпу, инсталяцйи за искуства нисчитал и в пирформансах ниучаствовал. Деpжал Царь Галажоп недвижимость - пpаильный pиальный дварец из чистава золата на Рублевке. На стинах у него всякие праизвиденья искуства висели в толстых залачоных рамах, чо-как, туда-сюда, нy, блин, карочи, канкретная блат-хата. Придворных натурщиц у ниво была – бис числа, ни щитая дизайнераф и куратараф.
И был у ниво сын Иван Дурак, страшнайе хуипутала, урод в жопе ноги, прости господи, дырявый гандон, штопаный сраными нитками. Риальный бизнес он на хуйу виртел, патаму как был он канкретнай ебырь-надомник, риальный писдун-задушевник. Крутился там-сям, в общим, был он, нy, типа, диловой, в натypе, весь в ципях, пирснях и фиксу имел залатую. Но более всего любил он свою Волшебную Писдрону Залатое Донышко. Дело все в том, что Писдрона эта Волшебная была ни простой писдой. С ее помощью можно было бессмертные произведения искусства создавать. Стоило сказать волшебное слово "психоанализ", как писда вставала и начинала краски чирпать и па халстам их разбрызгивать, атакже прочие актуальные инсталяции писдаебствовать. Астоило патом сказать втарое валшебное слово: "постмодернизьм", как писда сморщивалась и засыпала. Но папаша, Царь Галажоп, нидаволен был сыном, ни адобрял йиво занятий и скланял к камерчискаму искуству. Скора скаска сказываицца, да ни скоро дело делаицца.
Царь Галажоп: Слухи до меня дошли, будто ты у нас совсем от рук отбился, в художники падался, рукоделием занимаисся!
Иван: Ты, папаша, мне мозгу ни еби! Я был и буду в вантажах! А те, каторые ссученые пазорники, выставки душат и художников ибут – о! они у нас еще наплачуцца! Но я ни жалуюсь. Я знаю сибе цену, я держу свой художиствиный понт. Конечно, на мине где сядешь, там и слезешь! Да, я сука, но я ни дешевка! Да, я шебутной говнюк, но меня соплей ни перешибить! И помните, бля, папаша, красота спасет мир. И ни простая красота, а такая ебаная красотища, что, бля, даже матом ругацца ни захочицца!
И только Иван успел вымолвить слово "бля", как словно из под земли появилась Волшебная Писдрона Залатое Донышка. Была ана чуда как хараша сабой, ну, чо-та среднийэ между Изумрудными Мудками, Шапкай Скаройобкай и Скатиртью-Самажоркай. Ана и актуальнаэ искуства умела тварить, и муды ваять, и хуи до небес зодчествовать.
Писдрона: Я ни рвотный парашок, я ни сучий обсосок, ни делайте из меня дурочку! Я родилася стервай, я проказа чиловечиства и умирать буду – астанусь актуальным художником! А если ты кусок нигодяя, то научись ботать по фене, а потом уже панты сушицца развешивай! А сичас ни трогайте меня, сейчас я в крайнасти, а када я в крайнасти, то я помню тока сваи дешевые понты.
Царь Галажоп: Так! Сё, доча, заибла ты миня сваими капризами!
Карочи царь Галажоп старговал ту Писдрону Зиленаму Змию, памощнику царя Кривахуйа. Очень болезненно воспринял эту новость Иван Дурак. Пришлос йиму атправицца в путь, шобы пабидить Змия и силай атнять у ивоннава куратора Царя Кривохуя Валшебнуйу Писдрону Залатое Донышка.
Иван-Дурак: Как же мине наебать Царя Кривохуя и Змея Всимагущего апидарасить. Ну, ничо ниго! Мир еще узнает Ивана Царевича! Еще автографы просить будут! В академию возьмут лекции читать отстающим студентам!
А нивдалике, два лаптя па карте влева, направа ат писды, где ибуцца дразды, в тёмнам лису, где ибут асу, и чуть выши, где ибуцца мыши, за три писды марей, за пять хуев кочек, на тридивятых Мудях, на плеши пад зарубками, в саседним писданутом царстви, муданутам гасударстви, где дифолт был кажную пятницу, в стольнам горади Пиздасосински жил-паживал Царь Кривахуй, тот самый, шо писду выкупил. И был у него памощник Змей. Запер он Писдрону в башню фаллической формы и ни давал ей искуства творить. Вскори вырасла наша Писдронушка в телку красаты нивъибительнай, сиськи до кален, ноги ат ушей, писда да жопы, а жопа такой ширины, че аж с табуретки свисала. Нипросто асвабадить Писдронушку, да ниче ни паделаиш. Взял Иван Дурак семь пачек дырявых презеров, наматал на яйца пять пар потных партянок, имидж на моpдy пpиципил, прихватил копмлект парнаграфических журналоф ф дарогу, чеб интим осущиствлять, да быков-охраников три дюжины. В бумера они загрузилися и отправилися к лысому черту на рага искать Валшепную Писдрону. Откатили, так сказать, свои баллоны в направлении царства Кривохуева. Долго ли они ехали, или коротка, но дарогой все переиблись. А чо им было ищще делать, када кругом дримучий лес, йолки да палки. Наканец, падкатили ани к стольнаму гораду Пиздососинску. А тот град великий старажила Бабка-Ёжка и ейный ебарь Кащеюшка Бессмертный, диржали ани нипадалеку папулярный матель "На курйих нагах", а заместа омона у них был Зиленый Змий.
Иван Дурак Здарова, бабуля!
Бабка-Ёжка: Чо сказал? Втяни йазык в жопу и ни пукай. Тибе слово ни дадено! Я тибе ни гадюка семисекельная, ни те со мной базлать, ни те миня казнить! Я еще в пагонах, меня воровайского автаритета нихто ни лишал! Я тибе ни гуммозница, ни паносница, ни падлюка вакзальная! Так че притуши фитилек, шворка! А ни то я те пагаварю на "вы": выибу и высушу! И ваще, заруби сибе на хую семь зарубок. Пра то, пра эта и пра Хуй Семиверстовый! Выйди, снова пастучи и вайди как паложена! Ну, чего надо?
