«Чтобы быть художником, надо иметь хорошие башмаки»
Неформальная беседа с эстонским художником Юри Ойавером

Юри Ойявер, одни из трех моих самых любимых художников Эстонии. Живет на берегу моря в Лауласмаа, что буквально означает «поющая земля». Это примерно 25 км от Таллинна. Юри - участник множества всяких разных биенналей, включая венецианскую. В Европе он очень известен как художник. Не так давно была выставка в Москве в ГЦСИ, где он делал перформанс: ходил весь увешанный раками с девушкой на руках и всех просил поправить ему очки. А через канал в Венеции он перекинул гигантские деревянные женские ноги. Они были широко раздвинуты. Инсталляция называлась «Пизда».

А вот и сам Юри, а рядом с ним на стене - его старинный портрет с женой. Жена тоже известная художница - Терья:




Это мы с Юри у другого его экспоната, тоже "пизда" называется.


Разговор 1. У моря


Это мы на берегу, на этих самых "поющих песках".


Ойявер: Я тебе вчера рассказывал, что фрейлейн Киршбаум жила сначала здесь, у своей матери (показывает на дом напротив). Она была еврейка. Дом, в котором я живу, был когда-то конюшней, которая принадлежала фрейлейн Киршбау. У нее было большое количество любовников. Когда она очередного любовника бросила, а это было рождество 1938 года, она устроила праздник для местных детей, поставила елку, приготовила подарки...

Плуцер: А сколько ей было лет?

Ойявер: Сорок. И этот любовник пришел к ней и ножом порезал ей горло. Через две недели она скончалась в госпитале. Тогда мать погибшей покинула Эстонию и уехала обратно в Германию. Ее брат, Виктор Киршбаум, служил в России и был лейтенантом Советской армии. Он вернулся после войны в 1947 году в Социалистическую Эстонию. Власти выкупили у него дома, некогда принадлежавшие Киршбаумам, и основали в одном из них сельскую библиотеку. Дому, в котором была библиотека, почти 100 лет. Неподалеку от моего дома-конюшни стоит хостел эстонской почты. Когда я сюда только приехал, мне предложили присматривать за этим хостелом. В нем может спокойно уместиться на ночлег 15 человек. Здесь висят картины из коллекции Георга Пославского.

Плуцер: Расскажи мне не о фрейлейн Киршбаум, а о себе.

Ойявер: Я родился в городе Йыхви. Мой отец прятался на рудниках. Хутор моей матери был недалеко от Нарвы. Там были страшные бои. Тогда от этого села почти ничего не осталось.


Мы взяли собаку и пошли к морю. До моря от хуторя минут пять.


Плуцер: В каком году это было?

Ойявер: В 1943 или 1944. Там были танковые бои. С обоих сторон фронта были эстонцы. В немецкой армии - эстонцы и в советской – эстонцы.

Плуцер: 500 тысяч в советской армии и 700 тысяч в немецкой.

Ойявер: В 1941 году часть семьи моего отца была выслана в Сибирь. Мой отец скрывался на рудниках, был шахтером. С моей матерью он встретился в Йыхви. Я родился в 1955 году. Мой отец хотел быть писателем. У меня есть его дневники, в которых он писал стихи. Но жизнь не дала такой возможности. Отец, когда был пьяным, играл на гитаре и на эстонском национальном инструменте - каннель, похожем на гусли и говорил, что его настоящий дом не в Йыхви, а в южной части Эстонии. И он туда постоянно стремился. От Йыхви до его дома расстояние около 300 км. Он даже два раза пытался туда доехать на велосипеде. Его хутор стал центром совхоза. Он умер в том же году, в котором у нас с Терьей родился сын Сийм – в 1982 году. Он успел посмотреть на моего сына. Мы дали ему имя Сийм, потому что хутор отца в южной части Эстонии назывался именно так. Отец скрывался в шахте с 1950-х до 1960-х. За такими как он, охотились в те времена. Он устроился работать шахтером, потому что за шахтерами не следили так пристально как за другими людьми. Мы сейчас, кстати, проходим мимо дома известного эстонского певца Уно Лоопа. Ему сейчас около 70 лет. Он получил этот дом, который был властями национализирован, в 1960-е гг. У этого дома до прихода советских властей был другой хозяин. Он до сих пор жив. Ему около 90 лет. Старый хозяин хотел получить свой дом обратно. Но закон на стороне Уно Лоопа. Тогда сын старого хозяина построил напротив дома Лоопа маленький домишко, чтобы выгнать его. Если ты посмотришь, между этими домами двойной забор: один забор принадлежит Лоопу, а второй – старому хозяину этой земли. Промежуток между заборами - 10 см. Это инсталляция. Настоящее искусство. Это суть эстонской истории.