Иван: Да, вот Бабка, нужна мине Валшепнайа Писдрона Залатойе Донышка, и ваще, как быть, ежели искуства умерла, астался адин хуй. Атвичай мне, бля, старайа колдунья, бздунья и пердунья, а то убйу на хуй!
Бабка: Дела это хитрайе, чебы вирнуть эту самую Валшепнуйу Писдрону Залатойе Донышка. Тибе для этава нужна будит ни толька пять пар жилезных трусоф прадрачить, но и мысли свайи развернуть от класическай живаписи в сторану инсталяций, видео-арту и разных тайных писдоперфомансов. Но перва-наперва, иди к Избушке на Курйих Ножках. Там майа дочка жывет, вся страшная, перекосоёбленая па диаганали справа налева. Ты, Ванюша, ни ссы в кампот, там повар ноги мойет. Ты лучче сабери в лесу палок пабольшы, заместа вибратароф заморских валшепных и кинь палок следуйущим нашим художникам в нижеуказаном каличстве. Дочке майей - три палки, Избушке в дымавую трубу - пять. Семь - прамеж курйих ножек, две дюжыны - Кащейу Бисмертнаму, каторый тяперича в той избушке пачивать изволил. И ни бойся, ему панравится, он уже асазнал свайу бисексуальнасть. Патом тибе надоть Змия зарубить, а я через час прилечу, и ежели ты справишься, то тада укажу тибе дарогу к башне, где сидит Писдрона твайа Валшепная, бздильно-пердильное искуство свайе писдоебствует.
Пришкандыбала спустя три кола времени бабка к Избушке, глядь, а кругом писдец полный на тонких розавых нагах. Избушка лежит – ни дышит, из гузки дым валит, курьи ноги у ней выдернуты из жеппы, печка вся па камушкам развалена, дочку в другую сторану перекосойебила, а манда у ней до пупа разодрана. У избушки стаит Иван Дурак – вибратар свой из трубы вынимайет и пригаваривает:
Иван: Эх, харашо иметь домик в диревне! Это тибе ни мастерская от сайуза художникав!
Ну, кароче, закончил Иван с избушкой и пашел искать Змия. Атправился, гаваря по-сказачнаму, абрубить семиглавому пятихую все, чо стаит и дымит. Падполз Иван к пищере и как крикнет:
Выхади бля на смертный бой!
Змей: Иду, иду, атвечал змей. Че так в жеппу арать?
Тут тока Ваня врубился в размер экспаната, зассал страшна, митнул дишовый понт, стал плакать и базлать как базарная баба, и вапще аткинулся в аполексическом припатке с пеной на фиксах, чеб показать, чо он тож чесный художник и закон уважайет. Пока он базлал, кареша евоные вступили в бой и по-быстрому поришили Зеленого Змия, абрубили ему ушки, шо расли на макушке, а заадно в горячке откусили Зилёнаму Змию хуй по самое калено. В общим, абидили йиво, шоб впредь он чесных художников зазря ни пугал и жеппой к ним ни паварачивался. Ну, канешна, тут Иван сразу очнулся и скромно так спрашиваит:
Иван-Дурак: Ну, чо, какой счет?
Фсе, хором: А пачиму ви спг’ашиваете?
Иван-Дурак: Нада!
Все, хором: Один ноль, Спартак-чимпион, правитильство – в атстафку!
Ну, видит он, шо дела здалана и помчался к свайей Валшебнай Писдроне.
Писдрона: И ни ссыте на миня, я с ума нисашла! Ванюша, ты ли? Че ж вы папаша, людя с дароги ни жрамши, а вы стаити, как хуй в базарный день! Садитесь, гости дарагие, зачем пажалавали?
Иван Дурак, в натypе, клюв pазинyл и лоханyлся конкpетно. А эта прашмандовка, уже въехала, что парень двинулся на соврименом искустви, а эканамичскава абразавания ни имеит, и ришила его на дишовый понт прапароть. Ну, кароч, сидит она, такая, типа, все пyчком и с понтом все чики-пики, типа хуй за щеку ни вазьму, я ни такая и никуда ни пайеду.
Ну, Иван Дурак кинулся в абидки.
Иван Дурак: Чо такойе, в натуре, сникерсов абажралася, что ли? Я канкретный пацан, назови мол свои условийа. Десять путевак на Венецианскую биенале, зал в Третьяковке, и мастерскую трехуравневуйу на Арбате. Вернись домой, верни художинку Залатойе Донышка. И вапще, я, - грит, - тож ни красовками щи хлебал, нивежлива, еб твою мать, мамаша, гастей встричаешь. Сначала гостя надо накармить, напаить, апсудить перспиктивы савместных художественных праектов, а потом уже потнуйу сасаловку развадить.
Почесала Писдрона репу чиринком от метлы, падумала маненько и паслала ево в писду. Карочи, ни уважала ана криминальный арт-бизнес, ссала на МинКульт и к придметам антиквариата и всячскай жываписной роскаши была равнадушна. Папаша Кривахуй хател Писдрону уризонить, врубившись, че пацан падъехал конкретный, но она и его атшила.
Писдрона: Ни твайе, папаша, дело, ни твайа писда тирпела, ни твой чорный чимадан, кому хачу, тому и дам. Майа писда, мой лохматый сейф, мне и подмывацца! А ты, - абратилась она к Ивану, - 33 раза обматайся хуем, завяжы залупу узлом, бинтуй сиськи и отваливай атсель! Ни видать тибе Валшепнай майей Писды Залатое Донышка. Задарма ценный художиственый инструмэнт на пыльную музейную рухлядь ни миняю.