Забор неинтересный, лучше вот еще одна фота Юри


Плуцер: А разве национализированное имущество не возвращается прежним хозяевам?

Ойявер: Если новый хозяин переделал сколько-то процентов национализированного имущества, то оно остается в его собственности. Между прочим, 8 гектаров земли здесь купил богатый еврей, который живет сейчас в Швейцарии, - Александр Кофкин. Он владелец гостиничной сети Meriton Hotels в Таллинне. У него недвижимость по всему миру.

Плуцер: Где ты учился?

Ойявер: Я учился в сельскохозяйственной академии в Тарту.


Это еще один очень интересный объект Ойявера. Это огромная гранитная залупа весом кило в 30, из которой вырывается огонь газовой горелки, расположенной под. Особенно в полумраке эффектно выглядит.

Ойявер: Вот там улица под названием Длинная нога, а с другой стороны улица Короткая нога, а я жил на пересечении двух улиц. Я жил между ног. В доме, в котором сейчас располагается Представительство РЖД РФ в Эстонской республике, я жил около 2-х лет.


Только фоткать эту гранитную залупу было сложно, чтоб и голубой огонь было видно, и свет не мешал, и Ойявер получился, который ни секунды не может сидеть спокойно.


Третья попытка отфотать каменную залупу.


Плуцер: У тебя есть специальное художественное образование?

Ойявер: Нет. Я самоучка. Я брал курсы: лепил, рисовал. Когда мы познакомились с Терьей, она была студенткой. Мне пришлось устроиться на работу. Я был каменотесцем, реставратором. Я реставрировал церкви. Последние 15 лет я фри-лансер. Еще я преподаю в Академии искусств в Эстонии. Курьезно, что я сам не заканчивал академию.

Плуцер: Что ты преподаешь?

Ойявер: Я не в штате. Я заключил договор с Академией. Мне нравиться это, потому что мне не нужно каждый день туда ходить. Я преподаю ювелирное и кузнечное дело, работы по металлу. Еще на кафедре скульптуры и кафедре рисования. На трех кафедрах преподаю. Я преподаю концептуальное рисование, не классическое. Я, конечно, могу рисовать, но то, что я рисую, мне самому не очень нравиться. Думаю, что и другим тоже. (смеется). Между прочим, в ягодах шиповника очень много витаминов. Около моря растет много шиповника. Можно сделать хороший ликер. (смеется). Семена шиповника колючие, их есть не надо. Я каждое утро гуляю с собакой вдоль моря. Иногда плаваем вместе. Здесь очень много лебедей. Лебеди зимуют здесь. В холодные зимы, когда бухта покрывается льдом, мы играем здесь в хоккей. Глубина воды – около 50 м.

Плуцер: А как называется эта бухта?


Бухта Лахепере


Ойявер: Лахепере. Здесь недалеко расположены три больших дачи Лукойла. Там на воротах висят объявления: «Стой! Стрелять буду!» А там находится город Пальдиски. Там ветряные мельницы. Лебеди остаются здесь зимовать. А вон лодка того человека, у которого мы купили салаку, которую мы ели сегодня утром.


Показывает на лодку.


Плуцер: Как называется место, где ты живешь?

Ойявер: Лауласмаа. В переводе с эстонского это значит «поющая земля». Здесь особые «поющие» пески.

Плуцер: Расскажи про свой проект с прозрачным манекеном с крюком во рту.

Ойявер: Работа называется «Ловец». Я сделал его два года тому назад. Леонард Лапин организовал тогда выставку и попросил от меня какую-нибудь работу. У выставки была какая-то тема. Но мне обычно все равно, как она обозначена. Я делаю то, что хочу, то, что у меня есть в планах. Я взял прозрачный манекен, налил в него воду, и бросил туда червячков, на которых рыбу ловят. Один раз мой пес поплыл за лебедями в воду. Он большой, вода холодная. Я испугался, что утонет. Пошел за ним. Угробил свой мобильный телефон. Собака уплыла уже на 500 м от берега, когда я за ней поплыл.
Есть серия фотографий, где я врос головой в землю. Фотографии большого размера – 2 м на 1 м. Они были распечатаны на ткани. Фотографии я делал здесь. Вон дерево, возле которого я стою вниз головой.
Здесь неподалеку в советское время был пляж нудистов. Тогда это было официально не разрешено, но они все равно собирались. Сейчас они каждый год водружают свой желтый флаг и загорают. Сейчас мы выйдем к интересному деревянному поместью. Возле него стоит интересная скульптура. В советское время было много бетонной скульптуры около дорог. Стояли медведи, пионеры, олени. В Эстонии таких почти не осталось. Здесь пока одна сохранилась. А вот лодка местного рыбака – Тыну Ласт. Он салаку ловил для нас. Метров двести отсюда утонул один мой друг. У моей соседки Ирене есть муж, а мужа был брат Маркус, который купил то место, где они сейчас живут. Это было зимой. Маркус и еще пару человек решили срезать дорогу и пошли прямо по льду. Все провалились под лед. Ногами касались дна. Люди видели, что произошло и не помогли. Маркус 40 минут боролся, но не смог выбраться. Он с силой пытался вскарабкаться на лед, а тот постоянно ломался. Это был февраль. Ему было 37 лет тогда. Меня не было там. Я дома сидел и ждал всех к себе в гости. Только Маркус погиб. Другой выбрался на лед и ждал, пока прилетит вертолет. Третий прямо по воде дошел до берега.


Ну, пошли дальше.


Плуцер: Ему лед не мешал идти?

Ойявер: Там мелко было, дошел как-то. Лед перемежался водой. Лед был не толстый.

Плуцер: А почему они не помогли Маркусу?


Печальный этот залив.

Ойявер: Я не знаю. Такая трагедия. Мы очень дружили. За день до этого, ночью мы у Маркуса в пинг-понг играли часов до трех, пиво пили. Что делать?!

Плуцер: Что сейчас в эстонском искусстве делается?

Ойявер: Я думаю, что сейчас наступили довольно хорошие времена для художников в Эстонии. Я думаю, что быть художником в Эстонии не так уж сложно.

Плуцер: Может быть, тебе так кажется, потому что ты уже стал художником?


Еще один объект Ойявера, вырезанный из большого дерева. Это фрагмент.


Ойявер: Есть различные фонды. Есть места, где выставляться. Я думаю, что быть художником где-нибудь в Лондоне или в Москве немного сложнее из-за проблем, как выживать, как снимать площадь для работы, где выставляться. Я думаю, что в Эстонии не было никакого художественного подполья, такого как в России в 1960-70-е гг., когда художников бульдозерами гоняли по полю. Все те, кто говорит, что они были авангардистами и КГБ их притесняло, все равно могли выставляться. Не было совсем жесткой политики. Но, правда, художников не пускали выставляться за границу.
В апреле я делал выставку, которая называлась «Fleshes in the forrest», что на русский язык переводится как «Эксгибиционисты в лесу». Это живописный политический проект. Там я использовал как материал все эстонские партии. Кто-то незаконно продавал лес. Лес вырубили, потому что кто-то начал строить на его месте дороги, что более выгодно. Какой-то конкретный политик дал разрешение на продажу леса. Эксгибиционистами я называю политиков. Художник в каком-то смысле тоже эксгибиционист.


- Не, я так не думаю, - подумал я, но промолчал.


Плуцер: Только не в лесу.

Ойявер: Может быть, в море? Помнишь, у Сент-Экзюпери маленький принц хотел одновременно кататься на лошади и на лодке? Он хотел, чтобы лошадь была в лодке. Иногда такие желания помогают.

Плуцер: А что хочет эстонский художник?

Ойявер: Я не могу говорить от лица всего эстонского художественного сообщества. Я живу с эстонской художницей, а у нее желания отличаются от моих.

Я: А у тебя какие желания?

Ойявер: Я хочу, чтобы мне было интересно. Желание нескромное, ну а что делать? Я думаю, что любопытство – очень важное свойство художника. Если у тебя любопытства нет, тогда меняй профессию.