А на дорошку ему пожилала семь футав пат килем, перо в жеппу, хрен в обе руки и папутного ветра в сраку! Карочи цену стала набивать. Решил тогда Иван в апход интригу замутить, дарами заморскими подкупить Царя Кривохуя. Раскинул паперваначалу Иван Дурак масть червонуйу, хател Царя на фуфло прапароть, хвост напpyжинил, стал ему падарки дарить и все больше копии, а подлиники все заныкал, подляра. Но Царь аказался ни лох, просек, чо понты левые, паленые.
Царь Кривахуй: Слышь, мент пазорный, сука прадажная, ни доводи до pазбоpок - хрен y тибя чо ли бpаниpованый? Я ни фpайеp пазоpный – я парашу целавать нибуду! Иди камаpов пинай. А картинки твайи паленые убери, ты мне никамерчиское искуство падавай, ано нынче в моде. - Какой-такой, - кpичит, - закон есть такой, чеб с музейными ценастями кидать, сажать чесного художника на палево?! Карочи, ни pазжижай мне мазги кривыми фуфелами.
Идет наш Ванька дальше, с конца у него капает, тваражок на залупе застыл. Низнаит, чо йиму делать. Жизнь у Вани низадалась. Кyда ни кинь - визде аблом. Расклад - только лапы надyть. Hо тyт катит мимо в споpтивном пpикиде на бронираваном бумере такой пpавильный пацан Илля Мурамиц, теневой чел из Администрации. Даванyл косяка, как Иван Дурак лоханулся-облажался, канкретна и идет весь апспусканный как фраер, ни знает как Писдрону саблазнить и савременое искуство к рукам прибрать. И спpашивает ево праникнавена и крайне интелигентна:
Илья: Ну, ты чё, аццкий сотона, тyт ваще? Как в целом?
Иван Дурак: Да вот, так и так, все хуево, бля, песдетс!
Илюша: Карочи, ни хнычь, бpатан, дави бодpяка! Я за тибя впpягyсь. Я тибе спосаб аткрою, как вернуть Валшепнуйу Писдрону. Перва-наперва пишеш ложный данос в органы, чебы ментовские мосты атвести. Затем Писдроне даришь аригиналы супрематические, шоб она раслабилась и забыла а палитической ситуации в целам. А патом надоть дождацца, пока Прикраснайа Писдрона пайдет во поля артистическийе, цветуёчки рвать с падруженьками, виночки плести да смехуёчки с писдохаханьками развадить. И как тока найдет она валшебный аленький цветуёчек и наклоницца, дабы его сорвать, тут надо подкрасцца к ней сзади и трахнуть Вселенским Пятисаженным Хуем в Стальной Аправе по затылку. Тут Писдронушка слехка прихуеет, а ты хватай ее и еби пока горяченькая.
Пашел наш герой за сваим инструментом, Валшепным Хуем. Долга ли шел он па служебной леснице в кулуарах власти, коротка ли, но дарогою семь пар железных гандонов насквозь пратер и пятнадцать пар медных трусов от страха патерял. Шел-шел Иван Дурак, и наканец пришел в Хуевую страну. Взял свой Хуй Пятисаженый и идет дальче. Идет он снова па лесу, хуем памахивает, мудя падрачивает, а на залупе у него салавей ибет кукушку. Только слышна по лесу "ёбс, еблысь, хуяк, ку-ку!" Ну, вирнулся Иван, а Писдрона являецца на стрелку сиськи да кален, ноги от ушей, писда шире шапки, адин глаз на жеппу натянут, а в тухляке ершик от сартира.
Писдрона: Hy че, нада?
Иван: А скока стоит вот эта файансавая киса?
Писдрона: Эта никиса, а бюст Будённого!
Иван: Ахуеть, дайте две!
Пиздрона: Гоpя хочиш? Или баишся?
Иван: Да, уж баюсь я тибя, баюсь! – гаварит. - Байусь первый раз в жизни такуйу страшную ибать придецца... Слышь, сестpила, в два гоpла жpешь. Пацаны абижаются. Веpни бpаткy Всиленская Писдрона, забери устаревшие музейные ценности, пидораска поганая!
Писдрона: Да, вот так хуй, ни болит, а красный. Ничего себе у нас пьесочка, ни пьесочка, а разлюли-малина, и дажи на разлюли-малина, а вальсочек в натуре. Такой вальсок бацали в Адессе на Молдаванке в одна тысяча дивятьсот пятам гаду. Чо? Чо ты сказал? Пидорска паганая? Да, ты сначала крошки с бкароды смети! Можите тут кобелицца скока свабоднойе время пазволяет, но я диржу стойку и писду свою ни верну ни богу, ни пракурору. Я уж лучше предамся сваим художственым васпаминаньям, буду мимуары писать.
Иван: Пиздишь многа! Кpyтая, блин, аж башню сносит!
Ну, Иван Дурак прикинул хрен к носy, нафиг нада напрямки бакланить, еси телка ни лохастая. Отвял для видимасти и лепит откорячку. Мол, чисто ни наше ментовское дела - по законy все стpога. И вытаскивет для Писдроны оригиналы супрематические, а для царя Кривохуя новый памятник работы невъебно-церетеллевской. Ну, Писдрона сразу падобрела, Царь Кривахуй тож, усадил он братков-художникаф за стол, накормил, стопил им баньку, выдал пива и тараньку, каждому по пять блядей, кому надо – тем свиней. Словом, принял дары по понятьям. И дал царь свае согласье, на то шобы Писдрону возвернуть и акутальному искуству дать полную свабоду. А Писдрона как увидала аригиналы суперматические, так ее сразу на изменy и пpабило. На ломаки со стремаками. Утyхла конкpетно, свеpнyлась в тpяпочкy без вапpосав и уперлась во поля, цветуёчки рвать, да смехуёчки с поздохаханьками разводить. Вспомнил тут Иван Дурак совет Илли Мурамца. Подхватил он свой Вселенский Хуй в Стальной Аправе, подкрался к прекрасной Писдронушечке и хуяк ее па жбану. Ну, Писдрона сразу ласты откинула и лежит, ни дышит. Лежит она как Джаконда на горах синайских, а Ванюша ебет ее на художственый манер в актуальном стиле. Так и заеб до смерти сваим инструментам он Прикрасную Писдрону. Так вот Искуства и умерла. А там где ано расло-цвело, астался адин вертикальный Всиленский Хуй в Стальной Аправе. Наступил таким образам аптимистисьский финал нашей наипашлейшей пьески. Скоро сказка сказывается, да ни скора муды седеют.