Плуцер: Любопытство – это плавание в лодке, а где же лошадь?


Еще один объект, лошадь, тоже гниет во дворе хутора.


Ойявер: Я живу в конюшне, значит, лошадь где-то есть. Лошадь привести на второй этаж (там у меня мастерская) немного сложно. Окрестности были заняты под пионерские лагеря. Один эстонский богач Урмас Ырумаа купил эти земли. У него так много недвижимости, что он забыл, наверное, об этой земле. До пионерских лагерей здесь было поместье Кыльцу.
Чтобы быть художником, нужно быть любопытным. Я вспомнил еще очень важную вещь – нужно иметь хорошие башмаки. Нельзя покупать дешевую обувь. Купи дорогие башмаки, и они будут служить тебе хорошей платформой. У тебя будет хорошее самочувствие, будешь иметь хорошую компанию. Это еще Ленин говорил о базисе и надстройке. Надо иметь хорошую базу. Когда есть хорошие башмаки, одежда не так уж важна. Итак, любопытство, башмаки и лодка. Еще иногда надо иметь похмелье. Тогда ты видишь вещи по-другому. Краски меняются. Ты становишься более робким и чувствительным.

Плуцер: Трезвость так же губительна, как свежий воздух.


На ночной презентации в музее современного искусства Таллинна мы разжились 2 бутылочками чилийского.


Ойявер: Да (смеется). Яростная трезвость – это не очень хорошо. Мы с моими студентами проводим исследование, почему люди уходят в открытые пространства, типа поля, и селятся в коробках. Вот у меня во дворе лежат ноги, которые были на Венецианской биеннале, через канал переброшенные. Они немного подгнили, конечно. Я когда их выставлял в своем родном городе, люди начали их ломать. Их, конечно, можно исправить, но мне старыми работами заниматься лень.

Плуцер: Может быть, их собрать и поставить?

Ойявер: Одну зиму они стояли собранные через ручеек. Потом после выставки, когда их сломали, я больше не занимался этими ногами. Один мой друг-художник говорит, что чинить не надо, потому что красота как раз в том, что разрушено. Он хорошо себя в Греции чувствует. Когда что-то рушиться, появляется место для чего-то нового.

Плуцер: Пошли под парусом на твоей яхте в море?

Ойявер: Вообще-то я довольно робкий. Нужно будет сына Сийма позвать. Я с парусом не уверенно себя чувствую.


Потом мы поехали на водопад Кейла-Йоа.


Вода в водопаде была черная. Это рядом с поместьем графа Петра Болконского. Возле поместья есть кладбище, на котором были похоронены Бенкендорфы, Болконские, любимая лошадь Болконского и его личный доктор.


Это здание было построено Бенкендорфом в 1801 году. Петр Болконский был зятем Бенкендорфа.


В 1991 году здание было возвращено Министерству иностранных дел Эстонии, которое купило это здание у эмигрировавшего Болконского в 1930-х годах ХХ века. Вокруг поместья есть сад, в котором насчитывается более 140 видов растений.


Говорят, его скоро будут рестарвировать и делать президенскую резиденцию. Так что пусть в таком виде останется для истории.


Это Ойявер изображает собаку. Ловит корм (жареные килечки) рОтом. Собака вахуэ. Почему, типа, не к ней в пасть оне падают.

Разговор 2. Таллинн

Плуцер: Ну, и как ты себя чувствовал там, между ног?

Ойявер: Я себя прекрасно чувствовал. Это были 1980-е гг. Я работал реставратором недалеко отсюда, в церкви Нигулисте. Я не был женат. Мы с Терья арендовали эту квартиру. В одной комнате мы жили, а в другую я поставил бильярд. Друзья приходили и играли у нас. Сосед был известный эстонский живописец, не помню, как его звали. Он очень злился на меня, потому у нас всегда было очень шумно. Стена по улице Короткая нога работала одно время как открытая галерея. Здесь была выставка и работы художников висели прямо на улице. Я был после армии.

Плуцер: А где и когда ты служил?

Ойявер: В 1985-1987 гг. Сначала в Выборге полгода. Я служил в Морской авиации.

Плуцер: Я тоже служил в Морской авиации, только Северного флота и в 1982 году.

Ойявер: О! (смеется). А я в Балтийском флоте. Тоже на ТУ-16 и ТУ-22? Я был бомбардировщик, между прочим. Я, правда, только обслуживал технику, никогда не летал.

Плуцер: А где ты жил после «между ног».

Ойявер: В Таллине я жил в 14 местах. Я очень много двигался.

Плуцер: Все время в Старом городе?

Ойявер: Нет, в Старом городе я жил в трех местах. Но всегда очень не долго. Я не постоянный жилец.

Плуцер: Давай зайдем куда-нибудь, съедим по супчику и пописаем.

Ойявер: Давай. Это закрытый клуб Noku. В переводе на русский значит «хуй молодого парня». Здесь нормальная кухня. Есть старый открытый клуб Кuku – клуб художников. А для молодежи, молодых художников и писателей сделали Noku. Знаешь, в этом месте я в черном списке. Мой друг, искусствовед, Ханс Йуске, защитил докторскую работу. Сначала мы пошли в Kuku, выпили там немножко... А, нет! Много! там было море самогона. Но это была другая компания. Потом мы пришли в Noku. Здесь было огромное количество молодых людей и девушек. И здесь в зале стоял большой круглый стол. Мы пришли компанией в восемь человек. И за этим столом сидел один человек, между прочим, тоже искусствовед, профессор – Линнар Приймяги. Он, кстати, гей. Нормальный парень. И мы спрашиваем у него: «Линар, а нет ли у тебя места? Мы пришли в ввосьмером!». А он: «Нет!» И я сказал: «Линар, ну что ты! Нас же восемь человек и нам негде сесть!». А он отвечает, что ждет приятеля и этот стол занят. Тогда мы сели около студентов, было жутко тесно. А он сидел посреди зала как царь, один за столом. И вот прошел час, а друг его так и не подошел. Я был немного пьян. И я очень сильно рассердился. Я подошел и перевернул этот огромный тяжелый стол. У него сломались ножки, а пиво с него полетело во все стороны. Бармен вызвал охрану и меня вывели. Я обещал, что починю стол. Но так и не сделал. А вот Индрек. Он на половину владелец яхты. Мы вместе купили ее. Так ты, Алекс, был в морской авиации!


А здесь зато фото на стене лучше видно. Это он же с женой 30 лет назад

Плуцер: Да, мы с тобой олицетворяем настоящее братство советских людей.

Ойявер: А ты служил в Североморске, значит. Там, наверное, было невесело. Холодно очень?

Плуцер: Весело, тепло! Я прочитал смешную историю о человеке, который создал Linux. Он сказал как-то, что все финны, а он - финн, всей душой ненавидят службу в армии, но потом всю оставшуюся жизнь с наслаждением рассказывают армейские истории.

Ойявер: Служба в армии – это одна большая экстремальная ситуация. Кто-то тебе вдруг говорит: «Бери зубную щетку и чисти туалет!»

Плуцер: Ну и как?

Ойявер: Не зубной щеткой, но все же. Сначала я значился как художник, меня заставили рисовать разные плакаты. Я вместо этого спал. Потом мне сказали рисовать хлоркой на бушлатах и бескозырках номера. Я вместо этого спал. Так и попал в черный список. Меня даже били. Сержанты, между прочим. Ночью. Не сильно, но больно. Воспитывали так.


Это мы разговариваем в заброшенном пионерлагере недалеко от хутора.


Плуцер: Невеселая история. А веселые были?

Ойявер: Со мной служил матрос Рябчиков. Он маршировал неправильно: вместе с левой ногой махал левой рукой, а нужно левая нога, правая рука. Понимаешь? (смеется). Но все равно был матросом. Я очень не любил сержанта-литовца. Он страшно выслуживался. Противный очень.

Плуцер: Дрался?

Ойявер: Да, с одним татарином.

Плуцер: За все время службы только с одним???

Ойявер: Нет, больше, конечно. Четыре раза, может быть.

Плуцер: За два года 4 раза?! У нас в день дрались по десять раз. Каждый день, конечно, только первые полгода.

Ойявер: У нас такого не было. В Выборге у нас такого не было, да и в Кенигсберге, где я дослуживал, не было такого. Мне Бажанов говорил, что у них в Кенигсберге там филиал.


А это главное здание брошеного пионерлагеря.