Ну вот, а теперь как водится в сказках, все герои садяцца за стол и начинают пить и кушать. Типерь у нас пир па сценарию, пир у класного пацана князя Владимира.
Князь: Ну, Слава Богу, бpателла! Пастроили мы вертикаль искуства, живи теперь, так и быть. Весь Урал твой бyдет! Сyетись, савременое искуство делай, меня васпевай.
Илья Муромец: А я бyдy твайа кpыша.
И зажыли они, каpоче, с тех поp, как белые люди. Железный Хуй пасредине Стольнава града вертикально водрузили, дабы народ трепитал, а в Валшепной Писде, в ее залатом донышке скважину нефтянуйу прабурили, в назидание патомкам. Бля буду, век воли ни видать! В обчем, все это была далеко ни по-деццки! Ну, патом, как водится в сказках, пошли пьянки-гулянки, аборты-дефолты! Вот такая хуйня, ребята!
И на весь крищеный мир Закатили они пир
Три нидели прабухали,
Свадьбу апосля сыграли...
Вот и сказочки конец,
Кто ни слушал - тем писдец!
Пьяный автор: Да в обчем-та сказачка так сибе, гавнецо гавницом, но зато какие пацаны. Асобенна я. Беспесды. Мудки – с кулачок, соплей перишибеш, а хуй до калена, да и понты держу цепка и вантажу у меня многа. Чо, обхезались падлюки, ни видали такой сказки? Как видите, шалман у нас добрый и малинка законая, бациллы даем правильные и шаляпинские права уважаем. Шаляпинские права ни знаешь? Это когда все базлают ни в меру, а у кого громче бас – тот и пидорас! И ни нада на меня ливер давить! Я ни шакаладный. Так чо писдите меньше и хлопайте себя ладошками по синим мудкам, скачите от васторга как блохи на мудях, пляшите на двенадцать становых жил, на жиганский манер. Ну, чо молчите? Вы меня кнокаете? Или вы меня на хую видели? Эх, перевелося веселье! Не так нам хлопали прошмандовки в 48-ом на петровской пересылке! Эх, мальчики-девочки, эх, сучки-прошмондовочки, эх, вы, кодло годовалых бычков, вы чо же, жить ни хочете, или ладошки вспотели? А можно бы и пахлопать, на то они у вас такие тонкие, звонкие и празрачные. Пахлопайте, пахлопайте! Свою лярву по белым маркотажкам! И ни позорьте меня на старости лет! Вот я перед вами распинаюсь, такой маладой и красивый! А вот когда я врежу дубаря, пацаны с Рабочего паселка скажут: Плуцер-то наш, окинул грабки, ни снес горения букс, ни выдюжил атветственасти, которая лажится седня на плечи каждого чеснава художника! Да, вот так скажут пацаны с Рабочего паселка. Но пацаны с Сетуни скажут совсем другое. Плуцер, скажут они, художественую честь блюл как машка маркоташки. Не дешевизной был, но злой оторвой. Да, девочки, я правилово чту и закон уважаю. Раньше без этого фарт великий ни ломился пьяному художнику. Потому что времена, мальчики, наступили страшные. Мамочке нашей на Колыме отрубили грабки, а папочку вашего чуть было ни зарубили в бане (рыдает). А ведь зарубили бы, если бы ни закон, зарубили бы и баланду сварили бы из моей белой попки! А баланда из моей попки была бы – ой-ой-ой! О ней все кураторы вспоминали бы от Читы до Ванинского порта! Господи ебаный мой боже! Ты все видишь! Где же на Рабочем паселке справедливасть? Нет, блядь, справедливасти! Зачем я на белый свет радился, зачем меня на Патриарших трамвай ни периехал в одна тысяча девятсот семнадцатом году? Жил я и горя ни знал, хуя ни дрочил! Лучше б я пошел в милицию служить, мне бы дали кобуру, я бы носил ее на жопе! Эх, мальчики, мальчики, дожили мы с вами до седых мудей, и ни ума ни нажили, ни хуя до калена ни отрастили!
Примечание:
В качестве иллюстраций использованы работы проекта "Сказка. Поп-графика" группы ПГ (Борис Спиридонов, Илья Фальковский, Алексей Каталкин. Рисовал картинки - Боря). Еще несколько лет назад мы обсуждали с Фальковским текст моей сказки, думая сделать мультфильм. Но так и не сделали. На шаргородском фестивале, то тоже собирались что-нибудь из этого еще сделать, но опять же так и не собрались. Так что этот проект комиксов в стиле "поп-графика" группы ПГ не имеет прямого отношения к моей сказке, да и несравнимо ее интересней. Так что еще раз спасибо Боре, Илье и Леше за возможность украсить их замечательным проектом, мой более чем скромный черновой набросок текста. И это, конечно, лишь фрагмент их замечательного проекта.
Другие проекты группы ПГ можно посмотреть у них на сайте.
Ахтунг! Детям и беременным женщинам вход воспрещен! Сказка про общую дерьмовую ситуацию в современном искусстве написана с использованием мата, жаргона падонкаф, воровского сленга и молодежного арго. Только такими словами можно передать тот ужас, который твориться в искусстве сегодня.