Плуцер: А после армии ты приехал в Таллин?

Ойявер: Да, я приехал в Таллин и сразу поступил на подготовительные курсы в Художественный институт. Сейчас он называется Художественной академией. Работал некоторое время реставратором, каменотесом.


Другой вариант, здесь Ойявер задумчивый.


Плуцер: А еще что делал, кроме службы в армии и реставрации?

Ойявер: Делал рекламу, дизайн интерьера.

Плуцер: А как ты с Терья встретился?

Ойявер: Я встретился с ней после армии. Она была студенткой. Я занимался скульптурой, меня приглашали участвовать в выставках. Я тогда вообще не видел смысла в том, чтобы заканчивать институт. Я пошел работать.
Мы с Терья в бане познакомились. Был обычный банный вечер. Праздновалось чье-то день рождения. У Терья был некрасивый зеленый плащ. Мне ее стало жалко. Мне было около 23 лет.


Терья и мрачный пес Ойявера, который дремлет, когда ему чешут нос.

Плуцер: А что ты еще помнишь, кроме зеленого плаща?

Ойявер: Да голые все были! Я запомнил зленный плащ, потому что она пришла в нем.

Плуцер: Ты что ее сразу без одежды увидел?

Ойявер: Ну, конечно. У нас была смешанная баня.

Плуцер: Ну, и как без одежды?

Ойявер: Хорошо!

Плуцер: Так вы познакомились в одежде или без одежды?

Ойявер: В одежде. А общались дальше без. После этого праздника я предложил ее проводить до дома. Она согласилась. Я как раз жил в Вышгороде. Хозяйка квартиры была госпожа Тиитус. А ее сын был русский православный поп. Он учился в Архангельске. У него было хорошее собрание порнографии. Антоша его звали. Как раз состоялись Олимпийские игры в Москве. Соревнования парусников проходили в Таллинне. В это время в Старом городе вели работы польские реставраторы. У этой госпожи Тиитус тогда силой отобрали ее четырехкомнатную квартиру и дали трехкомнатную. Ей сказали, что дом, где находится ее квартира нуждается в ремонте. Это было как раз перед олимпиадой. Всех жильцов этого дома переселили в новые районы в новые блочные дома. А мы с госпожой Тиитус были последними жильцами, еще не съехавшими. Электричество, воду выключили. Деревянную лестницу сломали. Я помню, как Антоша, служивший в церкви Святого Николая на улице Вене, нанял солдат, чтобы они перевезли его вещи в новую квартиру. И в последний вечер он взял длинный металлический кол и разбил им все фарфоровые предохранители и попортил все электричество в доме. И сказал: «Коммунистам ни хуя не оставлю!» А сейчас в этой квартире находится головной офис Центральной партии Эстонии. Они сейчас властвуют в Таллинне.


А это художница Терья в очках для плавания чистит картошку.


Плуцер: Ты пошел Терья провожать - и что?

Ойявер: Я проводил и у нас в первый вечер был секс.

Плуцер: Подожди-ка! А что до этого-то было?

Ойявер: У нее были большие очки и большой зеленый плащ, как парашют.


Чистит лук и смеется.


Плуцер: Она сняла плащ и что?

Ойявер: Мы хорошо общались танцевали, а потом снова одели эти ужасные одежды и я пошел ее провожать в квартиру попа. (смеется).

Плуцер: А на тебе что было одето?

Ойявер: Наверное, брюки! (смеется).

Плуцер: Да, и еще ботинки, без которых настоящий художник не может жить! И скорее всего ты сидел на лошади, а лошадь стояла в лодке! (смеется).

Плуцер: И вы стали сразу вместе жить? Это была любовь с первого взгляда?

Ойявер: Вообще-то да. Она меня полюбила с первого взгляда. И я тоже.

Плуцер: Такая романтическая история! Особенно баня, поп и порнография. (смеется).

Ойявер: Мы встретились в конце 1979 года, а Сийм родился в 1982 году. А поженились мы в 1980 году.

Плуцер: У вас только один ребенок?

Ойявер: Да, а жаль.

Плуцер: Почему?

Ойявер: Нужно хотя бы два с половиной сына, чтобы народ выжил. Об этом говорит статистика. Если быть точным, нужно родить 2,1 сына. (смеется).