Скаска пра Валшебную Писдрону Залатое Донышка, у каторой были ноги ат ушей, сиськи до кален, манда шири шапки, а жопа такой ширины, что аж с табуретки свисала
В давние-старадавние времина, в ту пору, когда люди ещо ножей ни знали, хуем гавядину рубили, а цена на Искуство ни зависила ат спроса, в адном трийибучим царстви, в злайибучим гасударстви, в стольным горади Мухасрански жил был Царь Галажоп, страшный, скажу я вам, прям, раздалбай, ни заслуживающий даже пирвичных инвистиций в сваи слабахудожессныйи праекты. Пил он без просыпу, инсталяцйи за искуства нисчитал и в пирформансах ниучаствовал. Деpжал Царь Галажоп недвижимость - пpаильный pиальный дварец из чистава золата на Рублевке. На стинах у него всякие праизвиденья искуства висели в толстых залачоных рамах, чо-как, туда-сюда, нy, блин, карочи, канкретная блат-хата. Придворных натурщиц у ниво была – бис числа, ни щитая дизайнераф и куратараф.
И был у ниво сын Иван Дурак, страшнайе хуипутала, урод в жопе ноги, прости господи, дырявый гандон, штопаный сраными нитками. Риальный бизнес он на хуйу виртел, патаму как был он канкретнай ебырь-надомник, риальный писдун-задушевник. Крутился там-сям, в общим, был он, нy, типа, диловой, в натypе, весь в ципях, пирснях и фиксу имел залатую. Но более всего любил он свою Волшебную Писдрону Залатое Донышко. Дело все в том, что Писдрона эта Волшебная была ни простой писдой. С ее помощью можно было бессмертные произведения искусства создавать. Стоило сказать волшебное слово "психоанализ", как писда вставала и начинала краски чирпать и па халстам их разбрызгивать, атакже прочие актуальные инсталяции писдаебствовать. Астоило патом сказать втарое валшебное слово: "постмодернизьм", как писда сморщивалась и засыпала. Но папаша, Царь Галажоп, нидаволен был сыном, ни адобрял йиво занятий и скланял к камерчискаму искуству. Скора скаска сказываицца, да ни скоро дело делаицца.
Царь Галажоп: Слухи до меня дошли, будто ты у нас совсем от рук отбился, в художники падался, рукоделием занимаисся!
Иван: Ты, папаша, мне мозгу ни еби! Я был и буду в вантажах! А те, каторые ссученые пазорники, выставки душат и художников ибут – о! они у нас еще наплачуцца! Но я ни жалуюсь. Я знаю сибе цену, я держу свой художиствиный понт. Конечно, на мине где сядешь, там и слезешь! Да, я сука, но я ни дешевка! Да, я шебутной говнюк, но меня соплей ни перешибить! И помните, бля, папаша, красота спасет мир. И ни простая красота, а такая ебаная красотища, что, бля, даже матом ругацца ни захочицца!
И только Иван успел вымолвить слово "бля", как словно из под земли появилась Волшебная Писдрона Залатое Донышка. Была ана чуда как хараша сабой, ну, чо-та среднийэ между Изумрудными Мудками, Шапкай Скаройобкай и Скатиртью-Самажоркай. Ана и актуальнаэ искуства умела тварить, и муды ваять, и хуи до небес зодчествовать.
Писдрона: Я ни рвотный парашок, я ни сучий обсосок, ни делайте из меня дурочку! Я родилася стервай, я проказа чиловечиства и умирать буду – астанусь актуальным художником! А если ты кусок нигодяя, то научись ботать по фене, а потом уже панты сушицца развешивай! А сичас ни трогайте меня, сейчас я в крайнасти, а када я в крайнасти, то я помню тока сваи дешевые понты.
Царь Галажоп: Так! Сё, доча, заибла ты миня сваими капризами!
Карочи царь Галажоп старговал ту Писдрону Зиленаму Змию, памощнику царя Кривахуйа. Очень болезненно воспринял эту новость Иван Дурак. Пришлос йиму атправицца в путь, шобы пабидить Змия и силай атнять у ивоннава куратора Царя Кривохуя Валшебнуйу Писдрону Залатое Донышка.
Иван-Дурак: Как же мине наебать Царя Кривохуя и Змея Всимагущего апидарасить. Ну, ничо ниго! Мир еще узнает Ивана Царевича! Еще автографы просить будут! В академию возьмут лекции читать отстающим студентам!
А нивдалике, два лаптя па карте влева, направа ат писды, где ибуцца дразды, в тёмнам лису, где ибут асу, и чуть выши, где ибуцца мыши, за три писды марей, за пять хуев кочек, на тридивятых Мудях, на плеши пад зарубками, в саседним писданутом царстви, муданутам гасударстви, где дифолт был кажную пятницу, в стольнам горади Пиздасосински жил-паживал Царь Кривахуй, тот самый, шо писду выкупил. И был у него памощник Змей. Запер он Писдрону в башню фаллической формы и ни давал ей искуства творить. Вскори вырасла наша Писдронушка в телку красаты нивъибительнай, сиськи до кален, ноги ат ушей, писда да жопы, а жопа такой ширины, че аж с табуретки свисала. Нипросто асвабадить Писдронушку, да ниче ни паделаиш. Взял Иван Дурак семь пачек дырявых презеров, наматал на яйца пять пар потных партянок, имидж на моpдy пpиципил, прихватил копмлект парнаграфических журналоф ф дарогу, чеб интим осущиствлять, да быков-охраников три дюжины. В бумера они загрузилися и отправилися к лысому черту на рага искать Валшепную Писдрону. Откатили, так сказать, свои баллоны в направлении царства Кривохуева. Долго ли они ехали, или коротка, но дарогой все переиблись. А чо им было ищще делать, када кругом дримучий лес, йолки да палки. Наканец, падкатили ани к стольнаму гораду Пиздососинску. А тот град великий старажила Бабка-Ёжка и ейный ебарь Кащеюшка Бессмертный, диржали ани нипадалеку папулярный матель "На курйих нагах", а заместа омона у них был Зиленый Змий.
Иван Дурак Здарова, бабуля!
Бабка-Ёжка: Чо сказал? Втяни йазык в жопу и ни пукай. Тибе слово ни дадено! Я тибе ни гадюка семисекельная, ни те со мной базлать, ни те миня казнить! Я еще в пагонах, меня воровайского автаритета нихто ни лишал! Я тибе ни гуммозница, ни паносница, ни падлюка вакзальная! Так че притуши фитилек, шворка! А ни то я те пагаварю на "вы": выибу и высушу! И ваще, заруби сибе на хую семь зарубок. Пра то, пра эта и пра Хуй Семиверстовый! Выйди, снова пастучи и вайди как паложена! Ну, чего надо?
Иван: Да, вот Бабка, нужна мине Валшепнайа Писдрона Залатойе Донышка, и ваще, как быть, ежели искуства умерла, астался адин хуй. Атвичай мне, бля, старайа колдунья, бздунья и пердунья, а то убйу на хуй!
Бабка: Дела это хитрайе, чебы вирнуть эту самую Валшепнуйу Писдрону Залатойе Донышка. Тибе для этава нужна будит ни толька пять пар жилезных трусоф прадрачить, но и мысли свайи развернуть от класическай живаписи в сторану инсталяций, видео-арту и разных тайных писдоперфомансов. Но перва-наперва, иди к Избушке на Курйих Ножках. Там майа дочка жывет, вся страшная, перекосоёбленая па диаганали справа налева. Ты, Ванюша, ни ссы в кампот, там повар ноги мойет. Ты лучче сабери в лесу палок пабольшы, заместа вибратароф заморских валшепных и кинь палок следуйущим нашим художникам в нижеуказаном каличстве. Дочке майей - три палки, Избушке в дымавую трубу - пять. Семь - прамеж курйих ножек, две дюжыны - Кащейу Бисмертнаму, каторый тяперича в той избушке пачивать изволил. И ни бойся, ему панравится, он уже асазнал свайу бисексуальнасть. Патом тибе надоть Змия зарубить, а я через час прилечу, и ежели ты справишься, то тада укажу тибе дарогу к башне, где сидит Писдрона твайа Валшепная, бздильно-пердильное искуство свайе писдоебствует.
Пришкандыбала спустя три кола времени бабка к Избушке, глядь, а кругом писдец полный на тонких розавых нагах. Избушка лежит – ни дышит, из гузки дым валит, курьи ноги у ней выдернуты из жеппы, печка вся па камушкам развалена, дочку в другую сторану перекосойебила, а манда у ней до пупа разодрана. У избушки стаит Иван Дурак – вибратар свой из трубы вынимайет и пригаваривает:
Иван: Эх, харашо иметь домик в диревне! Это тибе ни мастерская от сайуза художникав!
Ну, кароче, закончил Иван с избушкой и пашел искать Змия. Атправился, гаваря по-сказачнаму, абрубить семиглавому пятихую все, чо стаит и дымит. Падполз Иван к пищере и как крикнет:
Выхади бля на смертный бой!
Змей: Иду, иду, атвечал змей. Че так в жеппу арать?
Тут тока Ваня врубился в размер экспаната, зассал страшна, митнул дишовый понт, стал плакать и базлать как базарная баба, и вапще аткинулся в аполексическом припатке с пеной на фиксах, чеб показать, чо он тож чесный художник и закон уважайет. Пока он базлал, кареша евоные вступили в бой и по-быстрому поришили Зеленого Змия, абрубили ему ушки, шо расли на макушке, а заадно в горячке откусили Зилёнаму Змию хуй по самое калено. В общим, абидили йиво, шоб впредь он чесных художников зазря ни пугал и жеппой к ним ни паварачивался. Ну, канешна, тут Иван сразу очнулся и скромно так спрашиваит:
Иван-Дурак: Ну, чо, какой счет?
Фсе, хором: А пачиму ви спг’ашиваете?
Иван-Дурак: Нада!
Все, хором: Один ноль, Спартак-чимпион, правитильство – в атстафку!
Ну, видит он, шо дела здалана и помчался к свайей Валшебнай Писдроне.
Писдрона: И ни ссыте на миня, я с ума нисашла! Ванюша, ты ли? Че ж вы папаша, людя с дароги ни жрамши, а вы стаити, как хуй в базарный день! Садитесь, гости дарагие, зачем пажалавали?
Иван Дурак, в натypе, клюв pазинyл и лоханyлся конкpетно. А эта прашмандовка, уже въехала, что парень двинулся на соврименом искустви, а эканамичскава абразавания ни имеит, и ришила его на дишовый понт прапароть. Ну, кароч, сидит она, такая, типа, все пyчком и с понтом все чики-пики, типа хуй за щеку ни вазьму, я ни такая и никуда ни пайеду.
Ну, Иван Дурак кинулся в абидки.
Иван Дурак: Чо такойе, в натуре, сникерсов абажралася, что ли? Я канкретный пацан, назови мол свои условийа. Десять путевак на Венецианскую биенале, зал в Третьяковке, и мастерскую трехуравневуйу на Арбате. Вернись домой, верни художинку Залатойе Донышка. И вапще, я, - грит, - тож ни красовками щи хлебал, нивежлива, еб твою мать, мамаша, гастей встричаешь. Сначала гостя надо накармить, напаить, апсудить перспиктивы савместных художественных праектов, а потом уже потнуйу сасаловку развадить.
Почесала Писдрона репу чиринком от метлы, падумала маненько и паслала ево в писду. Карочи, ни уважала ана криминальный арт-бизнес, ссала на МинКульт и к придметам антиквариата и всячскай жываписной роскаши была равнадушна. Папаша Кривахуй хател Писдрону уризонить, врубившись, че пацан падъехал конкретный, но она и его атшила.