Плуцер: Сейчас Терья что-то грустной кажется. Расстраиваешь ее?

Ойявер: Да, наверное. Она вообще хотела от меня уйти. Когда мы купили дом-конюшню, у нас вроде семейная жизнь пошла на лад. Она любит копаться в земле. Дом большой, есть много пространства. Она сильная личность, ей нужен воздух. Я даже мягче, чем Терья. В квартире ты не можешь уйти, поссать за углом, а в доме все можно.

Плуцер: То есть ты вовремя купил дом?


Это отремонтированная конюшня Ойявера


Ойявер: Да, можно и так сказать. Я сам виноват. Был апатичный, пил много, не хотел ничего знать, искусством не занимался. Был у меня какой-то период меланхолии. Между прочим, после Венецианской биеннале. Когда я был в Венеции, я немного влюбился. Даже не немножко, а сильно. И после этого года три я ничего не мог делать. А Терья требовала, что бы я чем-нибудь занимался. Ремонт делал. Но мне настопиздела эта квартира и через интернет мы с ней нашли эту конюшню, в которой сейчас живем.
На Венецианской биеннале у меня было два объекта. Ноги, перекинутые через канал. А у ног были размещены очень чувствительные микрофоны. И когда гондольеры проплывали между ног и пели, то микрофоны давали эффект сильного эхо. И все смотрели, что там между ног.

Плуцер: Тебя на этот проект подвиг твой опыт жизни «между ног» в Старом городе?

Ойявер: Да, тогда все и началось. (смеется).


Еще один объект Ойяыера. "Киноаппрарат", сделанный из деталей деревенского колодца. И Терья заходит в дверь на заднем плане. Кадры "фильма" - в чугунных рамках.


Вот так выглядят кадры "фильма".


Ну, а потом мы спустились из мастерской на 1 этаж и выпили эстонской водочки, обильно запивая ее эстонским пивом.


Плуцер: Когда шесть лет назад Терья хотела с тобой расстаться, ты не хотел?

Ойявер: Нет. Я хотел быть вместе. Я живу воспоминаниями. Самое лучшее путешествие за всю мою жизнь произошло в 1984 году. Мы ездили в Горно-Алтайск. Сначала мы прилетели в Москву, оттуда в Барнаул, затем в Горно-Алтайск. Там мы взяли лошадей и целый месяц жили в горах. Катались на лошадях. Жили в палатках. Нам дали гида. Природа там потрясающая. Такое путешествие не повторить. Там произошло жуткое несчастье. Лошадь одной девушки сломала обе передние ноги, спускаясь с горы. Наш гид застрелил ее из револьвера, потому что ничего уже нельзя было сделать. У нас в компании были ветеринары из Тарту, из Сельскохозяйственной академии, которые знали, как нужно разделывать лошадь. И мы ее приготовили и съели. Наша компания из 15 человек разделилась на два лагеря. Одни лошадь ели, а другие нет. Я попробовал. Было вкусно. Один из них сказал: «Вы идиоты! Как вы можете есть своего друга?!» Я первый и последний раз тогда ел лошадиное мясо. Это путешествие было самое впечатляющее в моей жизни. Мы съели не всю лошадь, потому что пришел медведь и ее утащил.

Плуцер: Что еще ты ел интересного?

Ойавер: Однажды мы с Яаном Тоомиком попробовали «марку». И пришли на Ратушную площадь. Вся мощеная поверхность площади двигалась волнообразно как море. Мы умирали со смеху. И я про себя думал, как люди могут ходить и не падают. Мы стояли с ним на месте как вкопанные. Мы с Яном абсолютно охуели. Я подумал, что мне срочно надо позвонить. Беру свой мобильный телефон в руку, а он стал таким маленьким, что я не мог нажимать на кнопки, потому что они были совсем малюсенькие.


Еще мы были с Ойявером в одной из лучших галерей Таллинна - VAAL называется.


И познакомились с ее хозяином. Интереснейший человек.


Интервью и фото подготовлено А&Я Плуцер-Сарно для журнала "Частный корреспондент", где был опубликован его фрагмент: http://www.chaskor.ru/p.php?id=353
Бесконечное спасибо - Георгу Пославскому, который познакомил меня с Ойявером и организовал волшебную поездку в Эстонию.