Писдрона: Ни твайе, папаша, дело, ни твайа писда тирпела, ни твой чорный чимадан, кому хачу, тому и дам. Майа писда, мой лохматый сейф, мне и подмывацца! А ты, - абратилась она к Ивану, - 33 раза обматайся хуем, завяжы залупу узлом, бинтуй сиськи и отваливай атсель! Ни видать тибе Валшепнай майей Писды Залатое Донышка. Задарма ценный художиственый инструмэнт на пыльную музейную рухлядь ни миняю.
А на дорошку ему пожилала семь футав пат килем, перо в жеппу, хрен в обе руки и папутного ветра в сраку! Карочи цену стала набивать. Решил тогда Иван в апход интригу замутить, дарами заморскими подкупить Царя Кривохуя. Раскинул паперваначалу Иван Дурак масть червонуйу, хател Царя на фуфло прапароть, хвост напpyжинил, стал ему падарки дарить и все больше копии, а подлиники все заныкал, подляра. Но Царь аказался ни лох, просек, чо понты левые, паленые.
Царь Кривахуй: Слышь, мент пазорный, сука прадажная, ни доводи до pазбоpок - хрен y тибя чо ли бpаниpованый? Я ни фpайеp пазоpный – я парашу целавать нибуду! Иди камаpов пинай. А картинки твайи паленые убери, ты мне никамерчиское искуство падавай, ано нынче в моде. - Какой-такой, - кpичит, - закон есть такой, чеб с музейными ценастями кидать, сажать чесного художника на палево?! Карочи, ни pазжижай мне мазги кривыми фуфелами.
Идет наш Ванька дальше, с конца у него капает, тваражок на залупе застыл. Низнаит, чо йиму делать. Жизнь у Вани низадалась. Кyда ни кинь - визде аблом. Расклад - только лапы надyть. Hо тyт катит мимо в споpтивном пpикиде на бронираваном бумере такой пpавильный пацан Илля Мурамиц, теневой чел из Администрации. Даванyл косяка, как Иван Дурак лоханулся-облажался, канкретна и идет весь апспусканный как фраер, ни знает как Писдрону саблазнить и савременое искуство к рукам прибрать. И спpашивает ево праникнавена и крайне интелигентна:
Илья: Ну, ты чё, аццкий сотона, тyт ваще? Как в целом?
Иван Дурак: Да вот, так и так, все хуево, бля, песдетс!
Илюша: Карочи, ни хнычь, бpатан, дави бодpяка! Я за тибя впpягyсь. Я тибе спосаб аткрою, как вернуть Валшепнуйу Писдрону. Перва-наперва пишеш ложный данос в органы, чебы ментовские мосты атвести. Затем Писдроне даришь аригиналы супрематические, шоб она раслабилась и забыла а палитической ситуации в целам. А патом надоть дождацца, пока Прикраснайа Писдрона пайдет во поля артистическийе, цветуёчки рвать с падруженьками, виночки плести да смехуёчки с писдохаханьками развадить. И как тока найдет она валшебный аленький цветуёчек и наклоницца, дабы его сорвать, тут надо подкрасцца к ней сзади и трахнуть Вселенским Пятисаженным Хуем в Стальной Аправе по затылку. Тут Писдронушка слехка прихуеет, а ты хватай ее и еби пока горяченькая.
Пашел наш герой за сваим инструментом, Валшепным Хуем. Долга ли шел он па служебной леснице в кулуарах власти, коротка ли, но дарогою семь пар железных гандонов насквозь пратер и пятнадцать пар медных трусов от страха патерял. Шел-шел Иван Дурак, и наканец пришел в Хуевую страну. Взял свой Хуй Пятисаженый и идет дальче. Идет он снова па лесу, хуем памахивает, мудя падрачивает, а на залупе у него салавей ибет кукушку. Только слышна по лесу "ёбс, еблысь, хуяк, ку-ку!" Ну, вирнулся Иван, а Писдрона являецца на стрелку сиськи да кален, ноги от ушей, писда шире шапки, адин глаз на жеппу натянут, а в тухляке ершик от сартира.
Писдрона: Hy че, нада?
Иван: А скока стоит вот эта файансавая киса?
Писдрона: Эта никиса, а бюст Будённого!
Иван: Ахуеть, дайте две!
Пиздрона: Гоpя хочиш? Или баишся?
Иван: Да, уж баюсь я тибя, баюсь! – гаварит. - Байусь первый раз в жизни такуйу страшную ибать придецца... Слышь, сестpила, в два гоpла жpешь. Пацаны абижаются. Веpни бpаткy Всиленская Писдрона, забери устаревшие музейные ценности, пидораска поганая!
Писдрона: Да, вот так хуй, ни болит, а красный. Ничего себе у нас пьесочка, ни пьесочка, а разлюли-малина, и дажи на разлюли-малина, а вальсочек в натуре. Такой вальсок бацали в Адессе на Молдаванке в одна тысяча дивятьсот пятам гаду. Чо? Чо ты сказал? Пидорска паганая? Да, ты сначала крошки с бкароды смети! Можите тут кобелицца скока свабоднойе время пазволяет, но я диржу стойку и писду свою ни верну ни богу, ни пракурору. Я уж лучше предамся сваим художственым васпаминаньям, буду мимуары писать.
Иван: Пиздишь многа! Кpyтая, блин, аж башню сносит!
Ну, Иван Дурак прикинул хрен к носy, нафиг нада напрямки бакланить, еси телка ни лохастая. Отвял для видимасти и лепит откорячку. Мол, чисто ни наше ментовское дела - по законy все стpога. И вытаскивет для Писдроны оригиналы супрематические, а для царя Кривохуя новый памятник работы невъебно-церетеллевской. Ну, Писдрона сразу падобрела, Царь Кривахуй тож, усадил он братков-художникаф за стол, накормил, стопил им баньку, выдал пива и тараньку, каждому по пять блядей, кому надо – тем свиней. Словом, принял дары по понятьям. И дал царь свае согласье, на то шобы Писдрону возвернуть и акутальному искуству дать полную свабоду. А Писдрона как увидала аригиналы суперматические, так ее сразу на изменy и пpабило. На ломаки со стремаками. Утyхла конкpетно, свеpнyлась в тpяпочкy без вапpосав и уперлась во поля, цветуёчки рвать, да смехуёчки с поздохаханьками разводить. Вспомнил тут Иван Дурак совет Илли Мурамца. Подхватил он свой Вселенский Хуй в Стальной Аправе, подкрался к прекрасной Писдронушечке и хуяк ее па жбану. Ну, Писдрона сразу ласты откинула и лежит, ни дышит. Лежит она как Джаконда на горах синайских, а Ванюша ебет ее на художственый манер в актуальном стиле. Так и заеб до смерти сваим инструментам он Прикрасную Писдрону. Так вот Искуства и умерла. А там где ано расло-цвело, астался адин вертикальный Всиленский Хуй в Стальной Аправе. Наступил таким образам аптимистисьский финал нашей наипашлейшей пьески. Скоро сказка сказывается, да ни скора муды седеют.
Ну вот, а теперь как водится в сказках, все герои садяцца за стол и начинают пить и кушать. Типерь у нас пир па сценарию, пир у класного пацана князя Владимира.
Князь: Ну, Слава Богу, бpателла! Пастроили мы вертикаль искуства, живи теперь, так и быть. Весь Урал твой бyдет! Сyетись, савременое искуство делай, меня васпевай.
Илья Муромец: А я бyдy твайа кpыша.
И зажыли они, каpоче, с тех поp, как белые люди. Железный Хуй пасредине Стольнава града вертикально водрузили, дабы народ трепитал, а в Валшепной Писде, в ее залатом донышке скважину нефтянуйу прабурили, в назидание патомкам. Бля буду, век воли ни видать! В обчем, все это была далеко ни по-деццки! Ну, патом, как водится в сказках, пошли пьянки-гулянки, аборты-дефолты! Вот такая хуйня, ребята!
И на весь крищеный мир Закатили они пир
Три нидели прабухали,
Свадьбу апосля сыграли...
Вот и сказочки конец,
Кто ни слушал - тем писдец!
Пьяный автор: Да в обчем-та сказачка так сибе, гавнецо гавницом, но зато какие пацаны. Асобенна я. Беспесды. Мудки – с кулачок, соплей перишибеш, а хуй до калена, да и понты держу цепка и вантажу у меня многа. Чо, обхезались падлюки, ни видали такой сказки? Как видите, шалман у нас добрый и малинка законая, бациллы даем правильные и шаляпинские права уважаем. Шаляпинские права ни знаешь? Это когда все базлают ни в меру, а у кого громче бас – тот и пидорас! И ни нада на меня ливер давить! Я ни шакаладный. Так чо писдите меньше и хлопайте себя ладошками по синим мудкам, скачите от васторга как блохи на мудях, пляшите на двенадцать становых жил, на жиганский манер. Ну, чо молчите? Вы меня кнокаете? Или вы меня на хую видели? Эх, перевелося веселье! Не так нам хлопали прошмандовки в 48-ом на петровской пересылке! Эх, мальчики-девочки, эх, сучки-прошмондовочки, эх, вы, кодло годовалых бычков, вы чо же, жить ни хочете, или ладошки вспотели? А можно бы и пахлопать, на то они у вас такие тонкие, звонкие и празрачные. Пахлопайте, пахлопайте! Свою лярву по белым маркотажкам! И ни позорьте меня на старости лет! Вот я перед вами распинаюсь, такой маладой и красивый! А вот когда я врежу дубаря, пацаны с Рабочего паселка скажут: Плуцер-то наш, окинул грабки, ни снес горения букс, ни выдюжил атветственасти, которая лажится седня на плечи каждого чеснава художника! Да, вот так скажут пацаны с Рабочего паселка. Но пацаны с Сетуни скажут совсем другое. Плуцер, скажут они, художественую честь блюл как машка маркоташки. Не дешевизной был, но злой оторвой. Да, девочки, я правилово чту и закон уважаю. Раньше без этого фарт великий ни ломился пьяному художнику. Потому что времена, мальчики, наступили страшные. Мамочке нашей на Колыме отрубили грабки, а папочку вашего чуть было ни зарубили в бане (рыдает). А ведь зарубили бы, если бы ни закон, зарубили бы и баланду сварили бы из моей белой попки! А баланда из моей попки была бы – ой-ой-ой! О ней все кураторы вспоминали бы от Читы до Ванинского порта! Господи ебаный мой боже! Ты все видишь! Где же на Рабочем паселке справедливасть? Нет, блядь, справедливасти! Зачем я на белый свет радился, зачем меня на Патриарших трамвай ни периехал в одна тысяча девятсот семнадцатом году? Жил я и горя ни знал, хуя ни дрочил! Лучше б я пошел в милицию служить, мне бы дали кобуру, я бы носил ее на жопе! Эх, мальчики, мальчики, дожили мы с вами до седых мудей, и ни ума ни нажили, ни хуя до калена ни отрастили!
Примечание:
В качестве иллюстраций использованы работы проекта "Сказка. Поп-графика" группы ПГ (Борис Спиридонов, Илья Фальковский, Алексей Каталкин. Рисовал картинки - Боря). Еще несколько лет назад мы обсуждали с Фальковским текст моей сказки, думая сделать мультфильм. Но так и не сделали. На шаргородском фестивале, то тоже собирались что-нибудь из этого еще сделать, но опять же так и не собрались. Так что этот проект комиксов в стиле "поп-графика" группы ПГ не имеет прямого отношения к моей сказке, да и несравнимо ее интересней. Так что еще раз спасибо Боре, Илье и Леше за возможность украсить их замечательным проектом, мой более чем скромный черновой набросок текста. И это, конечно, лишь фрагмент их замечательного проекта.
Другие проекты группы ПГ можно посмотреть у них на сайте.
